Горькая услада - Оливия Уэдсли

— За здоровье самой прекрасной из Россмитов, которая только сегодня вернулась домой.

А в это время «самая прекрасная из Россмитов» чувствовала себя невероятно одинокой и покинутой. Спальня, в которую она вошла, показалась ей, привыкшей к маленьким, уютным спальням отелей, настоящей темницей. Стены комнаты были обиты панелями из темного дуба; посредине стояла огромная кровать с четырьмя колоннами и пологом из венецианского шелка, на котором золотом были вышиты лилии, поблекшие от времени; к кровати вели три ступеньки; дубовый пол не покрыт ничем; миска и кувшин из толстого хрусталя, туалетный столик итальянской работы пятнадцатого века и над ним длинное тусклое зеркало в серебряной раме — дополняли обстановку. Окно, глубоко вделанное в стену, было плотно закрыто.

Сильвия с трудом открыла его, и тотчас же в комнату ворвался легкий, очень мягкий и теплый ветерок, напоенный запахом моря.

— Ах, как хорошо! — прошептала Сильвия, выглянув из окна.

Внизу, омытый дождем, благоухал парк. Девушка разглядела кусты роз и какое-то дерево, покрытое цветами. Она не оглушала так остро своего одиночества, когда ветер приносил ей аромат и свежесть моря.

Она легла в постель лицом к окну и скоро заснула крепким сном.

На другое утро ее разбудила миссис Терри, которая принесла горячую воду и добавила, что более горячей нигде не сыщешь, так как торф отсырел и никак не разгорался. Но, хвала святым, куры уже несутся, и Терри принесет вам свеженьких яиц к завтраку, а кроме того, сегодня очень хорошая погода, солнце сияет вовсю.

У миссис Терри было лицо Бабы Яги, она была очень мала ростом и невероятно болтлива, за что добрые друзья и муж прозвали ее «Сикс-фут». Терри, иногда возвращаясь подвыпивши, кричал издалека: «Эй, Сикс-фут, где ты?» — что неизменно вызывало мрачное выражение на лице миссис Терри. Она вставала с кровати и спускалась в вестибюль, где встречала своего чересчур разошедшегося супруга целым потоком вкрадчивых, но весьма грозных речей, которые оказывали на него магическое действие: он сразу замолкал и принимал смиренный вид.

В дверях миссис Терри остановилась и внимательно посмотрела на Сильвию.

— Действительно, вы прекрасны, как только что распустившийся цветок, — сказала она. — Терри говорил мне это, но разве тонко чувствующая женщина может доверять словам мужчины? Я, конечно, не поверила ему и решила, что надо убедиться самой. Но сейчас я отыщу его и скажу ему, что он прав.

Она вышла и прикрыла за собой дверь, но минуту спустя снова заглянула в комнату и таинственным шепотом сообщила:

— Завтрак будет готов, как только вы встанете. Как только окликните меня и подадите первый знак, я начну взбивать яйца.

Несмотря на то, что Сильвия «подала первый знак» минут за десять до того, как сошла вниз, и несмотря на то, что миссис Терри весьма ревностно ответила, что завтрак уже ждет ее, а чай будет готов через мгновение — прошло не меньше получаса прежде, чем миссис Терри принесла его.

Хотя она и уверяла, что чай вкусен только тогда, когда его варят не дольше «одной минуточки», — чай перестоял, а яйца были не доварены. Сильвия позавтракала хлебом с повидлом, выпила молока и пошла в парк.

Она долго любовалась замком, мрачная громада которого резко выделялась на серебристо-голубом небе; темный плющ увивал крепкие, старые стены: кое-где уже распустились розы.

Вся эта необычайная красота захватила Сильвию; в эту минуту она пожалела, что этот замок не принадлежит ее отцу — тогда бы она чувствовала себя здесь гораздо лучше и менее одинокой. Часы тянулись медленно и однообразно. Килдер, по-видимому, уехал; Сильвия не видела его целый день. В сумерки она забралась на широкий подоконник и попробовала читать. Однако никак не могла сосредоточиться. Ее охватил страх, вызванный не одиночеством и бедностью, а мыслями о будущем: она почувствовала, что сойдет с ума, если принуждена будет остаться здесь. Нет, так жить нельзя…

Ей казалось, что то время, которое она провела с Родди, только снилось ей, как и вся ее прежняя жизнь; прошлое, такое радостное и светлое, казалось совершенно нереальным. Как быстро и легко проходили те счастливые дни. Она почти не замечала тогда течения времени.

А сегодняшний день был такой длинный и унылый.

«Я просто слишком устала, — в отчаянии твердила Сильвия. — По-видимому, это реакция после всего того, что случилось. Мне ведь некуда уйти отсюда — что толку думать об этом. Я должна взять себя в руки… должна… должна».

С этой мыслью она легла спать, ухватившись за нее, как утопающий за соломинку. Но следующий день прошел так же бесцельно и пусто, и к вечеру ее снова охватила та же глубокая подавленность.

За весь день никто не пришел. Сильвия поговорила немного с миссис Терри; попробовала заговорить с некоторыми служащими и арендаторами, но они, несмотря на свойственное ирландцам добродушие, отнеслись к ней очень недружелюбно, так как терпеть не могли хозяина поместья: он весьма мало заботился о них, и им приходилось жить в нищете, потому что Россмит постоянно требовал с них денег.

Так прошла неделя, полная отчаяния и невыносимого одиночества; за это время Сильвия получила открытку от Килдера из Дублина, куда его вызвали из-за болезни какого-то родственника. По утрам Сильвия получала такой же невкусный чай и скверно приготовленную пищу. В конце недели начался дождь и серой пеленой покрыл все вокруг. Каменные полы в замке покрылись плесенью, все в комнатах отсырело, и в воздухе носился запах тления.

«Это похоже на тюрьму, а я — пленница», — устало подумала Сильвия.

Один из таких дождливых, мрачных дней склонялся к вечеру, тогда в замок приехал Россмит.

Сильвия, сидя в библиотеке, услыхала грубый голос, донесшийся из вестибюля:

— Терри! Где же ты, черт возьми? Живо иди сюда!

Она услыхала торопливые шаги Терри и его задыхающийся голос:

— Да ведь это милорд!

И в ответ снова резкий, неприятный голос, почти крик:

— Принеси мне бутылку коньяку «45». Этот дом похож на кладбище, здесь прямо можно подохнуть! Где Килдер?

— Поехал в Килбури на похороны своего шурина. Он умер и не оставил ни пенни, так что даже на похороны денег не было, не то что на поминки, — ответил Терри.

— Вот негодяй! — послышалось в ответ. — Ну-ка, Терри, тащи коньяк, марш отсюда!

Сильвия вышла из библиотеки и остановилась на пороге большой залы.

Перед огромным большим камином с выступом, украшенным высеченными на камне фигурами, широко расставив ноги и засунув руки в карманы пиджака, стоял рыжеволосый человек с неприятным, злым лицом.