Ошибка Бога Времени - Инна Бачинская

Зазвонил телефон. Юлия вздрогнула и подумала: а вдруг это тот, который написал письмо? Это вполне могла быть и «та», и, подумав «тот», она вовсе не имела в виду пол благожелателя, а только подлое безликое существо, старательной рукой изобразившее печатные буквы. Телефон звонил и звонил, а Юлия не решалась взять трубку. Ей было страшно. Наконец она заставила себя подойти к телефону.

– Юлька!

С облегчением она услышала Иркин голос.

– Ты дома?

– Ирочка, как хорошо, что ты позвонила! Мы вернулись вчера вечером, почти ночью. Хочешь – приходи!

– Хочу! Ты мне только скажи, у вас все нормально?

– Все хорошо!

– А то голос у тебя какой-то нехороший!

– Просто не выспалась.

– А где Алекс?

– На работе.

– Правильно, мужик должен работать. Сейчас приеду. Знаешь, мне тебя очень не хватало, – вдруг призналась Ирка. – Такая тоска смертная, не передать! И погода мерзкая. Хляби разверзлись и никак не сверзнутся обратно!

– У тебя все в порядке? – Ирка пытливо вглядывалась в лицо Юлии.

– Конечно, – ответила Юлия как можно беззаботнее. – Все в порядке!

Она еще не решила, сказать Ирке об анонимке или нет. Ей казалось, что если никто ничего не знает, то ее как бы и не существует. Сгорела, как и не было! Слушать Иркины охи и ахи ей тоже не хотелось. Хотя, с другой стороны, в проницательности Ирке не откажешь. Она этого подонка мигом вычислит. Так в чем же дело? Стыдно. Стыдно, потому что… справедливо. Если отбросить злобу и ненависть, то анонимщик прав. В принципе прав. Ведь не станешь рассказывать каждому встречному-поперечному, что у них с Алексом все по-другому…

Странное оцепенение овладело Юлией.

– Все хорошо, – повторила она и заторопилась: – Знаешь, я рада, что мы поехали не в Испанию или в Грецию, куда все ездят, а в Мексику. Мексика – удивительный мир, ни на что не похожий. Дорога, правда, утомительна, но раз в жизни можно выдержать. А краски! Карибское море ярко-бирюзовое, знаменитые кварцевые пески – ослепительно-белые. Они отражают солнечный свет и не нагреваются. В полдень, когда все раскалено, они холодные, представляешь? Идешь и чувствуешь холод…

Юлия говорила и говорила, боясь остановиться, прячась за свои слова, как за дымовую завесу, боясь Иркиного пристального взгляда и, самое главное, ее внезапного вопроса: «Юлька, в чем дело?» Но Ирка смотрела рассеянно и, видимо, думала о чем-то своем.

– Ты ни о чем не жалеешь? – Иркин вопрос прозвучал почти грубо и, как всегда, попал в точку. Кварцевые пески ее не заинтересовали.

– Нет! – коротко ответила перебитая на полуслове Юлия и замолчала. Рассказывать о Мексике ей больше не хотелось.

– Ну и прекрасно! У меня голова трещит от этого чертова дождя! Понаделали дыр в озоне, скоро всех в космос унесет. Давай, может, по кофеечку?

– Хочешь котлету? Лиза Игнатьевна готовит как на роту солдат. Как же, мужчина в доме! – Юлия попыталась улыбнуться.

– Котлету не хочу, хочу кофе, покрепче и без молока.

Когда они уже сидели за столом – как-то так получилось, что они, не сговариваясь, уселись по обеим сторонам «индийской гробницы», как называл массивное восьмиугольное сооружение ясеневого дерева о двух тумбах-ногах Женька, друг против друга, вместо того чтобы, как обычно, уютно расположиться на тахте. Юлия отметила некую перемену, отчуждение, что ли, в Ирке. Как будто кто-то невидимый и враждебный на мягких лапах пробежал между ними. Лицо Ирки было безрадостным, и была она на удивление молчалива. Юлия почувствовала растущее беспокойство.

– Марик тебе не звонил? – спросила вдруг Ирка.

– Он приходил. Утром, – ответила Юлия, которая успела забыть о Марике.

– Когда?

– Еще девяти не было.

– Зачем?

Юлии пришло в голову, что она не знает, зачем приходил Марик.

– Просто пришел. Проведать, – сказала она неуверенно. – Мы позавтракали вместе…

– Алекс тоже был?

– Нет, Алекс уже ушел. Ирка, ты что, с ума сошла? – Юлии вдруг показалось, что Ирка ревнует ее к мужу, и она едва не рассмеялась. – Он забежал всего на полчаса!

– Пока нет, – серьезно ответила Ирка. – Но крышу перекосило.

Они смотрели друг на друга: Юлия – озадаченно, Ирка – сосредоточенно, словно раздумывая, стоит ли сказать или промолчать. Наконец решилась.

– Юля, я даже не знаю, как сказать… ты должна узнать… чем раньше, тем лучше.

– Что?

Тоскливое предчувствие, даже страх, охватило Юлию. Она испуганно смотрела на Ирку, и где-то глубоко билась мысль: «Неужели… Неужели знает? Откуда?»

