Последняя торпеда Рейха. Подводные асы не сдаются! - Вильгельм Шульц

Такую бумагу Берия положил в толстую папку коричневой кожи с золотой пряжкой. Завтра, да в общем-то уже сегодня, Президиум. День, когда наконец можно будет прекратить разыгрывать этот глупый фарс. Верные сталинцы навсегда уйдут со сцены Истории. В этой же папке чуть ниже лежали приказы об аресте Ворошилова, Буденного, Хрущева. Все! Дело сделано! Он постукал пальцами по обложке папки. Ничто больше не мешает нам расправить плечи и, наконец задушить эту британскую гадину. У нас есть для этого все! Есть атомная бомба, есть ракеты Королева, есть самый мощный в мире подводный флот, есть «Ипсилон», наконец. «Палтус» сообщал, что переговоры прошли успешно. Через неделю в Кронштадт прибудут немецкие специалисты. Водолазные работы на «Вильгельме Густлове» успешно завершены. Теперь «Берегись, Британия!» мы свернем тебе шею! «Овсяночники, ве…»

— Гражданин Берия! Именем Союза Советских Социалистических Республик вы арестованы! — В кабинет вбежали несколько офицеров во главе с Жуковым. В руках у Жукова был ППШ.

— Вы что себе позволяете, товарищ Жуков! — выкрикнул Берия, машинально нащупывая рукой ящик стола, в котором лежал его ТТ. Не лучшее оружие в дворцовых переворотах, но другого припасено не было. Берия попытался встать.

— Сидеть! — осадил его Маршал Победы и грозно повел стволом ППШ. — Сопротивляться не советую. У меня приказ — живым вас брать совершенно не обязательно!

Берия стремительно соображал, где он допустил ошибку, кто предал? Маленков? Неужели он, эта размазня… Дубовый ящик быстро поддался, и под рукой у зампредсовмина сверкнул вороненый ствол.

Первый человек в стране давно не упражнялся в стрельбе, да и зачем это первому человеку, такой огромной и могучей страны, где есть многомиллионная армия, готовая по первому его слову встать на защиту Главнокомандующего, где есть верный МГБ, с такими людьми, как Судоплатов, Меркулов и многие другие. Он вождь, а вождю метко и быстро стрелять ни к чему, ну разве что совершить последний выстрел в рот, но это дело интимное и суеты не терпит.

Берия резко вскочил и выхватил пистолет, Жуков знал, что находится у него в правом ящике, и не раздумывая нажал на курок. Очередь прошила тело русского Оттокара от плеча до бедра. Он неловко отпрянул назад, выронил ТТ, попятился и упал в массивное кожаное кресло, едва не опрокинув его.

— Сука! — выругался Жуков. Он опустил автомат, обошел вокруг стола, за которым лежало тело, несколько секунд рассматривал его и, наконец, сплюнув, взял трубку «вертушки». — Соедините с Хрущевым! Жуков!

Далее был, как это хорошо известно из газет, процесс в ходе которого Берия был обвинен в шпионаже в пользу Великобритании и других стран, стремлении к ликвидации Советского рабоче-крестьянского строя, реставрации капитализма и восстановлению господства буржуазии. Также Берию обвинили в моральном разложении, злоупотреблении властью, а также в фальсификации тысяч уголовных дел на своих сослуживцев в Грузии и Закавказье и организации незаконных репрессий (это Берия, согласно обвинению, совершал, тоже действуя по наущению своих английских хозяев). И вправду, сука!

В 1979 году в Тайбее, на фактически подконтрольной британцам территории, вышла небольшая книга «Памятка Русскому Человеку»,[38] автор которой генерал Ю. М. Лариков (под псевдонимом В. Ушкуйник), среди прочего, приветствовал убийство Берии, позиционируя его как иудейского заговорщика.

(1953 г. Буэнос-Айрес. На двое суток раньше)

— Сейчас ты спокойно встанешь и выйдешь с нами вон к той машине! — прошипел один из аргентинцев, окруживших Ройтера. Их было трое. Лица у двоих из трех были уж слишком идальговскими, даже чересчур. Произношение — не очень. Да и не аргентинцы никакие это. Вот только понять бы кто — немцы или англичане, а если немцы, то которые. BND, или «Штази», или бывшие эсэсовцы. В зависимости от того, кто это был, могла разворачиваться совершенно различная игра. А то, что карты уже сданы, как нельзя лучше говорило лезвие ножа у шеи Ройтера.

Он еще раз осмотрел столик, за которым сидел. Что из того, что на нем есть может быть оружием? — Многое. Солонка… Ее можно кинуть в лицо второму усатому. Он держит меня на мушке, но когда в лицо полетит соль — инстинктивно защитится и перестанет контролировать оружие. У Ройтера будет еще пара секунд, чтобы уйти с линии выстрела. Вилка… Вилка — это вообще супероружие, куда лучше, чем тупой сервировочный нож, ведь вне зависимости от правил этикета вилка всегда острая. Даже если ее воткнуть в руку — это уже выключение противника из боя на некоторое время, вполне достаточное для того, чтобы найти вариант защиты. Ну и самое, конечно, серьезное оружие — его трость. Это с виду она похожа на дорогой аксессуар столичного пижона, а на самом деле это старый добрый кю-гунто. Форма несколько изменена, но клинок все тот же, старинный японский. Еще не одному ублюдку снесет голову.

