Хозяин - В. Коростелев

– Так у вас и топится, – заявил белобрысый пацан. – Ваша жена с утра к нам за дровами приходила.

– Да? Надо же, совсем заработался на пользу опчества, – озадаченно сказал Ефимыч.

И тут я забыл про присутствующих – по улице, с распущенной гривой волос, стелящейся по ветру, раскрасневшаяся, летела моя красуля. Ух ты… Как я ее прижал к себе!

– Степа, Степчик мой, живой вернулся, а я, как вы уехали, ночами спала плохо, думала, как ты там в этом Проклятом Полисе, не поранили ли тебя, не убили ли, – бормотала она, уткнувшись мне в плечо.

– Ну ладно, разревелась, видишь, все хорошо, – урезонивал ее Ефимыч и вдруг как рявкнет:

– Баста! Хватит! Девка-баба, мужики с дороги, голодные, немытые, а она в слезы, а ну быстро матери помогать. Стол собирайте, чистую одежду готовьте…

Настена виновато улыбнулась, крепко поцеловала меня в губы и, взметнув распущенными волосами, побежала во двор к матери.

– А ты, мил-человек, кто будешь? – спросил староста у сапера.

Тот невразумительно замычал. Смена среды обитания его явно ошеломила, и он всю дорогу вел себя довольно странно. То мечтательно смотрел вдаль, то бормотал что-то себе под нос, поэтому за него ответил я:

– Сапер он. Помнишь, Ефимыч, ты, когда говорил об оружии в хранилище, о минах упоминал? Так вот, он специалист по их установке.

– Ну ладно, все, все, пошли в баню, потом доскажешь.

Видимо, сапер никогда не мылся в деревенской бане и начал процедуру с ополаскивания тела в горячей воде, круто намыливаясь и смывая грязь. Впрочем, все правильно, до прогревания тела на полоке, он еще не созрел и после второй подачи воды на раскаленные камни печи с визгом выскочил в предбанник.

– Как бы самим лишних не подцепить, – озабоченно пробормотал Ефимыч, имея в виду живность, дождем сыпавшуюся с нашего друга в процессе мойки.

– Ничего, он сейчас в предбанничке посидит, а когда мы попаримся, домоется, – сказал я, но украдкой все же оглядел себя, негоже к молодой жене, да с чужими вшами лезть.

Юра с Митькой помалкивали, обмениваясь незначительными фразами и не встревая в начинавшийся серьезный разговор.

– Ну, рассказывай, Степ, как съездили и кого ждать нам в гости на этот раз.

Я обстоятельно поведал тестю о нашей поездке и предложил схему наших действий:

– В первую очередь, Ефимыч, надо к хранилищу ехать, но я слышал там дороги нет, топь сплошная?

– Дорога есть, но мы по ней не ездили, опасались совхозных, она как раз проходит через их земли, поэтому провели только разведку, прошли в обход с запада, через топь, чуть не перетопли.

– А как вы обнаружили схрон?

– Ну как, просто у твоего отца глаз приметливый, и, увидев эту горушку, он заметил, что большие деревья на ней не приживаются, так, пара сосенок кривых стояла. Вот он и подумал проверить, может, там и не скальная порода, ведь сроду в тех местах скал не было. Кое-как добрались, уж костерили мужики его, болотную грязь хлебая. Зато, когда ковырнули землю на полметра, обнаружился бетонный короб, затем, тихо, не спеша нашли вход. Вот там пришлось повозиться, хорошо, что твой отец в минном деле разбирался, вытащил десяток, расчищая проход. Ну а потом ворота, это вообще сказка, двери стальные толщиной сантиметров в десять, да еще заперты изнутри были.

Пришлось одну противопехотную обезвреженную мину обратно настраивать и подрывать дверь.

– А далеко это от нашего дома, если напрямки, через село идти?

– Да дня четыре от села идти, на юго-запад, аккурат в сторону Степного, на лошадях и с телегами пустыми туда, может, и за три доберемся.

– Ну ладно, давай домываться, и за стол.

Ребята от еды отказались. Взяли перекусить с собой. Запрягли в телегу соловую и в Степаново к своим женушкам подались. Мы с Ефимычем пообещали быть завтра после обеда в селе, благо в рейд идти будет по пути. А потом у нас был вкусный ужин с домашними пирогами, копченым окороком, квашеной капустой, молодой редиской, ну и, естественно, горячей, рассыпчатой картошкой. Приняли, как полагается, по полкружечки первача, и Сапер изрек:

– И чего мы все, придурки, в Полисе забыли? – видимо, не понял пока, что крестьянствовать тоже несладко, а может, и понял, только уж очень его жизнь поменялась, и все воспринимается пока в «розовых тонах».

