В семье не без подвоха - Юлия Жукова

– А чего они все таких бешеных цветов? – спрашивает Сашка. – У нас грибы обычно в подстилке прячутся, мимикрируют…

– Ближе к северу у нас они тоже все больше серые да бурые, – отвечает Азамат. – А в этих широтах растут некоторые ядовитые травы, которые портят грибам почву, и эти травы едят всякие лесные звери, чтобы лечиться. Вот грибы их и приманивают – пришел кабан грибочком угоститься, заодно и лечебной травы пожевал, а грибы на ее месте вылезли.

– И не червивые вообще, – дивится мама. – Ну у вас тут жизнь, я скажу…

– А… что, тут кабаны водятся? – осторожно спрашивает Сашка.

– А как же, – пожимает плечами Азамат. – Кабаны, волки, медведи, лисы, несколько разных крупных кошек, ну и всякие куньи, конечно, леса-то богатые.

Сашка нервно сглатывает и оглядывается.

– Да вы не беспокойтесь, – усмехается Азамат. – Днем близко к жилью никто не подойдет, да и я с оружием. Но если увидите какого зверя, кричите громко, он сбежит.

– У нас глюков-то не будет с этих грибочков? – вопрошает маман, закусывая очередной сыроежкой (их тут, оказывается, несколько видов разных цветов, только макушки у всех оранжевые).

Я перевожу вопрос, меня он тоже интересует.

– От этих нет, – заверяют Азамат с матушкой и Тирбишем хором.

– Вот если увидите такие темно-темно-синие, а снизу серебристые, это грибы истины, их лучше просто так не есть, – сообщает матушка, выразительно тыча пальцами в собственные синие штаны и Азаматову серебристую сумку, чтобы моя маман поняла, о каких цветах идет речь.

Мама даже повторяет названия.

– Это не те ли, которыми меня Алтоша травил? – интересуюсь.

– Они самые, – кивает Азамат. – Но просто так, сырыми, мы их тоже не употребляем, только отвар или настойку.

Куница, которую ведет Сашка, внезапно останавливается, вытягивается столбиком и рявкает куда-то в кусты.

– Тихо, тихо. – Азамат пригибается и одним пальцем гладит маленькую головку. – Там лиса, она мимо идет, тебя не тронет.

Куница, почувствовав моральную поддержку, рявкает еще несколько раз для самоутверждения и успокаивается.

– Что там?! – выпаливают мои родичи.

– Лиса, – говорю.

– Ли-са, – повторяет Азамат. – Надо выучить всяких зверей вообще. А как будет волк? Или тигр?

Я перевожу, Азамат повторяет.

– Интересно, похоже на всеобщий немного. А как будет гхаррсан?

– А это кто? – Такого зверя я не проходила. Я и остальных-то знаю только по названиям болезней да по детским книжкам.

– Выдровая кошка.

– Э… Я такого не знаю. А на всеобщем как?

– Никогда не интересовался, – пожимает плечами Азамат. – Но если ты подойдешь ко мне на пару шагов, то вон в той развилке над оврагом увидишь.

Я послушно подхожу и прослеживаю взглядом направление, в котором указывает Азамат. Там на золотой сосне и правда сидит кто-то желтый размером чуть покрупнее обычной земной кошки и таращит на нас светлые глаза. Тут ребенок на мне, видимо почувствовав напряжение, завякал, и загадочное существо ухнуло с дерева куда-то в глубь леса.

– Я не знаю, кто это, – мотаю головой. – Оно хотя бы кошка или норка?

– Скорее кошка, хотя трудно сказать. Ест всех, особенно любит разорять сурчатники.

– Все сюда! – доносится зов Оривы. – Я нашла грибы-красавцы!

– Ого! – воодушевляется матушка и резко сворачивает на голос.

– О, пошли, пошли. – Тирбиш машет рукой моим, и все вместе мы топаем на Оривину полянку. Грибы и правда красивые, красные, с высоко задранными краями шляпки, торчат во мху, как рюмочки.

– Кто в сапогах, собирайте, – командует Орива, стоя на кочке. Полянка-то не полянка, а болотце.

– А может, босиком? – предлагает Сашка, шевеля пальцами в тряпочных кедах.

– Что вы, там же змеи! – хмурится Азамат. – У нас по болоту только в сапогах можно. Так, ма, Тирбиш, Шатун и я – собираем, остальные отойдите, где сухо.

– Ну ладно, – вздыхает Сашка. – Пошли какие-нибудь более досягаемые грибы искать.

В отличие от околоземных планет-питомников, здесь грибы растут не по три-четыре, а большими куртинами, там, где ядовитой травы нету. Поэтому все время смотреть под ноги не приходится, можно спокойно идти по пустому лесу, пока не наткнешься на яркое пятно, и тогда уже сразу штук пятьдесят соберешь.

