Великий антракт - Александр Широкорад

Однако союзники боялись прихода к власти белого диктатора и воссоздания «единой и неделимой» куда больше, чем Ленина и Троцкого. В результате политика Антанты напоминала действия шизофреника. С одной стороны, она поддерживала белых, а с другой – националистов всех мастей – грузинских, украинских, польских, финских, эстонских и т. д. Европейцам не был понятен менталитет русского человека, от мужика до князя, который, увидев, как ляхи и чухонцы идут на Русь, сам пойдет под знамена не то что Левы Троцкого, но и Стеньки Разина.

5 октября 1919 г. союзная эскадра в составе трех крейсеров и восьми больших эсминцев открыла огонь по Усть-Двинску – стратегически важному предместью Риги, занятому Западной добрармией. Затем корабли союзников бомбардировали занимаемые аваловцами предместья Риги Торенсберг и Гагенсберг. Русско-германская артиллерия отвечала. Общие повреждения кораблей союзников англичане до сих пор не сообщили, известно лишь, что 17 октября крейсер «Дракон» получил попадание снаряда, убившего 9 и ранившего 4 моряков.

В конце концов Бермонт решил вывести свои части из зоны обстрела корабельной артиллерии. Левое крыло русско-германской армии было отведено на хорошо оборудованные Олайские позиции.

Следует заметить, что и артиллерия Западной армии нанесла серьезные повреждения судам Антанты. Об этом красноречиво свидетельствуют многочисленные могилы британских и французских моряков в Риге. Теперь «незалежные» власти чуть ли не ежегодно устраивают торжества у этих могил с приглашением представителей флотов Англии и Франции. Однако население Риги понятия не имеет, кто стрелял в антантовцев и в кого они стреляли. Британский адмирал, приехавший в честь очередного поминовения убитых, сделал доклад о событиях октября 1919 г. для узкого круга латышских политиков. Историк Ю.Ю. Мелконов попытался получить в британском посольстве стенограмму выступления адмирала, но ему отказали без указания мотива.

После отхода аваловцев от Риги серьезных боев не было. Русско-германская Западная армия медленно продвигалась в Курземе. 22 октября она захватила Сяды (Салдус), 30 октября – Тальсен (Талси) и Цабельн (Сабиле), 9 ноября – Гольдинген (Кулдигу). 4 и 14 ноября части майора Плеве предприняли атаки в районе Либавы, но были отброшены огнем орудий с британских кораблей.

Сразу после начала наступления аваловцев на Ригу Ульманис послал своих эмиссаров в Варшаву за помощью. Пилсудский обещал помочь, но взамен потребовал Либавский порт и Латгалию. В итоге стороны не сошлись в цене, и Польша сохранила нейтралитет в курляндской оперетте.

Шантаж Антанты заставил германское правительство не только прекратить военные и торговые связи с Бермонтом, но и потребовать от него увести свои войска из Курляндии. Рафаилыч подчинился и начал отход.

Казалось бы, все, конец кровопролитию, русские и немцы без боя хотят уйти в Германию. Но великие латышские стратеги только вошли во вкус. И вот 21 ноября в 5 часов утра латышская артиллерия начала с трех сторон обстрел Митавы. От попадания снаряда возник пожар в старинном замке Бирона, горели гимназия и реальное училище. Всего за час артобстрела в городе вспыхнуло до сорока пожаров.

Как писал Н. Бережанский: «Пожар митавского замка Бирона продолжался трое суток, и замок выгорел дотла, к огромной радости латышей, исторически ненавидевших этот замок.

Митавский замок был построен великим Растрелли, в момент возведения Эрнеста Иоганна Бирона, находившегося тогда в зените своей славы при дворе Анны Иоанновны, в Курляндские герцоги (1737)»[33].

Позже латвийские националистические и коммунистические историки будут в унисон обвинять в гибели творения Растрелли… немцев. В книге «Латвия на грани эпох» говорится: «Отступая, бермонтовские «культуртрегеры» сожгли Елгавский дворец, здание Петровской академии, ряд других значительных сооружений»[34].

Однако пожар Митавского замка показался Ульманису недостаточно эффектным финалом оперетты, и он 25 ноября объявил войну… Германии. Ряд рижских газет вышли с заголовками: «На Берлин». Конечно, Ульманис прекрасно знал возможности своего воинства, но ему так хотелось получить «бабки», пардон, репарации. Однако англичане обалдели от такой наглости «прибалтийского Наполеона» и резко цыкнули. В итоге 1 декабря 1919 г. Ульманис объявил о перемирии и «прекращении войны с Германией».

