Отсюда и в вечность - Джеймс Джонс

На попутном грузовике он добрался до казармы и улегся спать.

Наступил день выдачи денежного довольствия. Прю в последний раз получил деньги за прежнюю работу, деньги, на которые предполагал устроить Виолетту в Вахиаве, где намеревался начать новую жизнь. Он проиграл их все за игорным столом О’Хейера за пятнадцать минут. У него не осталось даже на бутылку виски. Это был великолепный жест, и его огромные ставки вызвали настоящий фурор.

КНИГА ВТОРАЯ

Рота

Глава девятая

На Гавайских островах наступлению зимы всегда предшествует дождливый сезон. В зимние месяцы года небо здесь бывает чуть более пасмурное, не такое ясное и лазурное, как летом, и солнце светит не так ослепительно. Зима на Гавайях похожа на сентябрь в Штатах. Температура воздуха держится высокая, и на огромном плоскогорье с ананасовыми плантациями, где размещались Скофилдские казармы, даже зимой не наступало прохлады.

На Гавайях никто не может пожаловаться на холод, но здесь вы никогда не встретите и осенних запахов персимона в октябре, никогда не почувствуете теплого дыхания весны и ежегодного пробуждения жизни. Единственное время года, когда наступает какая-то перемена в окружающем вас мире, — это наступление дождливого сезона. Все те, кто скучают по зиме, встречают ее радостно, за исключением, разумеется, туристов.

Дождливый сезон наступает не сразу. Февраль обычно посылает гавайцам один-два небольших дождичка, и от них уже веет прохладой; эти дожди напоминают о том, что совсем скоро воды будет вволю отпущено высохшей земле. Напитав почву влагой, февральские дожди прекращаются так же внезапно, как и начинаются. Палящие лучи солнца снова жадно набрасываются на землю и иссушают ее. О прошедшем дожде говорят только засохшие и потрескавшиеся отпечатки тупоносых солдатских ботинок на когда-то жирной, а теперь окаменевшей грязи.

В начале марта дожди идут дольше, а перерывы между ними становятся короче, потом дожди начинают идти без всяких перерывов, не прекращаясь ни на час. Земля жадно поглощает влагу. Если человеку, настрадавшемуся в пустыне от жажды, дать воды, он будет пить больше, чем может принять ого организм, и тогда у него открывается рвота. Так же и земля не в состоянии впитать всю обрушившуюся на нее воду, и она растекается но улицам, по склонам гор и возвышенностей, бежит вдоль ущелий, превращается в бурные и стремительные реки.

В дождливый период двери Скофилдских казарм почти не открывались. Занятия в поле прекратились, солдаты сидели в комнатах отдыха и слушали лекции о различных видах оружия, тренировались в наведении на цель оружия, установленного на крытых верандах, или в плавном нажатии на спусковой крючок. Занятия эти были скучными, но сознание того, что на улице непрестанно льет дождь, а ты в это время находишься под крышей, несколько утешало.

Теперь возле каждой койки на стенах казармы висели дождевые плащи, валявшиеся до этого на самом дне в солдатских вещевых мешках. Плащи были двух видов: прорезиненные, которые впитывали воду, как промокательная бумага, и клеенчатые, блестящие, типа макинтош, не пропускавшие ни воды, ни воздуха. В таком плаще человек моментально взмокал, но не от дождя, а от пота. В те редкие вечера, когда дождь на время прекращался, нетерпеливые солдаты отправлялись в город в этих плащах, прозванных полевыми накидками.

В это дождливое время под крышу над боксерским рингом позади старой гарнизонной церкви продолжали со всех сторон стекаться группы солдат. Люди несли с собой одеяла, чтобы постелить их на холодные бетонные ступеньки или чтобы накинуть на себя, если станет холодно. Некоторые приносили с собой бутылку виски или еще чего-нибудь горячительного, если, конечно, удавалось усыпить бдительность блюстителей порядка из военной полиции. Здесь, под крышей скофилдского боксерского ринга, на какие-то мгновения в людях оживали воспоминания о разбросанных по всей стране там, на континенте, маленьких городах с обязательными для каждой школы небольшими спортивными командами и об осенних яблоках.

Хотя в течение второй недели марта на скофилдском ринге должны были произойти еще три встречи боксеров, исход чемпионата по боксу в дивизии был предрешен. «Медвежата» Дайнэмайта Холмса набрали на тридцать очков меньше, чем боксеры двадцать седьмого пехотного полка, и наверстать упущенное они уже никак не могли за оставшиеся три встречи. Приз — большой золотой ринг с золотыми боксерами на нем — смяли с почетного пьедестала в нише и приготовили для вручения победителю после окончания спортивного сезона.

