Из истории старообрядцев на польских землях: XVII—ХХ вв. - Эугениуш Иванец

в этом случае получал право читать Евангелие и отправлять прочие религиозные требы. При этом вновь избранный наставник обязан был проявить хорошее знание принципов старой веры и славиться своим благочестием. На первых порах только неженатый мужчина мог стать наставником, затем в наставники стали выбирать и вдовцов, и даже женатых, преимущественно пожилых мужчин, отличающихся, кроме знания религиозной доктрины, соответствующими моральными качествами, придерживающихся запрета на курение, употребление алкоголя и брадобритие. Наставником не мог стать тот, кто женился дважды. Если наставник – в обиходе довольно часто называемый попом – не придерживался известных принципов, он мог в любое время быть разжалован. Таким образом, наставник на самом деле ничем не отличался от остальных верующих. Он по-прежнему жил на те средства, которые составляли обычный источник его доходов, мог принимать только добровольные пожертвования от остальных прихожан, однако в случае утраты трудоспособности община была обязана обеспечить ему средства существования. Следует отметить, что и в настоящее время в отношении наставников соблюдаются те же принципы [Iwaniec 1967: 415–416].

В дер. Глубокий Ров в 1807 г. произошли следующие изменения: после Федора Тимофеева главным духовным предводителем был избран Ефим Борисов, прибывший в те края из Режицкого повята Витебской губернии. Это был человек, руководствовавшийся суровыми принципами, не признававший в делах вероисповедания никаких новшеств. Он обвинил верующих Погорельской моленной в слишком мягком отношении к административным властям, назвав их отщепенцами [Akta Komisji Rządowej: б/н; Mecherzyński 1861: 90]. Требования нового наставника вызвали очередной конфликт в среде прихожан моленной, который разгорелся в период Царства Польского. Большинство жителей деревни перешли на сторону Ефима Борисова, который завоевал себе сторонников также в Погорельце [Gerss 1909: 67; Sukertowa-Biedrawina 1961: 46].

Ефим Борисов решительно воспротивился реализации постановлений царских декретов о введении рекрутчины, поскольку солдатам предписывалось брить бороды и питаться из общего котла с иноверцами, что было совершенно неприемлемо для старообрядцев [Материалы 1878/15: 59]. Когда в 1817 г. рекрутские команды приступили к проведению записи, среди старообрядцев добровольцев не оказалось. В некоторых гминах в комиссию явились старцы, которые заявили, что выслали свою молодежь за границу, за что готовы понести наказание и потому «поддаются любым приговорам правительства, какие только могут выпасть на их долю» [Материалы 1878 / 14: 54]. Наместник генерал Юзеф Зайончек (1752–1826) поначалу был готов согласиться на то, чтобы рекрутские комиссии брали тех, кого «датчики поставят», или даже на то, чтобы старообрядцы откупались от рекрутчины [Материалы 1878 / 13: 50]. Однако члены Правительственной комиссии юстиции и полиции высказались против такого решения и, несмотря на то, что старообрядцы пугали правительство массовой эмиграцией в Восточную Пруссию, рекомендовали наместнику отказаться от своего намерения, поскольку полагали, что в старообрядчество стали бы переходить молодые мужчины других вероисповеданий, а также многие прибыли бы с этой целью из России, чтобы избежать воинской повинности. На основании мнения, высказанного в докладной записке инспектора Курыка, члены комиссии заявили также, что безземельные старообрядцы служить согласны, а хозяева земельных угодий хотели бы заплатить денежный взнос в размере 1 рубля с человека взамен за освобождение их от воинской обязанности. Таким образом власти пытались доказать, что коль скоро часть старообрядцев все же согласились пойти на военную службу, значит, это не противоречит их религиозным убеждениям [Материалы 1878 / 13: 54; 14: 54]. Старообрядцам не помогли протесты и жалобы самому царю [Материалы 1877 / 52: 257] – комиссия не освободила их от рекрутской повинности [Материалы 1878 / 2: 8; Akta Komisji Rządowej]. В связи с этим стали составляться списки старообрядцев на местах [Iwaniec 19756: 410]. Кроме того, желая получить более точные сведения о передвижении населения, власти, руководствуясь кодексом Наполеона, действующим с 1 мая 1808 г., потребовали от местной администрации введения обязанности регистрирования рождений, браков и смертей в форме актов гражданского состояния. Эти распоряжения старообрядцы признали оскорбительными, поскольку любая регистрация считалась у них «антихристовой печатью» [Jakubowski 1961: 82]. Община, во главе которой стоял Ефим Борисов, в ответе на распоряжение властей указала на нарушение ст. 11 конституционной хартии [Dziennik Praw 1817–1828: 8; Mecherzyński 1861: 91–92]. Однако Василий Максимов оценил сложившуюся ситуацию иначе: под давлением властей он подчинился распоряжениям.

