Что я думаю о женщинах - Дэвид Боукер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не совсем порно…
— Да ну? — Натали подошла к кровати и достала из-под одеяла свежий номер “Красных щечек”.
— Это не мой! — тут же забился я. — В первый раз вижу!
— Знаю, — успокоила свояченица, — сама его купила. Ну, покажи, какая из этих бедных необразованных девушек Джозефина?
Сильно смутившись, я начал переворачивать страницы, наконец остановившись на занимавшей целый разворот фотографии, на которой две одетые в пастушек модели пороли ковбоя. Абсолютно голый, за исключением белой шляпы и сапог, парень был скован прикрепленными к потолочным балкам цепями.
— При таком освещении сразу не определишь, — мрачно проговорил я, — но, по-моему, вот это она.
Натали нагнулась над глянцевой страницей, и я вдохнул сладковатый запах ее тела.
— Которая?
— Блондинка с револьвером в попе.
— И ты говоришь, что это не порнография?
— Нет, — настаивал я, — будь это порнография, у парня был бы настоящий ковбойский пенис, а у этого — весьма посредственный.
— Не меньше, чем у тебя, — обернувшись, возразила Натали.
— Спасибо, значит, я мистер Посредственность.
— Так или иначе, ужасно, когда девушка, которую ты знал, причем очень близко, вынуждена сниматься в порножурналах.
— Она не “вынуждена”, — парировал я. — Джозефину никто не вынуждал. Просто это ее единственный заработок.
— Думаю, ты найдешь ей работу поприличнее. Расскажи Джозефине о феминизме. Помоги устроиться в другое место.
— Черт! — выругался я. Натали опустила голову.
— Таковы условия. Соглашайся или уходи.
— Черт, черт побери!
— Отказываешься от второго испытания?
— Нет, принимаю!
— Отлично! Пока ты на испытательном сроке, можешь жить здесь. В обмен при необходимости я попрошу тебя сидеть с ребенком. Не беспокойся, у тебя будет время выполнить все пять заданий.
— Пять? Я думал, их всего два!
— Про оставшиеся три расскажу, когда будут выполнены два первых.
— Натали! — взмолился я. — Это же смешно…
Девушка настежь раскрыла дверь: все ясно, никаких слов не надо.
— Извини, вырвалось…
Закрыв дверь, она снова подошла ко мне.
— Изменить свою жизнь — задача нелегкая. Как ты поймешь, получилось у меня или нет?
— Не я, а ты сам это поймешь, — заверила меня девушка. — Придет время, и все станет ясно.
Сексуальный шовинист
Переночевав в доме Натали, утром я все на том же дамском велосипеде отправился к Бену собирать вещи. А после обеда сел изливать душу читательницам “Современницы”. Ариадна до сих пор ждала первые главы “Тайного шовининиста”, но я решил написать о том, что произошло со мной с того момента, как я получил премию памяти Эллен Куэрк.
Вышел не роман, а что-то вроде автобиографического очерка, я даже географические названия и имена действующих лиц решил не менять. Стоило забыть о том, что можно и нельзя “большому писателю”, мысли потекли как из крана, причем все до единого слова — правда. За два дня я написал тридцать страниц, рассказав примерно то же самое, что и вам. Получилось не слишком симпатично, зато откровенно.
Я показал очерк Натали. Она прочла его во время кормления и удовлетворенно кивнула.
— Отлично! Читательницам не понравится.
— Это конец моей журналистской карьеры.
— И ладно, больше времени останется на испытания.
Джозефина, глупенькая, радовалась, рассчитывая на романтический уик-энд. Договариваясь по телефону, я не стал сообщать, что буду рассказывать о феминизме и коренным образом менять ее жизнь.
Поймав такси, мы отправились в Хаммерсмит, чтобы я оставил вещи у нее в квартире. Джозефина жила на шумной, пропахшей выхлопными газами Шепедз-буш-роуд, над ремонтной мастерской телевизоров. Ее соседкой была девушка из Дублина по имени Мэри, которая училась на косметолога и одновременно проходила практику в салоне. Когда мы приехали, она в окружении неожиданно нагрянувших родственников (семерых, в том числе четверо маленьких детей) сидела в гостиной. Ирландцы хрипло смеялись и пили чай. О чем они говорили, я не слышал; предполагаю, беседа протекала следующим образом:
— Мэри, похоже, работенка у тебя непыльная, мать твою!
— Черт подери, Кон нор, выбирай выражения, старый пердун!
Захлопнув дверь Джозефининой спальни, я швырнул сумку на пол.
— Что за табор?
— Родственники Мэри из Ирландии, остановились у нас.
— Черт побери, Ирландия, наверное, вымерла! Все ее жители пьют чай в твоей гостиной!
