Полдень, XXI век. Журнал Бориса Стругацкого. 2010. № 4 - Журнал «Полдень

Конечно, это в тысячу раз хуже, чем у того большого поэта людей. Но я все равно чувствую себя счастливым. И еще…не знаю, как выразить… я чувствую, как будто бы у меня появился смысл… мой личный инвиди…индивидуальный смысл.

9 сентября

Дети растут, и им все больше и больше надо! Денег все так же не хватает, я стараюсь, как могу, но я не в состоянии заработать такое количество. Я ненавижу свою работу, и каждый день заставляю себя идти туда! Марироза все время чем-нибудь недовольна, она сильно располнела и давно уже не похожа на розовую карамельку. Я совершенно разлюбил ее, и не понимаю, как я мог любить ее раньше! Она, наконец, узнала, что я хожу к старику, и устроила скандал. Она кричала, что я — чокнутый идиот, и что она была дурой, когда согласилась стать моей барбипарой. На шум выскочили родители и сестра, которая принялась громко хохотать, и говорить, что она так и знала, что этим кончится…

Я задыхаюсь, просто физически задыхаюсь! Я даже начинаю подумывать, а не переехать ли мне к старику?

15 сентября

Сегодня выходной, я весь день провел у старика, я не могу больше находиться дома. Листая энциклопедию, я увидел полу стершийся рисунок здания с большими шарами наверху разноцветных башенок, я узнал Барби-молельню. Надпись под рисунком почти стерлась, я смог разобрать только — собор Васил… Я не знаю, что это значит, и уже прекрасно понимаю, что это только часть прежнего названия. Но все равно оно мне нравится больше чем Барби-молельня. Теперь я буду так называть это здание — Собор Васил!

Еще я, наконец, нашел слово деградация! Оно, оказывается, пишется через букву е! Я увидел у старика в одной из книг картинку. Это — рипра… нет, репродукция. На ней были изображены четыре балерины в голубых платьях, и внизу было написано ДЕГА. Я решил, что Дега это тоже часть слова, но на всякий случай посмотрел в Энциклопедии, и увидел что это совсем полное слово, так назывался художник этой картины. А рядом на соседней странице я вдруг увидел слово деградация. Это никакая не болезнь, это — постепенное ухудшение, упадок, утрата ценных свойств и качеств в разных областях…

29 сентября

Случилось ужасное! Сегодня я попробовал прочитать малышу Стиана А. Он уже достаточно большой, я так долго ждал этого момента, но он начал вертеться и не хотел слушать. Я одернул его и стал продолжать чтение. Но тогда малыш начал громко плакать и звать маму, тут влетела разъяренная Марироза и стала шипеть как дикая кошка, что я полоумный идиот, чтобы не смел даже трогать Тимонадчика со своими глупостями. Если я еще хоть раз сунусь к нему со своей идиотской книжкой, она уничтожит ее! Я не смог этого вынести, и выскочив из дома, долго бесцельно шлялся по улицам Раена. Дети, даже мои дети не понимают меня! Я так ждал, я так надеялся, что мои дети будут совсем другие, что я смогу научить их, передать им что знаю и чувствую, но все бесполезно!

В своих мыслях я и не заметил, как ноги принесли меня на площадь. Старик стоял, как всегда, возле Барби-моле… возле собор Васила, я подошел поближе и увидел у него в руках одну из моих самых любимых книг. Я остановился рядом и стал слушать.

Страна, в которую занесло Гулливера, называлась Лилипутия. Жили в этой стране лилипуты. Самые высокие деревья в Лилипутии были не выше нашего куста смородины, и самые большие дома были ниже стола…

Тут на площади появились Марироза с нашими детьми, ее сопровождали мои родители и Сиси. Они все были нарядно одеты, улыбались и здоровались с многочисленными знакомыми. Малышка Криселла, которой всего полгодика, вдруг стала капризничать и плакать. И тогда Марироза начала пугать ее Гадким Барби, показывая на старика. Я вспылил и сказал ей, чтобы она не смела так называть его и пугать им нашего ребенка! И что старик вовсе не сумасшедший, а скорее они все сумасшедшие! На что Марироза зашипела, что я сам сумасшедший, гадкий и оборванный барби! Она права, в последнее время я не очень-то обращаю внимание на одежду. И что я — неудачник, и не умею, как следует зарабатывать, и что она была дурой, став моей барбипарой, а теперь я сделал несчастной ее и наших детей! Я не выдержал и закричал, что не могу больше выносить ее глупость, что она безмозглая и пустая кукла. И что я ненавижу ее, ненавижу их всех… Вокруг меня собралась толпа барби, среди них было много знакомых и сослуживцев по работе, они таращились на меня, смеялись и перешептывались между собой. Я посмотрел на старика, не обращающего ни на что внимание, продолжающего свое чтение, и меня вдруг охватила дикая ярость! Зачем, зачем он это делает? Зачем он читает эти прекрасные книги бывших людей? Кому? Этим безмозглым и жвачным барби? Зачем? Зачем он сеет ненужные надежды? Нет никаких «белых лебедей», есть только помойные свиньи, жирные индюки, да безмозглые куры! Я чуть не умер от внезапного приступа злости и, схватив первый попавшийся огрызок, с криком: «Гадкий Барби», — запустил в старика. Тут же подбежали несколько молодых барби, и начали с хохотом кидать в него яблоки и помидоры. «Гад-кий Бар-би! Гад-кий Бар-би!» — кричал я, задыхаясь от бешенства. «Гад-кий Бар-би! Гад-кий Бар-би!» — скандировала толпа…

