Хочу тебя испортить - Елена Тодорова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Слабо подняться со мной в одну из комнат?
© Кирилл Бойко
– Ты же хотел напугать ее до икоты, – нудит с пассажирского сиденья Маринка. – Не понимаю, зачем ты ее оттуда так рано вытащил?
– Не понимаешь, блядь? – не говорю, а высекаю по буквам. – Мне что, стоило подождать, пока она навек отстегнется?
– А чё? Прикольно. Был бы у твоей сестрички стеклянный гроб! Почти как у принцессы! А вместо семи мелких гномов – целая змея! Ха-ха-ха… А-ха-ха-ха… Ха-ха-ха… – ржет, как ненормальная. – Как думаешь, она целка? А-ха-ха-ха…
– Марина, ты совсем ёбнулась? – жестко перекрываю эти истеричные ноты.
– А чего ты орешь??? – она, конечно же, расходится в ответ. – На меня зачем орешь???
– Потому что ты тупая, как пробка, – спокойно выдаю, что думаю. – И я заебался слушать твой писклявый треп, – тянусь, чтобы открыть дверь с ее стороны. – Пошла вон.
– Бойка! – выдыхает сначала возмущенно. Затем, буквально через пару секунд, кардинально меняет тон: – Ну, Киря… Ну, извини, котик…
– Прекращай, – грубо обрываю ее, резко притягивая дверь обратно. Выпрямляясь, выставляю из окна локоть и, глядя перед собой, потираю пальцами подбородок. – Ты, блин, в натуре не понимаешь, что мне блевать охота, когда ты так говоришь?
– Почему? Ну, почему? – дует губы, но обороты заметно скидывает. – Это мило!
– Только для тебя.
Маринка шумно вентилирует воздух, но не возражает.
– Она точно не прикидывалась?
Вместо ответа такой взгляд на нее направляю – без слов понимает, что дурь молотит.
Довлатова затыкается, а мне по мозгам топчется эта мелкая инородная вредительница. Центурион, мать ее… Инфузория Центурион!
«Я отказываюсь сдаваться!»
В сотый раз за прошедшие сутки сознание прорезает ее истошный вопль. Он там, черт возьми, не просто всю локацию сотряс, но и внутри меня будто лазерный луч что-то покромсал.
Я, конечно, хотел, чтобы Любомирова испугалась. На то и вел расчет. Но никак не думал, что она свалится без чувств и пролежит в полной отключке две с половиной минуты. Чуть не сдурел, пока она очнулась.
А ей после всего хоть бы что! Ходит, дальше меня донимает.
Вообще как-то тупо все получилось…
– И что будем делать дальше? – не выдерживает долгого молчания Маринка.
– Мы? – с издевкой переспрашиваю я. – А ты здесь при чем?
– Ну, как? – теряется Довлатова. – Мне она тоже не нравится.
– Весомый аргумент, – по-новой из себя выхожу. – Весомее, чем мой член, блядь. Тебе что, пять лет, чтобы в войнушки играть?
– А ты сам зачем играешь?
– А я не играю, – отрезаю жестче, чем того требует ситуация. – У нас с ней все по-настоящему.
– Это как так «по-настоящему»?
Она хочет меня исправить, а я ее – испортить.
Вслух, конечно же, произношу вовсе не то, что подумал.
– Не твое дело.
Довлатова снова дуется, но недолго. Долго она не умеет. Поерзав, бросает на меня осторожный взгляд из-подо лба.
– И куда она тебя пригласила?
– Римское племя сегодня в общаге шабаш устраивает.
– И ты поедешь? – кривится Маринка.
– Конечно, поеду.
***
«All you people can’t you see, can’t you see
How your love’s affecting our reality[1]…»
– Блядь, не говори, что мы будем тусить под эту попсню, – выдыхает Чара, безумно тараща на меня глаза. – Крышу рвет, а мы еще в здание не вошли.
– Мы сюда не тусить приехали, – сухо напоминаю ему и тяну дверь.
В рожу тут же прилетает волна горячего воздуха. Высокие ритмы музыки на мгновение дезориентируют и вызывают желание повернуть назад.
Думал, чтобы найти кого-то в огромной толпе, попотеть придется, как это часто бывает во время тусовок. Но на вписке неудачников условно три калеки, а личинку, из-за ее броских шмоток, среди этих баранов очень даже хорошо видно.
Любомирова танцует. Нет, она явно тащится от той мутни, которая рвет колонки и нам с Чарой мозги. Увидев нас, ракушка, не прекращая танцевать, манит пальцем к себе.
– Ты смотришь на нее и улыбаешься? – за каким-то хером орет мне в ухо Чара.
– Это, блядь, не улыбка, а ухмылка, – демонстративно подтягиваю верхнюю губу и обнажаю в оскале зубы.
– Ну да, ну да… – закатывает этот черт глаза.
– Стой здесь пока. Держи периметр. Свиснешь, если коменда или Франкенштейн привалят. Пойду ее вздрючну.
– Ты там это… Не перестарайся, – и смотрит на меня, как на ирода.
– С каких пор ты меня лечишь, с кем как стараться?
