Поп - Александр Сегень

Вот почему Луготинцев снова яростно злился на попа, лишившего его прежнего покоя и миропонимания. Мало того, он и в убийстве Знаменского попа стал раскаиваться, хотя тому-то поделом было, предателю!

В то же время голова Лёшки Луготинцева приятно загудела, неся на себе четыре удара батюшкиных пальцев — крестное знамение, наложенное во время принятия исповеди. Как будто поп вколотил туда четыре золотых гвоздя, от которых Лёшка стал крепче...

68.

В начале декабря отец Александр всё ждал хороших вестей с Волги. Он был уверен, что так же, как и в прошлом году, именно в день погребения Александра Невского, шестого декабря по новому стилю, начнётся контрнаступление русских войск

Миновала заветная дата, вот уж и декабрь подходил к концу, а радио по-прежнему дундело: немцы продолжают громить Красную Армию в окрестностях Сталинграда и в предгорьях Кавказа!..

Но что-то уж больно однообразное стало звучать в этих победных реляциях, и отец Александр приговаривал:

— Нет, Аля, чую, не так всё у них хорошо, как они бряцают на своих тимпанах и гуслях! И ты глянь, как мало немцев осталось в Закатах, одни только шумки и держат власть немецкую.

Шуцманы или шумки, как называл их отец Александр, и впрямь захватили в селе полную власть. Это были жители Закатов, согласившиеся служить у немцев. Они получали обмундирование и оружие, паёк и денежное довольствие. Немцы называли их «шума», сокращённо от слова «Schutzmannschaft» — «вспомогатели». Возглавлял закатовских шумок бывший милиционер Владыкин — некогда высокий и красивый малый, немало иссушивший девичьих сердец.

При Владыкине обреталось ещё человек двадцать вспомогателей, среди которых числились и вполне, казалось бы, приличные мужики, и откровенные шавки, у которых и имён-то вроде не было, а так — одни прозвища: Ластик, Петрик, Микешка. Удивительно, но печать предательства накладывалась на человека как-то очень быстро и заметно.

И чем меньше в селе становилось немцев, тем больше наглели шуцманы. Они словно самим себе старались доказать, что раз уж стали предателями, то должны полностью оправдать это позорное звание.

Некоторые из них посещали церковь. Но и здесь шуцманы старались вести себя развязно, показывая, что все должны им подчиняться. А двадцать пятого декабря Владыкин устроил в храме восстание. Когда отец Александр закончил проповедь, главный закатовский вспомогатель вышел на амвон и заявил:

— А кроме всего прочего, сегодня великий праздник — рождество Христа Спасителя. И я не понимаю упорства наших священников. Весь мир давно уже перешёл на правильный календарь. Великая Германия сегодня отмечает рождество. А мы почему-то должны ждать ещё две недели! В то время как вот-вот — и рухнет ненавистный сталинский режим. Германская армия по берегу Волги стремительно подбирается к Москве. В наступающем Новом году война окончится. Отец Александр, объявите же, что сегодня Рождество Христово!

Батюшка, не ожидавший ничего подобного, поначалу растерялся, но быстро вернул себе самообладание.

— Ты, раб Божий, возможно, и облечен неким полицейским саном, но позволь мне здесь оставаться хозяином. Даже при сталинском режиме Русскую Православную Церковь не заставили перейти на ошибочный григорианский стиль. Никаких указаний от своих церковных властей насчёт перехода на новый стиль в церковном богослужении я не получал. Так что давайте действовать по закону, а не как кому вздумается!

— Ну и ладно, как хотите, а сегодня Рождество, — пробормотал, уходя, Владыкин. — Русь уже входит в великий рейх. В Европу надо смотреть, а не в Азию забубённую!

Рождество вспомогатели праздновали в тот день вместе с немцами.

69.

Незадолго до настоящего православного Рождества наступил очередной батюшкин день рождения — отцу Александру исполнялось шестьдесят два года. И в тот день получил он неожиданный подарок — ещё одного сына.

Мороз стоял трескучий, злой. Возвращаясь из храма, священник увидел озябшего мальчика лет восьми, просившего подаяния под забором. На нём было ветхое пальтишко, которое невозможно застегнуть на пуговицы, настолько он из него уже вырос.

Людочка и Витя довольно хищно его отгоняли:

— Иди отсюда! Понял?

— Это что же такое? — спросил отец Александр.

— От него за версту воняет! — сказала Людочка.

— Вот те раз! Откуда он такой?

— Из какого-то Ржавого, — сказала Людочка.

— Сама ты из Ржавого! — возмутился мальчик. — Не из Ржавого, а из города Ржева. А этот меня бьёт! — Он обиженно указал на Витю.

— Бьёт?!

— Да, бил, — признался Витя. — А чо он тут?

