Перчатка для смуглой леди - Найо Марш

Актеров вызывали семь раз, выходить на поклоны они могли бы до бесконечности. Несколько женщин в заднем ряду плакали. Высморкавшись и спрятав носовые платки, они принялись громко аплодировать.

Перегрин поспешно вышел из зала. Дождь перестал, когда он бежал по переулку к служебному входу. Незначительная реплика была пропущена, и он хотел переговорить с помощником режиссера.

После разговора с помощником Перегрин остался за кулисами, рассеянно прислушиваясь к привычным звукам, доносившимся из гримерных и фойе. Из-за реликвий каждый вечер по окончании спектакля театр тщательно обыскивался, и Перегрин лично следил за тем, чтобы обыск проводился добросовестно. Он слышал, как переговаривались служители, идя вдоль рядов в зале и накрывая кресла чехлами. За кулисами процедурой руководил помощник директора сцены. Покончив с осмотром, рабочие сцены ушли. Небольшая вереница закулисных посетителей пробиралась по коридору, отыскивая выход. Как нелепо они всегда выглядели среди декораций и реквизитов.

В гримерной Дестини собралась веселая компания. Перегрин слышал легкий язвительный смех Гарри Гроува и восклицания гостей. Появилась Гертруда Брейси и, немного позже, Маркус Найт, оба выглядели свирепо. Перегрин посоветовал им идти через главный вход. В переулке, куда выходила служебная дверь, стояли лужи и текли ручьи.

Они прошли через боковую дверь на сцене и спустились в партер. Между ними, похоже, сложился некий странный союз, когда стороны не слишком доверяют друг другу. Перегрин подозревал, что время от времени они позволяют себе с возмущением обсуждать поведение Дестини и Гарри Гроува.

Чарльз Рэндом, как обычно сдержанный и невозмутимый, воспользовался служебным выходом, а затем появилась Эмили.

— Привет, — сказала она. — Ты заблудился в потемках?

— Я жду тебя. Хочу пригласить на ужин в новое бистро в самом конце улицы Речников. У него милое название «Братишка дельфина». Они получили разрешение работать до двенадцати, и сегодня у них маленький праздник в честь открытия. Они меня пригласили. Соглашайся, Эмили.

— Спасибо, я польщена и тронута.

— Замечательно! — воскликнул Перегрин. — И дождь, кажется, прекратился. Погоди минутку, я посмотрю.

Он побежал к служебному входу. Вода все еще струилась по тротуару, но на небе ярко светили звезды. Появилась Дестини в сопровождении своих шикарных приятелей, и сразу поднялась ужасная суматоха. Заметив Перегрина, она остановилась и представила его всей компании. Перегрин услышал «Абсолютно потрясающе» и «Мне так понравилось», «Божественно». Они удалились, напоминая друг другу о лужах. Гарри Гроув произнес: «Тогда я съезжу за ней, если ты, конечно, настаиваешь. До скорого, прелесть моя». — «Не задерживайся», — крикнула ему вслед Дестини. Перегрин услышал, как тронулась с места спортивная машина Гарри.

Сказав вахтеру на служебном входе, что он может закрывать лавочку и уходить, Перегрин вернулся к Эмили. Подходя к погруженным в темноту декорациям, он уловил легкий шум — кажется, хлопнула дверь сбоку от сцены. Словно кто-то прошел через нее и тихонько прикрыл. Наверняка сквозняк.

Эмили стояла на сцене среди декораций. Противопожарный занавес был опущен, в глубине сцены светилась лишь одна тусклая лампочка, кругом было темно и тихо.

— Я всегда подозревала, что декорации выглядят совсем иначе, когда мы уходим и предоставляем их самим себе, — сказала Эмили. — Словно они живут своей жизнью и ждут нас.

— Другая реальность?

— Да, и более впечатляющая реальность. Кажется, что они дышат.

Легкое движение воздуха у самого верха решетки подтвердило фантастическое предположение Эмили.

— Пойдем, — сказал Перегрин. — На дворе прекрасная звездная ночь, и до бистро два шага.

Он взял ее за руку и повел к боковой двери на сцене, и вдруг оба услышали хлопок.

Они замерли, спрашивая друг друга: «Что это?»

— Где-то в зале? — предположила Эмили.

— Да. Наверное, там Уинти или кто-нибудь еще.

— Разве они все не ушли?

— Значит, не ушли.

— А что это был за звук?

— Похоже, сиденьем хлопнули, — сказал Перегрин.

— Да, мне тоже так показалось.

— Подожди минутку.

— Ты куда? — с тревогой спросила Эмили.

— Недалеко. Хочу взглянуть.

— Ладно.

Перегрин открыл боковую дверь при сцене. Мерцающий свет от маленькой лампочки в глубине сцены почти не доходил сюда, но у Перегрина был с собой фонарик. По ступенькам можно было спуститься в партер или подняться к ложам бельэтажа. Перегрин двинулся вниз, в партер. Ряды кресел стояли в полной темноте. Он опустил сиденье, а потом отдернул руку, и сиденье с хлопком вернулось в первоначальное положение. Именно такой звук они слышали.