Правда, 2 декабря латыши все-таки попытались атаковать отходивших аваловцев, но 3 декабря германские войска – егерский батальон и 2-й и 3-й пехотные полки – изрядно накостыляли противнику под Окмянами.

В начале декабря 1919 г. около 20 тыс. русских и немцев аваловской армии спокойно перешли германскую границу и были интернированы в Восточной Пруссии в лагере Альпенгробен.

Любопытно, что многие аваловские офицеры – Фрич, Гудериан, Кюхлер, Клейст, Рабенау, Сикет фон Арним, Штильпнагель, Заломон и другие – стали впоследствии известными военачальниками Третьего рейха. Именно Курляндия стала Тулоном безвестного капитана Гейнца Гудериана.

Предвижу недоумение читателей. Налицо жесткая гражданская война в Прибалтике, агрессия Антанты. А где же злодеи-большевики? И вправду, их нет. Основные силы Красной Армии брошены на Деникина, рвавшегося к Москве, а на Западном фронте тишь да благодать, как с сентября 1939-го по май 1940 г. на линии Мажино.

Действия Антанты в Прибалтике прекрасно показывают, что ради создания барьера против России – царской, советской или деникинской – бравые союзники убивали кого угодно: и немцев, и русских белых офицеров, и местных жителей, не желавших жить под властью опереточных персонажей типа Пятса, Ульманиса или Сметоны.

В 1922–1938 гг. СССР проводил очень осторожную внешнюю политику. Наше правительство постоянно шло на уступки в политических и экономических вопросах соседям как на Западе, так и на Дальнем Востоке. Сейчас эти уступки нам кажутся унизительными для великой державы. Однако большевикам нужна была мирная передышка для того, чтобы восстановить разрушенное войной народное хозяйство, провести коллективизацию и индустриализацию, а также создать современную армию. Кроме того, советское руководство, включая Сталина, в те годы находилось в плену ленинской доктрины, согласно которой главной целью мировой буржуазии является свержение советской власти в России.

Это определило и политику в отношении прибалтийских государств. 28 сентября 1926 г. в Москве был заключен «Советско-литовский договор о ненападении и мирном разрешении пограничных конфликтов», а 4 мая 1932 г. аналогичный договор был заключен в Москве с Эстонией.

Согласно его условиям: «Стороны взаимно гарантируют неприкосновенность границ, определенных мирным договором от 2 февраля 1920 г., и обязуются воздерживаться от нападения одна на другую.

Стороны обязуются не принимать участия в политических соглашениях, направленных явно против другой стороны, а также во враждебных экономических или финансовых коалициях, имеющих целью подвергнуть другую сторону бойкоту»[35].

Оба договора после их продления имели срок действия – 1945 г. (включительно).

Представляю, как обрадуется читатель-«либерал»: «Вот оно, коварство Сталина, заключил договор о ненападении, а в 1940 г. напал…» Ну, до 1940 г. мы еще дойдем, а вот посмотрим, как выполняла договор Эстония в 1930-х гг.

В феврале 1930 г. в Таллине начались первые переговоры Эстонии и Финляндии о военном сотрудничестве. На этом совещании стороны решили попытаться наглухо забить «окно в Европу», прорубленное Петром Великим, то есть готовились к морской блокаде СССР. Как блокировать? Ведь в 1930 г. Балтийский флот был сильнее как минимум на порядок флотов Финляндии и всех трех прибалтийских республик, вместе взятых.

Да, действительно, в открытом море один линкор «Марат» за полчаса перетопил бы все флоты лимитрофов. Но тут дело было не столько в кораблях, сколько в географии и береговой артиллерии.

Еще в ходе Первой мировой войны Россия в самом узком месте Финского залива, на его южном и северном берегах, построила десятки мощных береговых батарей, вооруженных новейшими орудиями калибра 305 мм, 254 мм, 234 мм, 203 мм и 152 мм. Подавляющее большинство этих батарей в целости и сохранности достались финнам и немцам.

С 1922 г. и финны, и эстонцы затратили большие средства на приведение в порядок береговых батарей и их модернизацию. В итоге при попытке прорыва корабли Балтийского флота должны были пройти около 100 км под огнем 305-мм орудий, одновременно стрелявших с финского и эстонского берегов и островов. А на расстоянии около 70 км залив с обеих сторон перекрывался огнем 254-мм, 234-мм, 203-мм и 152-мм орудий. В самом узком месте Финского залива по советским кораблям за 5 минут можно было выпустить до 1000 снарядов крупного калибра. Данные о подготовке к заграждению Финского залива были совсем недавно опубликованы профессором Хельсинкского университета Яри Лескиненом.