Дайнэмайта видели бродящим по гарнизону с опущенными плечами и перекошенными от гнева бровями. Ходили слухи, что его понизят в должности и отстранят от руководства боксом. Помимо всего прочего впервые за несколько лет в седьмой роте в течение одного месяца состоялось два заседания военного трибунала и двух солдат отправили в гарнизонную тюрьму.

Для зрителей, сидевших в огромном котловане спортзала, огражденного зубчатыми бетонированными стенами, было в общем-то безразлично, кто дерется на ринге и кто выйдет победителем. Им хотелось лишь почувствовать возбуждение в связи с предстоящей дракой, вспомнить юность, родной городок, товарищей по школьной спортивной команде. Мальчишки, боксеры и футболисты, дрались тогда с таким самозабвением, будто от исхода состязания зависела вся жизнь на земле. Дрались исступленно, несмотря на попытки тренеров охладить их пыл, а оказавшись побежденными, могли расплакаться, как малые дети, и при этом удивлялись, почему тренеры не разделяют их переживаний.

Полк, конечно, не переживал поражение так болезненно, как переживал его Дайнэмайт. Внимание людей быстро переключалось с одного действия на другое, и разочарование в связи с поражением длилось ровно столько времени, сколько требовалось на возвращение с матча в казармы, где можно было сразу же приняться за игру в кости. День получки был намного ближе, чем следующий спортивный сезон. Интерес к проблемам бокса вскоре пропал. К тому же ходили упорные слухи, что в доброй половине публичных домов между Ривер-стрит и авеню Нуанна появились новые, недавно привезенные девочки.

Но если честь полка никого так не трогала, как Дайнэмайта, то он-то уж пекся о ней изо всех сил. После беседы с полковником Делбертом он сразу же начал составлять планы состязаний на следующий год, который должен был принести победу полку, чего бы это не стоило. «Мы вернем золотой ринг любой ценой», — заявил Дайнэмайт и, еще до того как состоялась последняя встреча боксеров, начал собирать, силы и готовиться к боям на ринге в будущем году.

Милт Уорден стоял в коридоре в проеме дверей, когда будто из-под земли появился Холмс с проектом письма о переводе повара Старка с форта Камехамеха. В этот день шел сильный, не прекращавшийся ни на минуту дождь. Уорден видел, как его командир, подняв воротник своего шитого на заказ пальто с поясом, не обращая внимания на хлюпающую под ногами грязь и сплошную завесу серебристого дождя, широкими шагами пересекал прямоугольник двора. Его модное пальто намокло и обвисло и все-таки выглядело элегантно. К стыду своему, Уорден отметил, что он уже но испытывает в своем сердце привычного трепета перед командиром. Что-то подсказывало Уордену, что это не обычный визит командира с целью убедиться, что в казарме все идет своим чередом. Уорден почувствовал неладное и насторожился.

— Кривоногий черт, — тихо буркнул он и, повернувшись спиной к приближавшемуся капитану, с независимым видом юркнул в помещение канцелярии.

— Я хочу оформить это сейчас же, — сказал Холмс, войдя в ротную канцелярию и доставая из промокшего пальто какие-то бумаги. — А где Маззиоли?

— В полковом отделении кадров, — с индифферентным видом ответил Уорден. — Утром сержант О’Беннон вызвал туда всех писарей.

— Тогда займитесь этим сами, — сказал Холмс, передавая Уордену бумаги. — Нужна виза и хорошая служебная характеристика. Этот Старк служил со мной в Блиссе, и я уже говорил о нем с полковником Делбертом. Он написал в штаб и попросил решить этот вопрос побыстрее.

Холмс снял свою кавалерийскую шляпу и сильным взмахом стряхнул на пол скопившуюся на ней воду.

— Промокла, черт возьми, — раздраженно проворчал он. — Старк очень хороший солдат. Я всегда стараюсь сделать все, что могу, для своих старых сослуживцев.

— Слушаюсь, сэр, — ответил Уорден, продолжая читать документы.

— Нужно отправить это сегодня же, — сказал Холмс более веселым тоном. — Впрочем, я подожду и отправлю все сам. К тому же мне нужно поговорить с вами еще кое о чем. У нас ведь есть вакантные должности рядовых первого класса?

— Да, сэр, — ответил Уорден, продолжая читать документы.