Джо еще плотнее закрыла дверь, подошла ко мне и обняла за плечи.
— Гай, ну разве это важно? Здесь-то только мы с тобой!
Я осторожно выбрался из ее объятий.
— Джо, для начала я хочу кое-что тебе объяснить. Усадив ее на кровать, я рассказал про Натали, и с каждой секундой лицо девушки становилось все мрачнее и мрачнее. Пришлось признаться, что я люблю Нат, хотя Джо мне тоже очень нравится и заслуживает в жизни большего, чем сниматься с кольтом сорок пятого калибра в прямой кишке. Когда речь зашла о смерти моей жены, блондинка, считавшая сессию в “Красных щечках” вершиной фотоискусства, начала злиться. Боже, она ведь не знала, что Джина умерла: ни я, ни Террорист ей не сообщили. От таких вестей у нее даже язык начал заплетаться.
— Небось считаешь, это я виновата? Ну и пусть! Правда, я не стала бы винить тебя, если бы ты считал, что я виновата…
— Нет, — твердо сказал я, — ответственность за все случившееся лежит на мне, поэтому… именно поэтому прежних отношений между нами не будет.
— Угу, — кивнула Джозефина, гладя меня по коленке, — но ведь мы все равно можем заняться… ну, этим самым, правда?
— Нет, Джо.
— У-у-у, — протянула она, прижимаясь ко мне своей порнографической грудью, — правда?
— Нет, — повторил я, — Натали узнает.
— Не узнает! Она нас не видит!
— И что? Еще как узнает, можешь поверить мне, Джо! А даже если не узнает, я все равно буду ее любить.
— Ну во-о-от, — заканючила Джозефина. — Теперь ты говоришь, что она лучше меня…
— Ничего подобного! — заверил я, чисто по-братски чмокнув ее в щеку.
Джозефина дулась, как маленькая девочка.
— Ты все мои планы нарушил!
— Какие планы?
— Мы должны были покувыркаться, а потом я бы сделала горячий бутерброд с сыром!
— Ничего страшного.
— И чего-то еще… Я вроде сюрприз какой-то приготовила, только вот теперь все из головы вылетело!
— Не расстраивайся, еще вспомнишь! А сейчас… не хочешь сходить погулять?
— Куда?
— Куда угодно! — Тут меня осенило: — В Кенсинг-тон-Гардеиз! Точно, пойдем в Кенсингтон-Гарденз!
— Это вроде просто парк?
— Не просто, а очень красивый парк, пойдем!
— Там же одни деревья. Я по телику видела: чертова уйма деревьев!
(Прошу прощения, но Джо действительно говорила, как чертова Элиза Дулитл. У меня самого уши вяли!)
* * *День выдался жаркий, и в Кенсингтон-Гарденз было полно народу: кто лежал на траве, кто играл в мяч, а кто просто прогуливался под ручку, как мы с Джозефиной. Невероятно: всю жизнь прожив в Лондоне, она ни разу не была ни в Кенсингтон-Гарденз, ни в Тауэре, ни в Букингемском дворце, ни в соборе Святого Павла.
Я показал ей статую Питера Пзна. Джозефина с сомнением на нее посмотрела и наморщила лоб.
— Похож на гомика! Никогда не думала, что Питер Пзн — гомик.
— Возможно, Барри бы с тобой согласился!
— А кто такой Барри?
Пока мы гуляли, я пытатся говорить с ней об этике “гламурной порнографии”. К примеру, сознает ли она, что большинство мужчин воспринимают ее как сексуальный объект?
— Да, конечно, — сказала Джозефина, — мужчины всю жизнь меня так воспринимают.
Я обрадовался: по крайней мере она знает, что такое “сексуальный объект”.
— А тебе не приходило в голову, что женщины рождаются совершенными существами?
— Я и есть совершенное существо, — улыбнулась Джозефина, кивая на свою высокую грудь.
— Да я не об этом… У тебя же не только тело, но и душа! А мужчины, которые дрочат на твои фотографии, о душе не думают…
— Прекрати!
— Что прекратить?
— Не употребляй такие слова! — упрекнула она.
— Какие? “Душа”?
— Нет, другое слово…
— “Дрочить”?
Она хлопнула меня по руке.
— Прекрати, Гай, не надо так со мной разговаривать!
— Но Террорист-то все время ругается!
— Он иначе просто не может, а ты совсем другое дело, ты для журнала пишешь! У тебя другой разговор должен быть!
— Ладно, согласен… Скажем по-другому: что ты чувствуешь, глядя на свои фотографии?
— Не знаю, смотря как я получилась, ну, хорошо меня сделали или нет.
— А-а… Думаешь, когда в попу втыкают револьвер, это хорошо?