— Бил? Да как же у тебя рука поднялась? — возмутился отец Александр. — Ну-ка, подойди поближе! — позвал он мальчика. — А тебе сколько лет?

— Одиннадцать, — сказал Коля.

— Врёт! Ему и восьми ещё нет! — сказал Витя.

— Это я просто не довырос ещё, — сердито сказал Коля. — А так мне одиннадцать.

— А родители?

— Все погибли.

— А звать тебя как?

— Коля Романов.

— Ишь ты, как последний царь... Ну, пошли, Коля, со мной.

Что-то такое пронзительное было в лице этого Коли, что даже и матушка на сей раз не ворчала, покорно приняв от мужа весть о новом члене семьи. Сразу стала нового жильца намывать.

Пообедав вместе со всеми, Коля с улыбкой сообщил:

— Немцы теперь стали худые. Бывало, попросишь у них, так и хлебца даст и даже денег. А теперь только ругаются. Да норовят отпихнуть.

— Потому что от тебя воняет! — сказала Людочка.

— Как нехорошо! — укорил её отец Александр. — Вовсе от него не воняет ничем. Почти.

— Ох-хо-хо! — вздохнула матушка, подошла к Коле, прижала его голову к себе. — Нечего его обижать!

Так в семье священника Ионина к пятерым приёмышам — Еве, Мише, Саше, Вите и Людочке — прибавился ещё один сынок.

Коля, хоть и являлся тёзкой и однофамильцем последнего русского царя, оказался некрещеным. Первым делом его покрестили.

Витя и Людочка и тут считали себя выше новобранца, ибо были уже крещёнными отцом Александром. Витя был важный, а Людочка, показывая, что ей всё нипочём, очень смешно пищала. Витя одёрнул её:

— Людка! Не пищи ты!

— Вот ещё! — ответила Людочка.

— А я говорю не пищи! Потому что это грешно!

— Батюшка! А пищать грешно? — обратилась Людочка к батюшке.

— Чего? — переспросил отец Александр. — Пищать? Не то, чтобы грешно, но лучше бы не надо, Людочка.

Людочка перестала пищать и сказала новокрещённому:

— Крестик-то не верти в руках! Это тебе не свистулька!

В честь крещения Коле в подарок выдали новое пальто. Матушка его сама за пару дней сшила. Не Бог весть какое ладное, но тёплое и Коле по росту. Мальчик так весь и сиял:

— Надо же! Спасибо вам за все хорошее! И крестили, и пальто!

То, что обретение семьи совпало с крещением и обновкой, сильно впечатлило его. Отныне он хотел всегда находиться в храме при батюшке. А когда пришло время в январе идти в школу, сильно огорчился. И если бы отец Александр не вёл в школе Закон Божий, совсем трудно было бы убедить Колю в необходимости школьного воспитания.

70.

Луготинцев эту зиму проводил уже не в домашнем тепле. Выследили его немецкие прихвостни — Владыкин и его сподручные, Алексей был известным партизаном. За его домом в Закатах велось наблюдение.

Скрывался Луготинцев на большой партизанской территории к востоку от Гдова. Там у народных мстителей даже имелся свой аэродром. Однажды из Москвы прилетел сюда самолёт с группой героев Гражданской войны. Двадцать с лишним лет назад они партизанили в Сибири и на Дальнем Востоке и теперь прибыли делиться опытом. Пробыли неделю и улетели обратно на большую землю.

Жители партизанской республики под Гдовом обитали в удобных землянках, которые хорошо отапливались. Немцы зимой не беспокоили, да и все их силы и помыслы были теперь устремлены на Волгу. Партизанская вольница имела радиосвязь с Москвой и могла получать сведения о том, что творится там, на главном сражении великой войны. И сведения эти день ото дня становились всё радостнее. Красная Армия начала мощное контрнаступление под Сталинградом и к концу декабря разгромила немцев.

— Весной, братцы, и мы начнём, — говорил Луготинцев. — Это будет год нашей полной победы.

— Наши придут — а мы уж тут сами Псков освободили! — мечтал Муркин.

— Преподнесём как на подносе, — расплывался в блаженной улыбке Табак.

71.

Матушка выглянула в окно и увидела там группу русских шуцманов во главе с Владыкиным. Гогоча, эти выродки приставали к девушкам.

— Вот нехристи! — сказала матушка. — Ой, ой, а форсу-то, форсу! Не так поганы господа, как их холуи!

— Прохожане, — добавил батюшка. — Мимо храма идут, перекрестят лбы и дальше проходят. Я для них и придумал такое слово: «прохожане».

— К нам прётся, — сообщила Алевтина Андреевна. — Дети, идём в комнату!

В дом вошёл Владыкин. Кривляясь, произнёс: