Ласточки - Лия Флеминг

Тетя Плам покраснела до корней волос.

Бабушка сидела очень прямо, глядя в тлеющие угли и качая головой.

– Артур… всегда был музыкален. Одному Господу известно, откуда это у него. Точно не от меня. Он был любимчиком Гарри… тот вечно спрашивал о нем в депешах с войны. Теперь Артура больше нет. Не понимаю…

Она говорила так, словно находилась очень далеко.

– Мы так и не поговорили…

Мадди подумала, какой она вдруг стала старой.

– Ничего, папа не обидится, – заверила она, надеясь утешить бабку, но ситуация ухудшалась на глазах.

– Зато мне плохо! Сказанного уже не исправишь! Я надеялась как-то все уладить.

Она осеклась и уставилась на Мадди, словно видела ее впервые.

– Мне жаль, Мадди. Твою потерю не возместишь. Ты, должно быть, совсем растерялась. Подойди, сядь рядом.

Мадди кивнула и, глотая слезы, будто перешла мостик через пропасть, уселась рядом со старой женщиной.

– Мы должны молиться, чтобы они почили в мире. Больше нам ничего не дано. Больше ничего не исправить. Ничем не унять твою боль, дитя мое.

Бабушкина рука погладила ее ладонь, но впечатление было таким, будто из подушки выпали все перья. Бабушка согнулась, резко, будто переломилась. Новая бабушка, смятая, скорченная. Несчастная…

– Я заварю чай, – предложила тетя Плам.

– Пропади он пропадом. Налей мне виски. Чистого. Без содовой.

Мадди впервые сидела так близко к бабушке. От нее пахло сигаретным дымом и миндалем. Они молчали, слушая, как тикают напольные часы в углу.

– Я не всегда была старой, высохшей сливой, – вздохнула бабушка, показывая на висевший на стене портрет. – В свое время я была королевой бала, но Господь дает и отбирает красоту у любой женщины. Красота не вечна. Я надеялась, что ты пойдешь в меня или в свою маму. Слышала, что она – это нечто… нужно непременно что-то делать с твоим глазом.

– Теперь мне придется уехать? – спросила Мадди.

– С чего это? Ты Белфилд, на горе или на радость. Когда-нибудь все это будет твоим, если Прунелла и Джеральд не выполнят свой долг…

Мадди смотрела в огонь, не в силах поверить таким переменам.

– Я не могу помириться с твоим отцом и сомневаюсь, что он пошел бы на мировую. Он был так же упрям, как и я. Мы с ним были одинаковыми, слишком уверенными в собственной правоте. Но тебе придется потерпеть. Мы еще сделаем из тебя шелковый кошелек. Все изменится. Придется как-то пережить это время.

– Вы посадите дерево для папы? – спросила девочка.

– Конечно, и попросим викария отслужить панихиду по твоим родителям. Мы должны почтить их память.

– Им бы понравилось, – улыбнулась Мадди, взяв бабушку за руку. И удивилась: кожа была, как смятый пергамент. На тонком пальце сверкало кольцо с бриллиантом. Но в эту минуту Мадди отдала бы драгоценности короны за то, чтобы мама и папа сидели сейчас здесь, рядом. Внутри сдавило так, что она почти не могла дышать. Слезы капали с кончика носа, и бабушка вынула отороченный кружевом платок.

– Высморкайся, дитя мое. Нам остается только быть храбрыми солдатами и маршировать вперед. Артур не зря послал тебя к нам, и теперь я знаю, почему.

Мадди не понимала: о чем она? Девочка уже не чувствовала усталости в этот наихудший день ее жизни, но ощущала странные перемены в самой атмосфере. Отныне жизнь в Бруклин-Холле будет другой. Диван по-прежнему был в собачьей шерсти, а на полу стояла корзинка с вязанием. Часы тикали, от огня шел дым. Ничто не изменилось, но изменилось все. Отныне это дом Мадди, нравится ей это или нет.

Глава 7

После того как в Сауэртуайте узнали о печальных новостях о гибели родителей Мадди, ничто уже не было прежним. По всей округе гуляли метели, и играть в саду и на улицах было слишком холодно. Сид и Глория неделями не выходили из коттеджа, изнывая от безделья. Оставалось либо ссориться, либо шарить в буфете в поисках открыток, которые можно было раскладывать на ковре, представляя далекие страны и изучая старые карты. Школа была закрыта, и миссис Батти поглядывала на свою жиличку так, словно от нее дурно пахло. В спальне стоял жестокий холод, а окна были расписаны морозными узорами. Глория была в немилости.

– Если бы я знала, что ты способна подслушивать у замочных скважин, миледи, выдубила бы вашу шкуру, – в сотый раз ворчала мисс Батти. – Ты опозорила меня перед всем Холлом! Ведь мы с Бертом разговаривали между собой. Болтовня может стоить человеку жизни, а твоя болтовня стоила мне репутации. Слава богу, молодая миссис Белфилд – истинная леди и разгадала, что ты затеяла, когда бесстыдно врала бедной маленькой крошке, так что пришлось сказать ей всю правду. И это в Рождество! Нам в этом доме не нужны сплетницы и пустомели! Надеюсь, ты усвоила урок!

Глории ничего не оставалось, как потупиться и как можно больше работать по дому, чтобы загладить свою вину.

Все они присутствовали в церкви Святого Петра на заупокойной службе по родителям Мадди. Залитая светом церковь, где блистала Глория, теперь была мрачной, полутемной, битком набитой незнакомыми людьми в черном.

Мадди носила черную ленту на рукаве. Ей сшили новое пальто, перекроив одно из старых пальто бабушки: лиловый твид с воротником из настоящего черного меха и такими же манжетами. Еще и на шляпу мех остался. Сейчас она выглядела, как одна из принцесс королевского дома, если не считать очков и повязки, которые… вроде как… приравнивали ее к остальным детям.

Миссис Батти сказала, что Мадди возьмут из деревенской школы и отошлют в частный пансион, далеко отсюда, потому что теперь она стала настоящей Белфилд. Глория гадала, заговорит ли Мадди когда-нибудь с ней после всего, что прозошло.

Глория никогда в жизни не видела столько снега на крышах и обочинах дорог. Сугробы были остроконечными, как рожки с мороженым.

Однажды утро выдалось не слишком холодным, и компания смогла погулять и, как обычно, поиграть в домике на Древе Победы. Глория обрадовалась, увидев Мадди. Они молча взобрались на дерево и стали смотреть на снег.

– Как ты думаешь, деревья живые? Это знает, что мы на нем играем? – вздохнула Мадди.

– У него нет сердца. Это просто дерево, – заметила Глория и тут же прикусила язык. Ей все еще предстояло помириться с Мадди. Но та проигнорировала ее реплику.

– Ведь это особое дерево. Наше. Мы все разговариваем с ним и рассказываем свои секреты… по крайней мере, я… – снова вздохнула Мадди.

Глория была озадачена и сбита с толку. Мадди опять бредит, но нужно быть вежливой.

– Дерево тебя не слышит и, полагаю, не может рассказывать сказки, как Энид. И ответить тебе не может, – возразила она.

– Они стонут, вытягивают ветки и шуршат листвой. Думаю, оно нас слушает, – заверила Мадди, подталкивая очки повыше, чтобы спрятать косой глаз.

– По-моему, ты спятила, – выпалила Глория и осеклась. Опять она распустила язык! Ей бы стоило держать его за зубами?!

– Ничуть! Дерево – живое существо, как мы с тобой. Подумай, сколько всего оно видело еще до нашего рождения?

– И что же именно?

– Всех птиц, гнездившихся в его ветвях! Людей, скрывавшихся в листве, вроде Робин Гуда…

– Но его не было в этих местах, верно?

Глория знала о Робин Гуде из учебника по истории.

– Знаю, но здесь, скорее всего, несли вахту солдаты. Целовались влюбленные. Оно должно знать сотни тайн.

– Ты безумна… ты… это всего лишь дерево!

Разговор начал надоедать Глории.

– Это наше дерево. Наше Древо Победы. Мы можем приходить сюда, рассказывать ему обо всем, что у нас на душе. И никто нас не увидит, – продолжала Мадди.

– И что ты хочешь этим сказать?

– Понятия не имею, но я мечтаю, чтобы папа знал, что я здесь. Интересно, играл ли он в этом домике?

– И я хочу, чтобы мама знала, где я, приехала сюда и жила с нами, – добавила Глория.

– Тогда давай загадаем желание, – улыбнулась Мадди, и Глории стало легче. Но она тут же все испортила, сказав:

– Все равно глупо разговаривать с деревом.

– Вот, смотри: можно записать желания на бумаге и спрятать в трещине коры, тогда дерево будет хранить их вечно, – не сдавалась Мадди.

– Какой в этом смысл? Просто идиотизм какой-то!

– Ничуть. Это волшебное дерево. Оно исполняет желания, но нужно держать их в секрете, иначе ничего не получится.

– Значит, мы по-прежнему подруги, ты и я? Прости, что не так все поняла. Мне пришлось нелегко, честное слово, – проболталась Глория.

Сидя на ветке, девочки дружно болтали ногами.

– Только ты, я и старое дерево? – уточнила Глория.