– Марик… Ты сама знаешь, что такое наш Марик, – начала Ирка, не глядя на Юлию. – Из него бизнесмен, как из… говна пуля.

Юлия недоуменно смотрела на приятельницу. При чем здесь Марик?

– Весь бизнес держался на Женьке, а потом… все это время, на его старых связях. Марик – дурак и ничтожество, он только щеки умеет надувать, – Ирка сжала кулаки. – Он провалил две сделки, и фирма заплатила неустойки. Хорошо, хоть до суда не дошло!

– Он мне ничего не сказал.

– Еще бы! Не посмел. Марик не боец. Он боится, что ты его вытуришь. Куда он тогда денется?

Она замолчала. Молчала и Юлия, чувствуя облегчение. Ее испуг уже казался ей нелепым. Ирка ничего не знает! Не может знать. «Люди знают о нас только то, что мы сами им говорим, – повторял Женька. – Не более!»

– Марик – игрок команды, а не лидер! – продолжала Ирка. – Вечный второй номер. Если не третий. Самое паршивое в нем то, что он страшно самоуверен. Он думает, что он не хуже Женьки или Ситникова. Связался с Речицким и сел в лужу. И жаловаться некому, договоренность была устная. А сейчас закатывает истерики, чуть не стреляться собрался, волосы на себе рвет: «Я привык иметь дело с порядочными людьми! Кто ж знал, что Речицкий подонок?» Все знали. И он тоже знал, но уж очень жирный кусок обламывался. Он отпустил главбуха, пожадничал накинуть пару сотен в месяц, тот и ушел к конкурентам. Ушел Кирюха, ушла Раиска, а такую бронебабу еще поискать. Бегут, как крысы. А этот придурок гордо заявляет: я никого не держу! Представляешь, он никого не держит! Да он им в ножки должен был кланяться! Раиска, кстати, к тебе рвалась, еще полгода назад, глаза открыть. Я ее на днях встретила, она мне все и выложила. Помнишь? А ты сказала, что плохо себя чувствуешь.

– Не помню, – пробормотала Юлия. – Я могу оказаться на улице?

Как ни странно, подобная перспектива ее не особенно испугала.

Ирка пожала плечами:

– Не знаю. Поговори с ним. Он теперь что угодно может выкинуть со страху. Ненавижу слабых мужиков!

– Что же делать?

– Я бы для начала вернула главбуха, – сказала Ирка неуверенно. – Нужна сильная рука, хозяин нужен. Ты теперь не одна, обсуди с Алексом…

– Алекс не станет вмешиваться.

– Почему?

– Потому!

– Ах, какие мы благородные! – Ирка раздула ноздри, голос почти сорвался на визг. – Нам чужого не надо! Дурак он, твой Алекс!

Юлия вдруг испытала странное чувство. Ее показалось, что стол стремительно удаляется от нее, а она сама летит куда-то вниз. Иркино лицо, красное и злое, стало маленьким и далеким. Юлия вцепилась пальцами в край стола. Из чашки с недопитым кофе показалась струйка дыма. Блюдце изогнулось и вытянулось. Чьи-то пальцы, холодные и жесткие, прикоснулись к затылку, укололи тонкими острыми лезвиями когтей и проникли внутрь, вызвав острую боль. Ей стало трудно дышать, горло словно одеревенело.

– Юлька? – Ирка привстала с кресла. – Юлька, что с тобой?

…Женька сидел на широких выщербленных мраморных ступеньках. Сквозь трещины в мраморе лезли белесые пики сорной травы. Неясный дрожащий свет был разлит в природе – не то раннее утро, не то ранние сумерки, не то лето, не то осень… Межвременье, межсезонье. Ни ветерка. За Женькой нависал старинный грязно-белый дом с темными провалами высоких арочных окон, стекла его тускло отражали темные деревья и неяркое низкое небо. Высокая дверь с позеленевшим медным молотком на таком же позеленевшем медном щите посередине была чуть приотворена. Густая чернота угадывалась внутри дома. За пределами крыльца сумрак был гуще, словно центр сцены освещался искусственно. Сбоку на крыльце стоял, покосившись, медный самовар с глубокими вмятинами; рядом, на земле – старинная беззубая пишущая машинка с расколотым фарфором клавиш, через которые проросла все та же белесая трава; чуть поодаль валялась металлическая телефонная трубка с забитыми пылью отверстиями микрофона. Грязная, бесформенная бальная туфелька, расшитая тусклым полуосыпавшимся бисером, выглядела смутно знакомой. Еще какие-то мелкие предметы едва угадывались в сумраке. Бочка с дождевой черной водой стояла на углу дома. На поверхности ее лопались пузыри, как будто кто-то прятался под водой и дышал там. Негромкий звук лопающихся пузырей был единственным звуком, нарушавшим тишину…

«Женька теперь здесь живет!» – подумала Юлия, оглядываясь с жадным любопытством. Она стояла босая на колючей белесой траве и молча смотрела снизу вверх. Женька был в своей любимой рубашке в сине-серую мелкую клетку, легких светлых брюках и плетеных туфлях. Они смотрели друг на друга – Женька без улыбки, внимательно и серьезно, что было на него совсем не похоже, Юлия – виновато.