Перчатка для смуглой леди - Найо Марш

— Нет. Эмили… мисс Данн, она пришла сюда со мной… звонит сейчас в «скорую».

— Можно зажечь свет?

Перегрин, вспомнив наконец, где выключатель, зажег люстру в зале. Полицейские продолжали прибывать. Перегрин вернулся к сержанту. Тот приказал одному из подчиненных оставаться рядом с мальчиком и докладывать о любых изменениях в его состоянии.

— Я хотел бы взглянуть на тело, — сказал сержант.

Эмили, стоя в фойе, разговаривала по телефону: «Это срочно. Очень срочно, Пожалуйста».

— Позвольте, мисс. — Сержант взял у нее трубку. — Полиция на проводе, — произнес он внушительным тоном. — Они будут через пять минут, — повернулся он к Эмили.

— Слава богу.

— Пойдемте, мистер Джей. — Он выяснил у Перегрина, как его зовут, сразу же после своего появления в театре.

— Можно мне вернуться к мальчику? — спросила Эмили. — Он может прийти в сознание и испугаться. Я знаю его.

— Отличная мысль, — одобрил сержант, излучая профессиональную сердечность. — Побудьте с мальчиком, мисс…

— Данн.

— Мисс Данн. Вы, наверное, члены труппы?

— Да, — сказал Перегрин. — Мы были в новом ресторанчике на улице Речников и вернулись сюда, чтобы укрыться от дождя.

— Вот как? Понятно. Хорошо, мисс Данн, оставайтесь с мальчиком, а когда приедет «скорая», расскажете им все, что знаете. Идемте, мистер Джей.

Мысль о возвращении на балкон в верхнем фойе показалась Перегрину чудовищной.

— Да, я провожу вас. Если вы не возражаете, я не… — Ему стало стыдно, он вел себя как Хокинс. — Это ужасно… Простите, я замешкался, нам сюда.

— Вверх по лестнице? — вежливо поинтересовался сержант, словно спрашивая, как пройти в туалет. — Не беспокойтесь, мистер Джей, я поднимусь один. Знаете ли, чем меньше следов, тем лучше для нас.

— Да, конечно, я совсем забыл.

— Подождите меня здесь, пожалуйста.

— Да, спасибо.

Сержант недолго пробыл на площадке. Перегрин не мог удержаться, чтобы не наблюдать за ним, и увидел, что полицейский, как и он сам, не стал подниматься в бельэтаж. Вернувшись вниз, сержант прошел к телефону, бросив по дороге Перегрину озабоченным тоном: «Очень неприятная история, сэр, не так ли?»

Перегрин плохо слышал, о чем сержант говорил по телефону, до него долетали лишь отдельные слова: «Сторож, кажется… Джоббинс… и мальчик… похоже на то. Хорошо, сэр. Да. Да. Хорошо…» И дальше, после паузы, полилась скороговорка, в которой очень отчетливо прозвучало слово «кража».

Прежде Перегрин ни за что на свете не поверил бы, что потрясение, каким бы сильным оно ни было, или зрелище, пусть даже самое удручающее, могло бы настолько притупить его восприятие. Там, на стене, противоположной той, где помещались реликвии, сверкал квадрат отраженного света, а над головой, когда он стоял над мертвым Джоббинсом, горела лампа, потому что стальные дверцы сейфа были раздвинуты, в то время как они должны были быть закрыты и…

Перегрин глухо застонал и ринулся вверх по лестнице.

— Минутку, сэр, подождите.

— Перчатка, — сказал Перегрин. — Документы и перчатка. Я должен взглянуть. Мне надо посмотреть.

Сержант подошел к нему. Широкая ладонь мягко, но крепко сомкнулась на предплечье Перегрина.

— Понимаю, сэр, понимаю. Но, видите ли, туда пока нельзя. Подите к своей девушке и несчастному мальчику. А если вы беспокоитесь о содержимом застекленного шкафчика, то сразу могу вам сказать: его открыли с обратной стороны, а вещи, видимо, пропали.

Перегрин издал нечленораздельное восклицание и поплелся в зал известить Эмили.

Следующие полчаса молодые люди пребывали в глубокой растерянности и отчаянии. Им пришлось взять себя в руки и ответить на вопросы сержанта, который аккуратно внес их показания в записную книжку. Перегрин, тупо уставясь на массивный указательный палец сержанта, прижатый к голубому переплету в том месте, где была изображена корона, рассказал о том, кто и когда заступал на пост и кого следует проинформировать о случившемся, а именно: мистера Гринслейда и мистера Кондукиса. О ближайших родственниках Джоббинса Перегрин ничего не знал.

— Он был симпатичным малым, — сказал он, словно подобное признание могло помочь следствию. — Колоритная личность. Очень симпатичный человек.