Несмотря на сопротивление жителей прихода в дер. Глубокий Ров, Правительственная комиссия юстиции в распоряжении № 1503 от 10 февраля 1820 г. рекомендовала введение книг записи актов гражданского состояния в обоих приходах, поручив исполнение задания Василию Максимову, позиция которого возмутила Ефима Борисова. Борисов стал призывать своих прихожан к сопротивлению властям и неподчинению, а самого Василия проклял как язычника, еретика и отщепенца. Верующих, согласившихся зарегистрироваться, Ефим отлучил от религиозной общины [Mecherzyński 1861: 83; cp.: Gerss 1909: 66]. Он в течение 9 дней отказывался совершить чин погребения ребенка, смерть которого была зарегистрирована в актах, и оказался в конфликте с властями [Akta Komisji Rządowej]. Дело рассматривалось в Комиссии внутренних дел и в Комиссии вероисповеданий и общественного просвещения и в конце концов дошло до самого великого князя Константина, по приказу которого в 1821 или 1822 г. непокорный Ефим был арестован и содержался под стражей в Бельведере (sic!)[28] в течение двух недель. По ходатайству генерала Дмитрия Куруты (доверенного лица великого князя. – Прим, перевод.) генерал Зайончек отпустил Ефима Борисова, пользуясь отсутствием Константина [Jakubowski 1961: 83; Gerss 1909: 68–69; Sukertowa-Biedrawina 1961: 45]. Новый конфликт с властями произошел в 1824 г. в связи с очередным рекрутским набором [Jakubowski 1961: 83]. Старообрядцы отказывались также посылать детей в школу. В соответствии с принятыми постановлениями, Станислав Сташиц уже в 1818 г. планировал открытие школ для старообрядцев [Mecherzyński 1861: 83; Gerss 1909: 69].

За призывы прихожан бойкотировать распоряжения властей Ефиму Борисову было запрещено наставническое служение, а оба прихода были объединены в один и отданы в распоряжение Василия Максимова. После закрытия моленной в дер. Глубокий Ров Ефим Борисов стал тайно отправлять богослужения на кладбище. Когда власти издали распоряжение, в силу которого Ефим был арестован и посажен в тюрьму, его брат Сидор, человек зажиточный и энергичный, пользуясь достаточно либеральным (по крайней мере, поначалу) отношением Александра I к старообрядцам (ср.: рескрипт 1801 г.), выпросил в Петербурге не только освобождение Ефима, но и согласие на откуп старообрядцев от воинской обязанности при условии сдачи в рекруты нанятых людей [Mecherzyński 1861: 91; Gerss 1909: 69]. Ефим после освобождения переехал в Посейнянки и попытался организовать там новый приход. В 1825 г. во время проезда Александра I из Варшавы в Петербург он подал царю мемориал, содержащий жалобу на власти Царства Польского. По приказу царя было проведено следствие, которое поручено было вести чиновнику Дрожиловскому. В