4 октября

Марироза собрала свои вещи и детей и ушла от меня к своим родителям. Сиси при виде меня, кутит пальцем у виска и шипит, что я псих несчастный. С работы позвонили и сказали, что я уволен, что такое безобразное поведение бросает тень на их путацию (так они называют репутацию). Один Стенли Кен считает что я молодец и, наконец, стал достойным кеном! Он обещает поговорить, чтобы меня приняли в союз барбишисов! Но это все мне совершенно безразлично! Меня мучает совсем другое! Стыд! Страшный, мучительный стыд! Я предал старика! Как я мог! Я уже несколько дней не выхожу из дому, не ем и не пью! Я все время думаю, о том, что я натворил! Это было словно помешательство! Я не знаю, как мне теперь жить после того, что я сделал!

12 октября

Все, я решился! Я теперь знаю, что мне делать! Я собрал все свои вещи! Я поеду к старику! Он простит меня, я знаю. Я расскажу ему все, и он простит! Мы станем вместе жить, я буду помогать ему, он ведь уже старый. И ему тяжело, недавно он разбил одну чашку из фарфора и очень расстроился! А еще я найду себе работу, что-нибудь совсем простое, чистить улицы, или грузить что-нибудь, мне все равно. И тогда старику не нужно будет продавать вещи, оставшиеся от людей. А по вечерам мы будем разговаривать в тишине, читать книги, а ночью я буду писать стихотворения…

Хватит притворяться! Я не барби! Ха-ха! Как хорошо! Как прекрасно! Я не барби! НЕ БАРБИ! НЕ-БАР-БИ!

13 октября

Старик умер! Я узнал об этом от его соседей, когда я пришел к нему, дверь была заперта, и на звонок никто не ответил. Я пошел на площадь, но на площади его тоже не оказалось, тогда я снова пошел к нему домой, но дверь была так же заперта. Я испугался, что вдруг он уехал из нашего Раена, как он и раньше это делал, и тут соседняя дверь отворилась, и из маленькой щелочки выглянул потускневший голубой глаз престарелой барби, его соседки, я видел ее пару раз, когда приходил к старику. Она некоторое время молча смотрела на меня, а потом сказал одну единственную фразу: «Он умер!» — и захлопнула дверь. Я словно остолбенел, эта фраза, смысл которой я никак не мог понять до конца, парализовала меня. Я как будто бы перестал дышать, то есть я все время старался вздохнуть, но что-то, колом ставшее во мне, не давало мне это сделать. Когда я, наконец, вдохнул, у меня вдруг стали ватными ноги, и я чуть не упал, схватившись за ручку двери. Затем я почувствовал дикий, сумасшедший холод, ледяные иглы словно впились мне в мозг, и из кусочков синего обжигающего льда перед моими глазами сложились три слова «я» «убил» «его». «Я-у-бил-его» — с трудом произнес я, трясясь всем телом и клацая зубами. «Я убил его!» — начал стучать я в дверь к соседке. «Я УБИЛ ЕГО!» — кричал я, пиная ногами дверь, — «Я УБИЛ ЕГО! УБИЛ ЕГО, УБИЛЕГОУБИЛЕГО…»

14 октября

Старик умер от воспаления легких, он просто простудился, и его старый организм не справился с болезнью. Я только что вернулся с его похорон, власти ему выделили место в самом глухом участке кладбища, и там его и похоронили за счет бюджета Раена. На кладбище был представитель от мэрии, я, и еще несколько незнакомых мне барби. После краткой официальной речи представитель спросил, не может ли кто-нибудь еще сказать что-нибудь о покойном. Все промолчали и посмотрели на меня, но я не знал, что сказать, и тоже промолчал. Когда церемония закончилась, ко мне подошел один из барби и сказал, что Георг Барби Кен оставил для меня пакет. Я удивился и спросил, кто такой этот Георг, тогда сосед тоже удивился в свою очередь и сказал, что так звали покойного. Мне стало стыдно, потому что для меня он всегда был просто старик, или Гадкий Барби, и я даже никогда не думал, что у него может быть какое-то имя. Когда я вернулся домой, я открыл пакет и увидел там книги, которые стояли у старика на полке. Там были: «Энциклопедия», «Сборник поэзии», несколько журналов «Наука и жизнь», «Путешествие Гулливера», «Французская живопись» и «Справочник по правописанию». Я посмотрел на них и заплакал, как я не плакал с самого детства. Я остался один! Безнадежное, чудовищное, невыносимое одиночество, и теперь уже навсегда! У меня больше нет надежды! Нет смысла, нет цели! Я плакал навзрыд, захлебываясь слезами, выплескивая всю свою боль и разочарование, потерянную мечту. Когда я, наконец, остановился, я снова завернул обратно все книги, приложив туда Стиана А., и два моих стихотворения. Через некоторое время я положу туда и этот мой дневник. Нельзя стать человеком в мире барби! И если и вправду когда-то были люди, с их культурой, поэзией и творчеством, то сейчас ничего нет! И смешно, бессмысленно и глупо мечтать о том, чего нет и никогда не будет! Если я хочу жить дальше, я должен стать обычным добропорядочным барби в сиреневом костюме, с идеальным пробором набок в черных как смоль волосах, с прекрасной путацией и кваликацией! Я буду продвигаться по кариерным ступенькам, а по выходным собирать калекции и отдыхать у телевизора последней починки в нашей миленькой квартире.