Полицейских в театре становилось все больше и больше: неторопливые люди в штатском, самым старшим среди них был дивизионный суперинтендант по имени мистер Гибсон. Перегрин и Эмили слышали, как он брал показания у Хокинса. Тот плакал и говорил, что его пытаются взять на пушку.

Приехала «скорая». В присутствии молодых людей Тревора осторожно осмотрели. Мальчик тяжело дышал, из-под прикрытых век с густыми ресницами виднелись белки глаз. Появился доктор. Перегрин слышал, как кто-то сказал, что он главный врач округа. Мистер Гибсон поинтересовался у него, есть ли надежда на то, что мальчик придет в сознание. Врач не дал прямого ответа, сказав, что у Тревора сильное сотрясение мозга.

— У него сломаны ребра и правая нога, — продолжал он, — а на щеке здоровенный синяк. Чудо, что он вообще жив. Что касается внутренних повреждений, они будут выявлены после тщательного обследования. Отвезите его в больницу св. Теренсия. — Он повернулся к Перегрину. — Вы знаете его ближайших родственников?

Перегрин чуть было не брякнул: «Слишком хорошо», но сдержался.

— Да, я знаком с его матерью.

— У вас есть ее адрес? — спросил мистер Гибсон. — И номер телефона?

— Да, в кабинете, наверху. Хотя подождите секундочку, в моей записной книжке есть данные на всех актеров труппы. Вот, пожалуйста, миссис Блюит.

— Наверное, вам стоит позвонить ей, мистер Джей. Ее следует немедленно поставить в известность. В чем дело, мистер Джей?

— Она обычно встречает его. В конце улицы. Я… О боже, бедный Джоббинс говорил мне об этом. Интересно, что она сделала, не увидев сына в условленном месте? По идее, она должна была прийти в театр.

— Мы можем забрать мальчика? — деловито перебил главный врач.

— Конечно, доктор. А вы поезжайте с ними, — обратился Гибсон к констеблю, который все это время находился при Треворе. — Не спускайте с него глаз, прислушивайтесь к каждому вздоху, возможно, он шепнет что-нибудь. Если какая-нибудь накрахмаленная мымра станет гнать вас из палаты, не поддавайтесь. Мы должны узнать, как он получил повреждения. Не оставляйте его ни на секунду.

Куском мела, крошившегося от прикосновения к ковру, мистер Гибсон обвел контуры худенького тела ребенка.

— Теперь все, — сказал комиссар, и мальчика унесли.

Главный врач сказал, что сам обследует Тревора, и вышел вместе с сержантом. Гибсон собрался было последовать за ними, когда Перегрин и Эмили окликнули его.

— Да, мистер Джей? Мисс Данн? Вы хотели мне что-то сказать?

— Мы только хотели спросить, — начала Эмили, — известно ли вам, что мистер Родерик Аллейн… то есть суперинтендант Аллейн… наблюдал за установкой сейфа, в котором лежали вещи. Те, что были украдены.

— Рори Аллейн! — воскликнул комиссар. — Неужели? Но почему именно он?

Перегрин объяснил.

— Я думаю, — сказал он в заключение, — что мистер Василий Кондукис, владелец реликвий…

— Я догадался об этом.

— …попросил мистера Аллейна о личном одолжении, по долгу службы он не был обязан помогать нам. Суперинтендант очень заинтересовался реликвиями.

— Это на него похоже. Что ж, спасибо, — не слишком довольным тоном произнес мистер Гибсон. — А теперь позвоните, пожалуйста, миссис Блюит. Она проживает в моем округе, как я понимаю, недалеко от комиссариата. Если она не найдет машину, чтобы поехать в больницу, скажите, что мы предоставим ей транспорт. Нет, подождите. Пожалуй, я пошлю к ней женщину-полицейского. Лучше смягчить удар.

— А не позвонить ли ей сначала? Просто предупредить, что к ней сейчас придут, — предложила Эмили. — Я могла бы сама к ней пойти.

Мистер Гибсон посмотрел на нее и сказал, что, по его мнению, Перегрину и Эмили лучше пока оставаться в театре, но позвонить они, конечно, могут, после того как он сам переговорит по телефону. Размеренным шагом он направился в фойе. Через несколько минут молодые люди услышали, как открылась парадная дверь и мистер Гибсон приветствовал прибывшее подкрепление.

— Все кажется таким нереальным, — произнесла Эмили.

— Ты устала?

— Нет.

— Я должен позвонить Гринслейду, — вдруг вспомнил Перегрин. — О черт, ему надо сообщить!

— А мистеру Кондукису? В конце концов, его это больше всех касается.

— Им займется Гринслейд. Эмили, ты что-нибудь понимаешь? Я — нет. Не могу поверить в то, что случилось. Джоббинс. Этот жуткий мальчишка. Записка Шекспира и перчатка. Смерть, увечья, кража. Какое же свинство! И на что только способны люди? Что превращает нас в чудовища?