Подножье тьмы - Геннадий Прашкевич

Роальд изумленно моргнул:

– Я подняться не успел, стучат. Впускаю, шмыгаю носом. Два разнополых существа. И у нее, и у него торсы мощные, ноги коротенькие. Синдром Марфана явно их не коснулся, обошел стороной. Крепкие такие здоровячки. Сели на диван, ноги до полу не достают. Сидят, болтают ногами, темные глазенки поблескивают, руками, как дети, сцепились. Я говорю: «Пять минут, ни минуты больше. Сразу выкладывайте все, что знаете. Если речь о судьбе города, пяти минут должно хватить. Известно ведь, чем крупней проблема, тем проще ее решение». Ну, то существо, которое самец, говорит значительно: «Вы правда так думаете?» – Я говорю: – «Конечно.» – Тогда они переглянулись и, ухнув, как в воду прыгнули: – «Вот, дескать, мы вас искали. Именно вас искали. Нам говорили именно про вас, мы и решили искать вас. И нашли! – А глазенки у них при этом блестят, как зимние звезды в сильный мороз. Нехорошо блестят, я это сразу увидел. – Мы никуда не хотели идти, ни в органы, ни в милицию. Мы когда про вас услыхали, сразу поняли – именно вы нам нужны. Вы и ваше бюро. Все вместе. Вот и пришли к вам.» – «А где это вам про меня говорили?» – «На барахолке. Два кавказца вас сильно ругали.»

Роальд перевел дыхание.

– И начали они излагать дело. Самец одно слово скажет, самка – другое. Руки сплели, друг на друга смотрят, глазами блещут – контролируют друг друга. Так получается, объясняют, что в самом центре двухмиллионного города стали пропадать однокомнатные квартиры. Так они выразились. Я поправил. Наверное, поправил, не квартиры, а жильцы этих квартир. Им, по-видимому. такое в голову не приходило, но, подумав, они со мной согласились. Ага, говорят. Не зря мы именно к вам пришли. Вы смысл слов с ходу сечете! И так далее. Как только, объясняют, одинокий несемейный человек покупает в центре однокомнатную квартиру, так в одночасье – раз! – нет этого человека. Исчез, испарился. Присоединился к молчаливому большинству. А на его законном месте суетятся совсем другие, весело делят не принадлежащее им имущество. Уже сто пятнадцать таких квартир, то есть, в точном пересчете, сто пятнадцать исчезнувших душ! Объяснив такое, – сказал Роальд, – нежданные гости снова крепко сплели руки и начали болтать свешивающимися с дивана ножками. Ох, дескать, срочно надо спасать людей!

– Ну, я прикинул, сколько в нашем районе однокомнатных квартир. Много. Приуныл, на гостей смотрю По блеску глаз вижу, с кем дело имею. Спрашиваю: – «Могу помочь?» – «А то! – говорят гордо. Уже на ты переходят. – Еще как можешь!» – «Ладно, – говорю. – Чё делать? Кто виноват? Сколько забили?» – Они смотрят на меня как на дурака: – «Говорят же тебе, сто пятнадцать! Ты только представь себе – сто пятнадцать трупов, сто пятнадцать однокомнатных квартир! Куда ж такое годится?» – Я рукой замахал: – «Верю! Чё делать? Говорите скорей!» Они присмирели, переглянулись и выложили. Значит так, мужик! К десяти вечера, а по-настоящему хорошо бы и к девяти, непременно надо, значит, взять кучу преступников. Внезапно и сразу. Последняя формулировка им так понравилась, что они сами себе в ладошки похлопали. Внезапно и сразу! Я, понятно, сказал: – «Нет проблем. Накроем. Может даже к девяти. Внезапно и сразу. У меня правда грипп, но, думаю, к девяти возьмем. Если надо, то чё не взять? Ведь не игрушки, я понимаю. Вы в правильное место пришли.» А они радуются. Вот точно, говорят, как кавказцы начали тебя ругать, нас как ударило. Сразу поняли – к тебе надо идти, ни к кому другому. Это точно, поддакиваю, не прогадали. Называйте имена, адреса, явки. Всех брать будем. Они и назвали!

Роальд удивленно пожал плечами:

– Оказывается, к десяти вечера, а лучше к девяти, взять надо было мэра, жену мэра, подруг жены мэра и всех мужей всех подруг жены мэра. Ни хрена, говорю, это ж сколько возиться придется!? Гости сразу посмурнели, нахмурились, глазами по мне бегают, ощупывают. Ладно, ладно, иду на попятный, подруг мэра не жалко. Всех возьмем. И мэра возьмем. Только вот… Но они и слышать не хотят никаких рассуждений, расцепились, ручками замахали: – «Немедленно начинай! Ты чё? Самое позднее, к десяти!» И сурово так улыбаются. А мне, конечно, не хватало еще при насморке двух карликов по бюро гонять. Я на них смотрю и тоже как можно суровей спрашиваю: – «Это хорошо, что вы ко мне пришли. Это хорошо, что вы меня выбрали. Я борюсь с нарушениями законности беспощадно. Мне все одно – бомж или мэр, и тому и другому дам по рогам, коли решили не уважать законность. А тут, сами ведь говорите, сто пятнадцать нарушений! Да мы только за одно всех подруг пересажаем, но нужен нам хоть один…» – Они так и уставились на меня: – «Чё? Чё?…» – «Как, говорю, чё? Нужен хоть один труп! Хоть один из ста пятнадцати!»

