Герцог-грешник - Адель Эшуорт

Уилл неловко поднялся и встал рядом.

– Вивьен...

Она тут же прервала его, положив руку ему на грудь и покачав головой, затем выпрямилась и не спеша направилась к двери.

Глава 11

Клемент Гастингс неуклюже опустился в кресло напротив Уилла и достал из кармана куртки свою маленькую записную книжку. Еще утром он прислал герцогу короткую записку с просьбой уделить ему несколько минут для сообщения ценной информации.

Поскольку Уилл все это время не мог думать ни о чем, кроме первого интимного свидания с Вивьен, он встретил известие о визите детектива с не слишком большим энтузиазмом.

– Благодарю вас, что пришли, Гастингс. – Откинувшись в кресле-качалке, Уилл кивком предложил начать доклад. – Что у вас новенького на сегодняшнее утро?

– Итак, – Гастингс положил ногу на ногу, – мои люди обнаружили некоторые весьма необычные факты относительно прошлого Монтегю.

Уилл медленно наклонился вперед.

– Продолжайте.

– Настоящее имя этого человека – Гилберт Герман; он правнук еврея из Богемии, эмигрировавшего в Англию в 1756 году, когда началась Семилетняя война. Его прапрадед, Исаак Герман, и прапрабабка, которая в то время ждала ребенка, прибыли сюда в поисках работы и в конце концов, как мы полагаем, начали небольшое торговое дело на восточной окраине Лондона, близ реки. – Гастингс поудобнее устроился в кресле.

Герман... Уилл никогда раньше не слышал это имя.

– Они назвали ребенка Дэвидом, и так же звали отца Гилберта, – продолжал Гастингс. – Дэвид Герман-второй, отец Гилберта, очевидно, был яркой интересной личностью: он продолжил торговое дело, когда ему исполнилось двадцать два, быстро достиг успехов. Вскоре он уже владел солидной пароходной компанией...

– И как же называлась эта компания? – перебил Уилл.

Гастингс нахмурился и еле заметно пожал плечами.

– Мы точно не знаем, ваша светлость. Отец Гилберта продал ее уже через три года после того, как приобрел, – быстро сделал деньги и быстро расстался с этим делом, как мы можем судить. Двадцати семи лет он женился на женщине по имени Мэри-Элиэабет Кресуолд из Нортгемптона, чей отец владел небольшим банком. С вырученными от продажи компании деньгами и влиятельным тестем через несколько лет Дэвид Герман стал богатым банкиром в Лондоне.

– А когда родился Гилберт?

– М-м... позвольте... Да, в тысяча восемьсот двадцать втором, два года спустя после того, как его отец женился на мисс Кресуолд. – Гастингс нахмурил брови, проглядывая свои записи. – Он так и остался единственным ребенком – говорят, что у его матери были тяжелые роды и ей посоветовали больше не иметь детей; к тому же она умерла от болезни легких два года спустя. Гилберта воспитывал отец, очевидно, надеясь, что ребенок пойдет по его стопам, но когда тот был еще юношей, выяснилось, что у него нелады с цифрами и он никогда не преуспеет в банковском деле. Подозреваю, что именно тогда Гилберт решил избрать профессию актера. Остальное вам приблизительно известно.

Уилл откинулся в кресле; в недоумении прищурив глаза, он некоторое время постукивал большим пальцем по крышке стола. Гастингс, закрыв записную книжку, ожидал вопросов или указаний. Что, черт побери, может быть общего между сыном еврея-банкира и Вивьен? И каким образом этот Гилберт узнал о его бесценной рукописи?

– Дэвид Герман-старший и Дэвид Герман-младший все еще живы? – спросил он, уже зная ответ.

Детектив покачал головой:

– Нет, ваша светлость, старший Дэвид умер естественной смертью несколько лет назад, а младший погиб во время пожара в собственном доме.

– Понятно... – Уилл глубоко вздохнул. – Он умер до того, как его сын уехал в Европу?

– Да, ваша светлость, банкир умер девять лет назад. Однако он оставил Гилберту кругленькую сумму, хотя вскоре тот почти все пустил по ветру. У самого актера нет ни гроша за душой, если только он хорошенько не прячет свои деньги. Мы не нашли и следа какого-нибудь существенного капитала, принадлежащего ему или его отцу.

– Итак, – Уилл медленно встал и принялся мерить шагами персидский ковер, размышляя вслух, – семья еврея-эмигранта приехали в эту страну, начали бизнес, у них появились сын и внук, который, в свою очередь, продал бизнес в молодые годы. Внук женится на женщине, чей отец оказался владельцем банка. С помощью банкира и его денег он со временем и сам составил приличное состояние. Его жена умирает, и их единственный ребенок, наполовину еврей, становится шекспировским актером, который неожиданно появляется в Корнуолле для весьма необычного разговора с местной вдовой, продающей цветы, а та, в свою очередь, пытается выманить у меня бесценную рукопись...

– Да, и это все, что нам пока известно, ваша светлость.

Уилл остановился перед огромным камином и задумчиво посмотрел на две прекрасные китайские вазы, которые, если их продать, принесли бы ему гораздо больше денег, чем рукопись, решись он выставить ее на антикварном рынке. Обыкновенному человеку сонет вряд ли нужен.

– Почему Вивьен? – услышал герцог свой произнесенный вслух вопрос. – Какую роль она играет во всем этом?

– Не имею ни малейшего представления. – Гастингс откашлялся. – Хотя вполне вероятно, что актер шекспировского театра, откуда бы он ни появился, не прочь обрести рукопись, подписанную самим мастером.

Кивнув, Уилл засунул руки в карманы и повернулся к детективу.

– Согласен. Но зачем ему использовать миссис Раэль-Ламонт? Зачем ей подвергать риску свою работу, доброе имя и будущее, посещая меня?

Крайне осторожно подбирая слова, Гастингс ответил:

– Подозреваю, ваша светлость, что этот человек имеет какую-то власть над вдовой. А пока мы даже не знаем, каковы его намерения. Изменение имени «Гильберт» на «Монтегю» может вообще не содержать злого умысла – возможно, он сделал это из-за своей работы на сцене или, что более вероятно, потому что это – еврейское имя.

Уилл прекрасно понимал, какую роль антисемитизм может сыграть в карьере человека в городе или за его пределами, и все же перемена имени показалась ему весьма загадочной. Вероятно, все обстоит гораздо сложнее – уж очень много возникает вопросов.

– Не нравится мне все это, Гастингс. Здесь есть какой-то душок, и я хочу установить причинные связи...

– Мы найдем их, сэр, – убежденно произнес детектив.

– А как насчет той женщины в таверне? – поинтересовался герцог, словно это только что пришло ему в голову.

Гастингс вздохнул.

– Пока ничего. Мы попытались отыскать ее по мантилье, но неудачно. Она все еще загадка.

Ну вот, снова тупик! Если и было что-то, чего Уилл не выносил, так это чувствовать себя дураком.