Старые дороги - Галина Дмитриевна Гончарова

А вот тут уже не понравилась Адриенна. Канцлер – среднего роста, плотный мужчина лет сорока – смотрел вопросительно. Словно оценивал – а почему это ты, девочка, сюда допущена? С чего такая честь? И на ее отца смотрел так же вопросительно.

Ничего не говорил, понимал, что король вопросов не одобрит, но смотрел.

– Дан Бонифаций Виталис. Придворный медик.

Придворный медик был уже в преклонных годах. Но смотрел тепло, улыбался добродушно… Адриенне он в целом понравился. И его ясные серые глаза, и морщины, которые складывались в хорошую теплую улыбку… это в юности у нас то лицо, которое даровал Господь. А в старости – то, которое мы сами себе заработали. Хмурился ты или улыбался, злился или радовался – сразу будет видно. Как нос, так и нрав не спрячешь. И если человек в старости похож на доброго волшебника, явно в юности он не был гадом.

Адриенна улыбнулась ему в ответ.

– А это дан СибЛевран. И его дочь Адриенна. Они мои гости.

Сказано было ясно и увесисто. Даны поняли намек и радушно заулыбались.

Да-да, никаких вопросов! Для знатнейших людей королевства, которые более иных приближены к королю, это такая честь! Сами СибЛевраны… они – кто? Неизвестно?

Ну и не важно! Если король сказал – значит, честь! И точка!

Глупой Адриенна не была. Двенадцать лет – официальный возраст согласия на брак, тут поневоле поумнеешь. И если его величество соизволил их пригласить и усадить за стол со своими ближайшими сподвижниками… кто-то в этом сомневается?

В министры, духовники, казначеи, канцлеры и так далее не берут людей, которым не могут доверять.

А СибЛевраны сидят с ними за одним столом.

Зачем?

Если бы речь шла о казни или о тюремном заключении, в этом представлении не было бы смысла. Значит, что-то другое. Только вот что можно от них получить?

Адриенна преисполнялась мрачных подозрений. Но на вопросы отвечала вежливо, улыбалась вполне мило, и к концу трапезы все собеседники были уверены, что дан Марк – обычный провинциал, а его дочурка – очаровательное существо. В меру безмозглое, как и все юные даны, в меру полезное, главное, чтобы умный мужчина ее направлял и объяснял, что надо делать.

Потом его величество решил, что трапеза закончена, и удалился работать. А Адриенне уйти не удалось. Ее атаковал дан Санторо:

– Дана СибЛевран, надеюсь, вы уделите мне немного своего времени?

– С позволения моего отца, дан Санторо.

– Можете обращаться ко мне «ваше высокопреосвященство», – приосанился дан.

– Да, ваше высокопреосвященство.

– Дан СибЛевран? Вы не возражаете?

– Верю, что с вами моя дочь будет в безопасности, равно как с родным отцом.

Дан Санторо поморщился. Но кивнул и предложил Адриенне руку. Сегодня кардинал был одет в светское платье, разве что темных тонов. Красная шелковая рубашка выбивалась из разрезов на рукавах скромного темного дублета, зато гаун, наброшенный сверху, был отделан мехом какой-то зверушки… соболя? Да, похоже. И застежка из рубина размером с ноготь большого пальца тоже стоит дорого – такое сочетание скромности и роскоши.

Забавно.

Адриенна улыбнулась кардиналу. В меру доверчиво, в меру наивно.

– Ваше высокопреосвященство?..

– Давно ли вы были на исповеди, дана СибЛевран?

– Перед отъездом я исповедалась падре Санто, – улыбнулась Адриенна.

– Не хотите ли прийти ко мне на исповедь, дана?

– За время поездки я не успела нагрешить. – Девочка продолжала улыбаться. Хотя «держать лицо» становилось сложно. Слишком уж пристально смотрел на нее кардинал.

– Об этом до́лжно судить не вам.

– А кому же?

– Богу! – значительно воздел узловатый палец вверх кардинал.