– Новость эта их сразила, – сказал Роальд, – наповал сразила. Они все обдумали, кроме такого пустяка. Подумаешь, сто пятнадцать трупов! Ну, я на эту слабинку и стал давить. Вот, говорю, здорово, что вы именно ко мне пришли. Я вас сейчас запишу в особую тетрадку, а потом, может, получите орден. Будете по очереди носить. За борьбу с мафией! Если одного из вас мафия уничтожит, тогда второй может носить тот орден постоянно. И проблем никаких, говорю, сейчас позвоню сотрудникам – всех подруг возьмем. Только труп, говорю, труп нужен! – «А будет труп, – говорит один из гостей, самка, кажется. И задумчиво на меня смотрит. – Будет, будет тебе труп!» Я, понятно, снова в обход. Забыл, говорю, забыл про одну новую поправку к законам. Вышла, объясняю, одна новая поправка к законам. Госдума ж у нас не зря, Госдума у нас сильно работает. Нынче всех можно брать, ежели кто крупное замышляет. Если, скажем, трупов насчитывается сто пятнадцать, а в наличии нет ни одного, все равно подлых убийц можно брать сразу, потому что сто пятнадцать трупов это дело большое, а за большое, известно, можно и без трупов брать. Конечно, эффектней было бы взять каждую подругу с ножом в руке, но зачем? Не таскать же нам самим трупы? У меня так, например, даже грипп. Хорошо я так сказал, самому понравилось. И гостям понравилось. Опять сцепились короткими ручками, короткими ножками болтают. Я на них глянул, посуровел, сурово говорю: все, хватит! Убедили меня, дело серьезное. Будем брать сук и бандитов, плевать, чьи они друзья и подруги. Прямо сейчас брать будем. Даже прикрикнул на гостей – подтянитесь! Прямо сейчас брать пойдете. Вызову охранение, с ним и пойдете по адресам. Адресами-то запаслись? – Гости мне счастливо покивали. Понятно, я поднял трубку и звоню своему приятелю – главному психиатру области. Привет, дескать, старик! Имя не называю, все по дружески, все на короткой ноге. Старик, говорю, ты дома? Вот хорошо! Сейчас к тебе ребята подойдут, двое хороших ребят. У них интересные идеи, это по твоей части. И дело важное. Ты же знаешь, сказал я ему, я бы не послал к тебе людей, не будь столь важного дела. Это для меня, старик! Лично для меня. И, не мешкая, повесил трубку.

– А через час… – серые ледяные глаза Роальда пронзительно вспыхнули, Шурик редко видел его таким. – А через час у меня завизжал звонок. Именно завизжал. Аппарат запрыгал от визга. Твою мать! – стал орать на меня психиатр. Что ты сделал с моими любимыми пациентами? Несколько лет я лепил из них нормальных людей. Вот вылепил, отпустил на свободу, а они… Как они к тебе попали? Что ты им обещал?

Роальд тяжело вздохнул.

– Я ему ответил: смирись, гордый человек! Где-то ты просчитался.

Врач благосклонно кивнул:

– Кажется, ты не кончишь в психушке, Роальд. Главное для человека, вовремя выговориться. Сегодня ты выговорился на год вперед.

– Я сам так чувствую.

– Так вот, Роальд… Много ли на твоей памяти преступлений, тщательно обдуманных и совершенных женщинами?

– На моей памяти? Честно говоря, сразу ничего такого в голову не приходит.

– И не придет. Женщины совершают преступления только в шоке. За редчайшими исключениями. А если женщины убивают, то, как правило. только своих мужей. И ничего с этим не поделать. По самой своей природе женщина чисто психологически способна лишь на одно преступление – на проституцию. Если, конечно, считать проституцию преступлением.

Он торжествующе ткнул длинным пальцем в грудь Роальда:

– Для женщины важнее всего мотив. Главный мотив для нее – акт отчаяния, крайняя мера протеста после долгих, действительно долгих унижений. Понятно, что чаще всего под рукой в такие минуты оказывается муж.

Он задумался.

– Я это к тому, Роальд, что даже отчаявшаяся женщина не поднимет руку на ребенка, даже на чужого. Готов держать пари, если погибший на улице пацан и второй, потерявшийся, как-то связаны с цепочкой похищений, то косвенно, по касательной. Скорее всего, в тот момент дети находились уже вне внимания похитительницы.

Роальд не успел ответить.

Ударом ноги отворив дверь, в уютный сумеречный зал гостиничного кафе ввалился главный редактор газеты «Шанс-2» – господин демократ Иваньков, по имени Сергей Иваныч.