— Эй, кто здесь? — позвал Перегрин, но его слова потонули в вязкой тишине.

Он включил фонарик и повел лучом по стенам и зачехленным креслам. Пройдя по центральному проходу, он вышел в фойе. Там было пусто, горело всего несколько ламп, парадные двери были заперты.

— Джоббинс! — позвал Перегрин.

— А? — раздался голос Джоббинса с лестничной площадки. — Это вы, начальник? Что-нибудь не так?

— Я слышал, как сиденье хлопнуло. В зале.

— Неужто, начальник?

На лестнице появился Джоббинс. На нем было нестерпимо яркое в коричневую, черную и белую клетку пальто, вязаная шапочка и войлочные шлепанцы.

— Боже! — вырвалось у Перегрина. — Куда это вы собрались, на прогулку или поразвлечься? Тогда где же ваш котелок и бабочка?

— Да ладно вам, начальник, — просипел Джоббинс. — Знал бы, что вы здесь, быстренько переоделся бы. Уж простите мой прикид. Подарочек от кореша и очень кстати. Холодновато становится, — продолжал он, спускаясь. — К полуночи, когда мой сменщик приходит, совсем замерзаю. Так что вы там говорили насчет сиденья?

Перегрин объяснил. К его изумлению, Джоббинс толкнул дверь зала, вошел и громко прохрипел: «Эй, там, выходи! Давай. Ты меня слышал!»

Ответом ему была тишина. Затем раздался встревоженный и растерянный голос Эмили: «Что происходит?» Она на ощупь пробиралась по проходу.

— Все в порядке, — крикнул Перегрин. — Сейчас разберемся. — И, повернувшись к Джоббинсу, спросил: — А что, собственно, происходит? Похоже, вы знаете.

— Еще б не знать, — хмуро отозвался Джоббинс. — Это помирающий вундеркинд чудит, вот что. Он и раньше так делал, никакого сладу с ним нет.

— Что делал?

— Болтался здесь. Его мамаша бренчит на электрогитаре в забегаловке на том берегу, заканчивает в одиннадцать, и ненаглядный сыночек отправляется ее встречать. А пока ему делать нечего, он тут ползает по театру, изображая из себя то грабителя, то призрака. Он отлично знает, что я не могу покинуть пост, вот и прячется в разных темных местах. Руки вверх, вопит, не двигаться. И воет, и ползает под сиденьями, и притворяется, будто его душат. Попадись он мне, я его точно придушу, этого паршивца.

Где-то в глубине сцены раздался жалобный вой, затем взрыв сатанинского хохота и мяуканье, а потом они услышали, как громко хлопнула дверь.

— Смылся. — Джоббинс разразился жуткими ругательствами.

— Я поймаю этого маленького мерзавца, — разозлился Перегрин и, не подумав, кинулся к парадной двери, запертой на три замка.

— Вам за ним не угнаться, начальник, — сказал Джоббинс. Голос у него почти сел от крика. — Он уж полквартала пробежал, несется на всех парах. Мамочка ждет его в конце улицы, когда трезвая.

— Завтра я ему задам, — сказал Перегрин. — Ладно, Джоббинс. Я позабочусь о том, чтоб вам больше не докучали. Впрочем, это ваш последний вечер на посту.

— Верно, сэр. Последний выход в эпохальной роли.

— Еще раз до свидания.

— До свидания. Будьте здоровы.

Перегрин вошел в партер.

— Эмили! — позвал он. — Где ты, моя девочка?

— Здесь, — сказала Эмили, идя по проходу.

— Ты видела этого стервеца?

— Нет. Я была внизу, а он спустился из бельэтажа. Я слышала его шаги.

Перегрин взглянул на часы. Пять минут двенадцатого. Он взял девушку за руку.

— Черт с ним, — сказал он, — нам надо бежать. Мы потеряли уйму времени. Они закрывают в полночь. Пойдем.

Они захлопнули за собой дверь служебного входа. Ночь была по-прежнему прекрасной и довольно теплой. Поднявшись по улице Речников, они зашли в бистро с новенькой освещенной вывеской «Братишка дельфина».

В бистро было людно, шумно и очень темно. Два официанта, одетые как рыбаки, в узкие джинсы, полосатые тельняшки и колпаки, сновали между столиками. Барельеф дельфина в университетской шапочке подсвечивался снизу.

Когда глаза привыкли к темноте, молодые люди увидели Дестини и троих поклонников ее таланта. Они расположились за столиком под изображением дельфина, и вид у них был такой, словно своим присутствием они осчастливили заведение. Дестини помахала коллегам рукой, гримаса на ее лице должна была означать, что она сама не понимает, как сюда попала.