– Конечно, Ему видны все наши деяния, и он оценивает помыслы наши, – тут же согласилась девочка.

– Тогда завтра я жду вас на службу и на исповедь, дана СибЛевран, – кивнул кардинал.

Адриенна развела руками.

– Поймите правильно, ваше высокопреосвященство, Бог властен над моей душой, но на земле его наместник – монарх. И если у его величества будет иное решение…

Кардинал скривился.

Видимо, связываться с королем ему не хотелось. Или он догадывался, что скажет его величество.

– Тогда я имею право принять вашу исповедь здесь и сейчас, дана[10].

Адриенна огляделась.

Дворец кардинал знал намного лучше Адриенны. И сейчас они стояли в каком-то пустынном коридоре. Несколько шагов – и вот балкон.

Интересно…

Или их кто-то подслушивает, или это инициатива кардинала. Отказываться нельзя в любом случае. Так-то Адриенна с удовольствием треснула бы его по ноге и удалилась, обложив в три ряда. Но если нельзя…

Нельзя, к сожалению.

Адриенна опустила глаза и опустилась на колени. Поцеловала пастырское кольцо с рубином и вплавленным в него золотым распятием, подсунутое ей под нос.

– Я, Адриенна СибЛевран, открываю свою душу перед Господом, ибо согрешила я делами и помыслами, и грехи мои неисчислимы перед Богом.

Формула была затвержена давно. Падре Санто хоть кардиналом и не был, но поди отвяжись!

Кардинал кивнул.

– Слушаю тебя, чадо, и помни, что рядом с тобой сейчас не я, но Он.

Адриенна вздохнула.

– Простите меня, ваше высокопреосвященство, ибо я согрешила помыслами…

А дальше кардиналу оставалось только скрипеть зубами. Потому что Адриенна тоже не была железной и похулиганить ей хотелось. А потому…

Сам напросился.

Девушка просто описала пять дней пути в карете со всеми подробностями и честно созналась, что роптала и была неподобающе дерзка в мыслях, а вместо молитв употребляла нехорошие слова…

А какие б и кто слова употребил, в такие-то дни и в карете?

Потом Адриенна плавно перешла ко двору, сама удивляясь себе, как сумела запомнить и половину! И описала кучу платьев, которым тоже неподобающе позавидовала. А потом и дворцовой роскоши…

Кардинал молча слушал.

Сначала. Потом начал поскрипывать зубами, а потом едва сам не перекрестился, когда Риен закончила привычной формулой:

– Раскаиваюсь в содеянном. И да простит мне Господь грехи мои…

– Он милосерден, чадо, – едва ли не с облегчением выдохнул кардинал. И уже чуточку спокойнее продолжил: – Налагаю на тебя епитимью. Прочитай малый круг молитв четыре раза, и да будут отпущены грехи твои.

Адриенна еще раз поцеловала кольцо и поднялась с колен.

Кардинал предложил ей руку и отвел обратно, к придворным.

Вручил девушку ее отцу и поспешил откланяться.

– Что ему было нужно?

– Убедиться, что я дура, – пожала плечами Адриенна.

– И как?

– Успешно, папа.

Дан Марк улыбнулся. В уме своей дочери он даже не сомневался. А другие пусть не сомневаются в его отсутствии.

Лютня.

Как много в этом слове… и музыки, и страсти, и песен – всего, о чем только можно подумать.

Раньше Мию не учили игре на лютне. Отец считал этот инструмент невыносимо простонародным.

Спинет – другое дело. Только вот спинет в поместье был невыносимо расстроенным и так искажал звуки, что Мия была уверена в своей ненависти к музыке. А сейчас…

Плавные обводы грушевидной формы, четыре струны…[11]

Ньора Катарина отлично играла и вечером любила перебирать струны лютни.

Фьора помалкивала. Она тоже считала, что это простонародный инструмент, но к чему спорить? А Мия неожиданно даже для себя заинтересовалась. И попросила ньору Катарину научить ее…

Ньора