Тайная любовь - Стефани Лоуренс

Где-то в глубине ее сознания крылось воспоминание о том, что он всегда являлся на помощь: например, в случае с лошадью, чуть было не покалечившей ее на Бонд-стрит, или в толпе, окружавшей продавца орехов. В этом не было ничего необычного — так происходило всегда. Несмотря на то что они давно уже были в натянутых отношениях, Габриэль обязательно помогал ей, если знал, что она нуждается в помощи. Теперь он снова выручал ее, даже не подозревая об этом.

Такой человек, несомненно, заслуживал лучшего отношения с ее стороны, но что она могла сделать?

Алатея вздохнула и, заставив себя сосредоточиться на деле, принялась обдумывать новый ход. Для начала она решила восстановить их прежнюю дружбу и вести себя с Габриэлем, как когда-то, чтобы он чувствовал себя с ней свободно. Что касалось ее самой, то за последние десять лет, если не считать случая на Бонд-стрит, едва ли она хоть раз коснулась его рукава. Разумеется, и дальше она не должна была показать своих чувств. Если Габриэль снова подойдет слишком близко, она должна держаться стоически и страдать молча.

Взглянув на густую зелень за окном, Алатея решила отложить серьезные вопросы на более поздний час и подумать о том, каким будет его следующий шаг. Он велел ей предоставить ему право вести дела с Кроули, и для нее было большим искушением последовать его совету. Однако, поскольку Габриэль ничего не знал о ее семье и даже не знал ее имени, подобное поведение представлялось ей весьма рискованным. К тому же она должна была взять в свои руки дело его вознаграждения за подвиги.

Весьма возможно, что ему уже стал известен некий новый и важный факт, — и какой платы он потребует за это? Одно было ясно — у нее недоставало опыта, чтобы угадать это. К тому же Алатея не была уверена, что может доверять себе, особенно в те моменты, когда он держит ее в объятиях.

Это была та часть их взаимоотношений, которую она понимала меньше всего. Становясь графиней, она позволяла себе то, чего никогда не могла бы позволить Алатея Морвеллан; и дело заключалось не только в тайной связи с ним — было нечто еще более глубокое, нечто такое, что разделяли они оба. Она жаждала этой связи и этого союза, зная в то же время, что не могла позволить себе никаких отношений с ним.

Алатея не принадлежала к легкомысленным девицам, готовым броситься в объятия первого встречного, никогда не отличалась необузданностью нрава. Но стоило ей принять облик графини, как все менялось: задуманная ею игра становилась опасной и принимала новый, неожиданный оборот.

Послышался стук в дверь, и Алатея, обернувшись, увидела Фолуэлла. Он вежливо поклонился. Сделав ему знак войти, Алатея подошла к письменному столу.

— Вы хотите мне что-то сообщить?

— Сегодня ничего, миледи. — Фолуэлл нерешительно потоптался возле ее письменного стола. — А вот Чанс… Он такой болтун. Он говорит о мистере Руперте слишком вольно и откровенно, а это, как вы знаете, миледи, против всяких правил.

— Пожалуй, но в данном случае разговорчивость Чанса нам на руку.

— О да, когда он болтает со мной и Додсуэллом; но нам бы не хотелось, чтобы он общался подобным образом с кем-нибудь еще.

— Ты совершенно прав.

Алатея с трудом удержалась от улыбки — было и в самом деле что-то забавное в том, как ее слуга наставлял нового лакея Габриэля. Она уже имела полный и красочный отчет о том, как Чанс получил свое место. Все услышанное только усиливало ее желание познакомиться с этой загадочной личностью.

Эксцентричность Габриэля, которая открывалась Алатее через Чанса, была ей мила и знакома. Габриэль не был холоден, скорее он умел обуздывать свои чувства; Алатея готова была держать пари, что леди Силия и понятия не имела о Чансе.

— Мистер Руперт не встречался снова с мистером Деббингтоном?

— Нет, миледи.

— И ни записок, ни писем?

— Прошлым вечером принесли одну записку, но Чанс не знает, от кого она. Мистер Руперт прочел ее и, кажется, был доволен.

Алатее снова вспомнились слова леди Силии. Она с любопытством посмотрела на Фолуэлла.

— А как насчет дам? Его посещали какие-нибудь дамы?

— Нет, миледи, Додсуэлл говорит, что в его доме не было женщин уже очень давно — несколько недель, а возможно, и дольше. Мистер Кинстер выходит только на семейные торжества и еще встречается с какой-то таинственной личностью. Это, должно быть, вы, миледи.

— Благодарю, Фолуэлл. — Алатея почувствовала, что краснеет. — Продолжай узнавать что сможешь, но старайся делать это незаметно для Руперта.

— Я так и буду поступать, миледи.

Неуклюже поклонившись, Фолуэлл вышел, а Алатея принялась обдумывать услышанное. Силия всегда утверждала, что леди идут сплошным потоком через их дом на Брук-стрит.

Правда, там жили двое молодых людей — Люцифер и Габриэль, и теперь ей отчего-то казалось, что дамы приходили не к Габриэлю.

Огаста, маркиза Хантли, двумя днями позже давала большой бал. Что отличало этот бал от многих других, Алатея не могла бы сказать — он был таким же людным и таким же скучным, как все остальные. Однако маркиза приходилась родственницей Кинстерам, и не было никакой возможности отклонить ее приглашение. Одно было хорошо — этот бал позволял Алатее следить за тем, кого она избрала орудием восстановления справедливости. Из угла бального зала, где ей удалось выбрать удобную для наблюдения позицию, она следила за тем, как Габриэль кружил по залу, напоминая хищного зверя гибкостью и мягкостью поступи.

Алатея была достаточно высока ростом, чтобы иметь возможность наблюдать за ним, но ей приходилось проявлять осторожность и не смотреть на него постоянно. В мыслях она непрестанно повторяла принятое недавно решение: избегать его, насколько это возможно, а при встречах вести себя так, как если бы он никогда не сжимал ее в объятиях.

К счастью, Габриэль держался довольно далеко от нее. Его широкие плечи были обтянуты черно-коричневым фраком, выгодно оттенявшим рыжевато-каштановый цвет его волос. Предельно простой покрой только подчеркивал его осанку и повадки опасного хищного зверя.

Через минуту, отведя от него взгляд, Алатея принялась размышлять, как сократить расходы на украшение бального зала в Морвеллан-Хаусе, ухитрившись при этом добиться желаемого результата.

Бал, на котором Мэри и Элис должны быть представлены лондонскому обществу, неумолимо приближался.

— Может, лучше было бы оставить эту дурацкую вещицу дома или бросить ее в огонь?

Алатея стремительно повернулась, сердце ее подпрыгнуло к самому горлу. Она так ушла в свои мысли, что даже не заметила, как он подошел к ней. Габриэль ждал, и ей надо было что-нибудь отвечать.

— Ради всего святого! Мне двадцать девять лет!