— Господа, — нарочито лениво произнес Ройтер. — Не надо так сильно волноваться. Сейчас я пройду с вами, куда скажете. Ну, дайте хотя бы доесть бифштекс…

Он потянулся за вилкой. Трость лежала на его голени.

— Давай, не валяй дурака, — выкрикнул усатый и поводил стволом пистолета. — Сказано, иди с нами, и без фокусов.

— Хорошо, хорошо… — Пара мгновений, которые Ройтер потратил на бессмысленные переговоры, позволили ему взять в правую руку вилку. Надо же чем-то есть бифштекс…

Присутствовавшие в этот дождливый день в кафе Сан-Тельмо[39] неподалеку от Свято-Троицкой православной церкви не успели ничего увидеть. Сначала раздался душераздирающий вопль, затем свист клинка и хлопок деревянной крышки стола, два выстрела в потолок, с которого посыпалась штукатурка, и грохот отлетевшего под стойку револьвера. Дальше наступила тишина. На полу валялись два корчащихся человека в ковбойских одеждах. У одного была располосована грудь от плеча до живота, и из раны хлестала фонтаном кровь, другой катался по полу и выл, закрыв окровавленными руками лицо. Третий сидел на стуле, и к его кадыку был плотно прижат японский клинок.

— Сидеть! — приказал Ройтер, шаря по карманам аргентинца. Найдя документы, довольно хмыкнул и, продолжая контролировать клинком окружающее пространство, медленно пятясь, вошел в служебное помещение кафе. Вбежавший на грохот водитель опоздал. За Ройтером захлопнулась дверь в кухню.

— Бараны! Идиоты! — шипел на своего оппонента на том конце телефонной трубки человек без шеи. — Я же говорил, что нельзя так тупо действовать! Я же вас предупреждал! Ну каковы красавцы, а? Труп, инвалид, а третий просто обоссался! И это сотрудники безопасности немецкого государства рабочих и крестьян! Да мне насрать… Да если ваш шеф и дальше будет так работать, то и ему найдется замена, как нашлась Цейссеру! Нет, ну вот бараны! — это он уже обратился к англичанину в форме лейтенанта-коммандера.

— Ну как можно с такими идиотами работать! Наследнички тупорылого навозника![40]

— У вас проблемы? — спросил англичанин. Это был Хейз младший. За прошедшие годы он сделал внушительную карьеру в SIS.[41]

— Да! И главная проблема — кадры. Послали к этому Кальвадосу троих дебилов, которым только в «трешке»[42] кости ломать подследственным. Ну, он их и покромсал в капусту, даже не поинтересовавшись предметом сделки. Не так надо действовать с ним! Ну не так! Лучше бы бабу какую послали… Неужели до такого не могли додуматься! Истинно бараны!

— Ладно, дорогой мой Штумпф, это все эмоции. Что вы конкретно предлагаете. За операцию отвечаете вы, а никакой не Волльвебер![43] Да если уж на то пошло, то и Волльвебер — ваша креатура. Так что ссылка на дебилов не убедительна. Кто подбирает себе в помощники дебилов — сам дебил.

— Я понимаю, — пробурчал Штумпф. — Я бы сам все сделал, но уж больно стар и не вполне здоров. Но кое-что могу предложить. Думаю, это должно получиться.

— Слушаю вас внимательно.

— Что для человека самое дорогое?

— Это смотря для какого человека. Для кого жизнь, для кого честь, для кого — кружка пива и сосиска в теплом местечке.

— Но тем не менее есть нечто, что будет одинаково дорого всем троим.

— Что же?

— Дети! Ради детей совершается столько преступлений, предательств, глупостей, сколько, пожалуй, не совершается ни ради чего другого на свете. Причем это касается безусловно всех народов и политических формаций. Ради чего можно отказаться и от жизни, и от чести, и от тарелки сосисок? Ради ребенка. И это ежедневно делают миллионы родителей по всей земле. Он лишился любимой женщины, но у него есть ребенок, которым он очень дорожит…

— Вы предлагаете выкрасть его ребенка?

— Нет, это так же глупо, как пытаться захватить его самого силой. Его нужно лишить надежды. Лишить будущего. Пусть ребенок будет с ним, но пусть он превратится из надежды в обузу, не в то, ради чего стоит жить, а в то, что превращает жизнь в бессмыслицу. Образец арийского будущего может стать образцом дегенерации и разложения. А в исполнители найдем ребят покрепче. Южная Америка — это не Кудам.[44]