А потом я с моей ладушкой, все ускоряя шаг, направился к своему дому. А впереди нас ждала ночь, и я все не мог насытиться любовью и запахом влажного, такого родного тела. И свет тускнеющего светильника, и стрекотание сверчка за печкой оставили след счастья на всю жизнь…

Утром я проснулся от ласкового прикосновения ее руки. Настя улыбалась и, дурачась, щекотала меня, а я взвизгивал, подыгрывая, и игра опять опрокинула нас в постель…

– Вставай, Степа, – ласково позвала она, подавая на стол завтрак. Так, а что, кстати, там, в смысле покушать? У-у… яишня с салом! Пироги матушкины разогрела, сметана, молоко. Вкуснотищааа! А про подарок-то я забыл совсем! Выскочил в сени и, вернувшись, говорю:

– Вот, Настена, тебе из Полиса гостинец, – и протянул деревянную резную шкатулку. Настя открыла ее, взглянула в зеркало внутри, и тут в избе полились звуки музыки. Полонез Огинского называется мелодия, это мне Юра объяснил. Щемящие звуки полонеза, затопившие маленькую горницу, напомнили мне о том, что сейчас я опять расстанусь со своей женщиной.

Сказал, наверное, жалко улыбаясь:

– Ты, когда соскучишься обо мне, слушай эту музыку.

Ну, вот опять мы в пути, пять повозок двигаются цепочкой по бездорожью, в каждой повозке по вознице, дорогу прокладывает Ефимыч, за ним Юра, следом хуторские Петро и Костя Рябой, замыкаю обоз я со стариком Сапером в компании. После нашествия леммингов земля выглядит безжизненной, только молодая трава создает зеленый фон местности, прорезанной кое-где оврагами, да в небе, залитом ярким солнечным светом, парит одинокий ястреб. Встречный теплый ветер обдувает наши лица. Опустив вожжи, я расслабленно поглядываю по сторонам, голова занята мыслями о доме и о защите родного очага от городских разбойников. За старшего в обороне оставлен Митька. Сейчас он направился за реку, со стороны хутора, присмотреть место и помочь охотникам в установке ловушек. Для прикрытия хутора с северо-запада по всем направлениям, откуда можно ожидать противника, посланы охотники, знающие местность, как собственный двор. Думаю, люди Паука не пойдут нахрапом на хутор, так что следует ожидать предварительной разведки, а вот она и послужит сигналом к полной боевой готовности. К этому времени мы обязаны освоить новое вооружение и подготовиться к приему «гостей».

Внезапно в небе появились две точки, быстро увеличившиеся в размерах, вот это птички! Очередной сюрприз преподносит юго-запад. Заметив обоз, птицы целеустремленно направились в нашу сторону. Громадная птаха с ходу пикировала на передовую повозку, другая делала разворот, заходя в тыл обоза. «Хорошая тактика», – передергивая затвор автомата, успел подумать я и сразу же выпустил короткую очередь в летящую тварь. Следом загрохотали выстрелы с других повозок, но вроде пока не причинили птицам особого вреда, а только отогнали. Летучие твари, сделав разворот, описывали широкие круги вокруг обоза, так что достать их из автоматов было не вполне реально. Все же чувствовалось, попали мы в них, вон одна крыльями усиленно машет, кренит ее к земле.

Тут я вспомнил про винторез, отнятый у придорожных бандитов (почему-то я его захватил с собой, а не старую, добрую «тулку»).

Этот должен достать. Так, вот и патрончики с разрывными пулями, предусмотрительно прикупленные в Полисе, пригодились. Я тщательно прицелился, и тут птицы опять пошли на нас. Вторая атака! Выстрел, осечка, еще осечка, вот что значит патроны старье. Второй выстрел угодил в летящую тварь, и она камнем рухнула, чуть не перевернув ударом крыла передовую телегу. Вторая птица пошла на разворот, но следующим выстрелом я попал в нее, и она медленно спланировала на пригорок далеко по ходу движения обоза.

Птичка была еще та… Распластавшиеся крылья убитой твари уложились в девять моих шагов, нос длинный, острый, с мелкими зубами в клюве, оперение серо-черного цвета, где каждое перо оказалось необычно прочным (клинок не пробивал покров, пробовали), поэтому и обычные пули почти не доставали до тела. Да, такие птички могли доставить неприятности, но с людьми, кажется, еще не были знакомы, поэтому и напали столь нагло.

Вторая птица оказалась еще живой и яростно шипела, щелкала клювом, когда мы ее осматривали (впрочем, не очень приближаясь)…

Добил я ее, не пожалев последний бронебойный патрон.

На ночь остановились в распадке между двумя холмами. Ярко и высоко светил костер в безветренное небо. Воздух казался сегодня особенно прозрачным, и звезды от этого выглядели очень большими. На костре разогревались ломти копченой кабанятины, а в подвешенном на рогульках котелке медленно вскипал чай. Ефимыч, упершись взглядом в костер, о чем-то размышлял, Юра с Сапером обсуждали достоинства и недостатки каких-то взрывчатых веществ, а Костя с Петром свои домашние заботы. Из степи доносился голодный вой одинокого волка, и чего его понесло в степь, особенно сейчас, после леммингового нашествия, все равно живности нет ни черта. Хотя, может, найдет наших подбитых птичек.