Мы снова немного распределяемся. Осень еще ранняя, листья почти все зеленые, под ногами мягкая травка, ничего не шуршит, тихо-тихо. Изредка какая-нибудь птица вякнет, или прогудит мимо реактивное насекомое. Лес на склонах смешанный, хотя больше все-таки хвойный, и чем выше, тем хвойнее. Местами из-под лесной подстилки торчат сияющие белые камни здешних скал – тут много кварца. Местность даже приблизительно не ровная – мало того что с уклоном к морю, так еще и рассеченная трещинами в скале. То и дело приходится обходить крутые овраги и расщелины. В пологие лощины я спускаюсь, потому что там-то и растут грибы, где пониже и помокрее. Впрочем, лето выдалось суховатое, так что я не рискую намокнуть. Страшно подумать, какие гиганты тут должны расти после мокрого лета и в каких количествах.

Я в очередной раз свищу, чтобы понять, в какой стороне остальные и не пора ли мне поворачивать. В ответ что-то тихо. Видимо, я спустилась за большой бугор, и меня не слышно. Поднимаюсь повыше и свищу снова. Тишина. Ладно, Дол отовсюду видно, не заблужусь, разве только прогуляюсь подальше. Пришла я вон оттуда, помню, как под поваленным стволом подлезала. Ну, пошли обратно.

Вылезаю из-под ствола и натыкаюсь взглядом на фигуру перед собой. С той стороны дерева я никого не заметила. На низкой ветке сидит мальчишка лет тринадцати, лохматый, перепачканный, в зеленой от травы одежде. Один из младших детей нашего сторожа, что ли?

– Привет, – говорю. – Ждешь кого-то?

Он молчит, только недоуменно меня разглядывает. Ребенок на мне не спит, машет кулачком и что-то там попискивает негромко о своем.

– Ты тут не видел большую компанию? – спрашиваю. – А то я что-то убрела далеко.

Мальчик так же молча машет рукой влево.

– Ага, спасибо, – улыбаюсь и принимаюсь высматривать между деревьев и бурелома более-менее проходибельную траекторию.

Мальчик спрыгивает с ветки и подходит поближе, медленно и неуверенно. Наконец замирает метрах в полутора.

– Помочь чем-нибудь? – спрашиваю, зная, что ко мне всегда боятся обратиться.

– Твой? – спрашивает он, кивая на мелкого. Голос у него сиплый, видимо, ломается.

– Да, – киваю. Мне немного странно обращение: сторожевы дети гораздо вежливее, а не понять, кто я, он не мог. Чем больше я смотрю, тем страннее кажется мне этот мальчик. Волосы по бокам головы у него торчат как-то противоестественно, руки очень длинные, и пальцы тоже. Одежда – совсем старье, обуви нет.

– Красивый, – как-то обиженно сообщает мальчик. У самого у него лицо немного девчоночье, маленький носик, тонкие губы, большие круглые глаза. В целом довольно симпатичный.

– Ты тоже, – улыбаюсь. Мало ли, может, человек переживает на эту тему. Подросток все-таки.

Он еще шире открывает свои круглые глаза и вдруг в два прыжка оказывается на ближайшем дереве. Если б я не знала Азамата, то ни за что бы не поверила, что люди могут так быстро и ловко двигаться, но, видимо, парень просто много тренируется. Он тем временем добирается до вершины дерева и так же проворно спускается вниз. Свешивается на коленках с нижнего сука и протягивает мне ветку, усеянную какими-то орехами.

– Спасибо, – говорю я обескураженно.

Он как-то странно фыркает, всасывается обратно в крону, после чего сигает на соседнее дерево и исчезает в листве.

Я пожимаю плечами и топаю в указанном направлении. Минут через пять выхожу к грибному болоту, где наши сапогатые добытчики как раз все собрали и топчутся на берегу, обтирая с ног ил.

– О, Лиза, – замечает меня Азамат. – А где остальные?

– Бродят, я немного угуляла.

– Надо их уже скликать, у нас емкости кончились. Ого, откуда у тебя эти орехи?

Тирбиш, Шатун и матушка тоже внимательно изучают ветку в моей руке.

– Да я там, – машу веткой в сторону, с которой пришла, – какого-то мальчишку встретила, на дереве сидел. Он мне сорвал. Наверное, сын сторожа…

Азамат задумывается.

– У нашего сторожа сыновья все взрослые. А он не назвался? Здесь поблизости больше и не живет никто, тем более с детьми…

– Не назвался. Ну он такой, подросток скорее. Одежка вся драная, по деревьям прыгал, как белка.

Матушка вдруг вытаращивается на меня так, что мне не по себе становится.

– А он сказал что-нибудь?

– Ага, два слова. А что?

Матушка расслабляется, а вот Азамат наоборот.

– Погоди-ка, а уши или руки его ты не разглядела?

– Руки длинные очень, – припоминаю. – Ушей не видела, все волосами завешено, но такое впечатление, что у него под этими волосами еще что-то было кроме ушей.