Секрет политшинели - Даниил Альшиц

Я видел, что полковник опять хмурится, но никак не мог обойтись без подробностей, предчувствуя, что скоро именно с подробностями меня и затрет.

– Сели, значит, за стол. Выпили по стопке спирта.

– Неразведенного?

– Да. Запили водой.

– Потом что?

Перейти к этому проклятому «потом» я никак не мог. Рассказ мой безнадежно забуксовал около стола.

– Потом еще по одной стопке выпили.

– Ну?

– Потом по третьей…

– Ты что, алкоголик, что ли? – с удивлением посмотрел на меня полковник.

– Я?! Нет, что вы! Я в рот не беру… Это я тут для храбрости…

– Ну и помогло? Расхрабрился?

– Еще как! Я такую речь произнес…

– Речь? Какую еще речь?!

– Насчет тяжести войны. О чувстве одиночества. Не хватает, мол, женской ласки. А сколько проживешь на свете, и не знаешь…

– Ну и ну! До чего убогая у тебя фантазия! – воскликнул полковник, не подозревая, как метко попадали в точку его слова. – «Ах, какой я бедненький, несчастненький, как мне на войне тошно, пожалейте меня, мадам…». И это боевой офицер! Тьфу! Неужели тебя с души не воротило такие речи произносить?!

– Конечно, дурацкие слова. Теперь я понимаю… А тогда под влиянием спирта…

– А она все это радостно выслушивала?

– Так ведь тоже под влиянием спирта…

– Ах, так. Ну да… Потом что?

– Потом она ко мне подошла. Стала меня обнимать… Произнося эти слова, я понимал, что возвожу напраслину на выдуманную мною женщину, но иначе никак не рассказывалось.

– Она? Сама первая? Видно, изголодалась по ласке… – полковник понимающе и сочувственно покачал головой. – Ну и что же? Женщина-то хорошая была?

– Не помню. Все как в тумане было… Из-за спирта, наверное.

– Ну и недотепа же ты, Мухин! Разве можно было столько пить? Полстопки – не больше. Учти на будущее.

– Слушаюсь, товарищ полковник.

– Продолжай.

– Ну потом мы с ней опять за столом оказались и опять по стопке выпили.

– Нет, ты все-таки алкоголик, – сказал полковник. – Я прикажу за тобой последить!

– Потом я попрощался и поехал в часть.

– Так скоро? «Мавр сделал свое дело – мавр может уходить». Так, что ли?

– А как же еще? Я и так вон в каком положении оказался… А если бы еще дольше отсутствовал… Нет уж… Я ей прямо сказал: «Извините, у меня служба. Я из-за вас, возможно, буду иметь большие неприятности».

– Скажите, пожалуйста! Она же еще и виновата?! После всего, что было, сделать женщине такое заявление – это свинство! – полковник решительно встал.

– Из песни слов не выкинешь… – смущенно пролепетал я.

– Ладно, песенник. Все рассказал?

– Все.

– Хорошо. Теперь меня послушай.

Я молча вытянулся.

– Нехорошо. Все нехорошо! Службу нарушил. Вел себя со своей знакомой некрасиво. И выслушивать все это неприятно. Но надо было. Я твердо решил – начнет врать, пусть получает что заслужил… Твое счастье, что рассказал правду… Ладно, шут с тобой… Иди к командиру полка и доложи, что выезжал в город по моему разрешению… А потом быстро в роту. Дивизия скоро на передовую выходит. Смотри, в бою не подкачай!

– Есть, товарищ полковник! – воскликнул я, не помня себя от радости. – Не подкачаю, будьте уверены! Разрешите идти?

– Иди.

Прежде чем взяться за ручки двери, я повернулся и спросил:

– А если командир полка начнет спрашивать, где я был, все так и рассказать?

– Ты что, с ума сошел? – полковника так поразил мой вопрос, что он даже откинулся немного назад. – У тебя есть родственники в городе?

– Мать…

– Вот и скажешь, что к матери ездил!

РОКОВАЯ ОШИБКА

Рассказ

Дело было на Ленинградском фронте летом 1942 года. Штаб нашего укрепрайона находился в селе Рыбацком. Это считалось глубоким тылом – до немцев было километров пять-шесть. В одном из домов поселка находилась наша командирская столовая. Как-то раз дали нам па завтрак овсяную кашу. Овес был неободранный, поэтому острые шелушки и «усики» обдирали горло.

На обед нам дали суп из того же овса, на второе – овсяные котлеты, а на ужин – из такого же овса пудинг. На другое утро овсяный пудинг был приготовлен на завтрак. На обед нам сварили суп с овсяными фрикадельками, на второе дали овсяную кашу, на ужин овсяные котлеты. То же повторилось и на третий день.

Войдя в столовую, начхим нашего укрепрайона, вместо того чтобы с нами поздороваться, громко заржал. Все рассмеялись.

Вообще-то на нашем Ленинградском фронте насчет еды привередничать не привыкли. Слишком памятна была первая блокадная зима. Но ведь тою же зимой по ледовой Дороге жизни подвезли немало продовольствия для осажденных. А весной и летом продукты стали регулярно доставлять по Ладоге на баржах и кораблях. Паек, положенный бойцам и командирам, выдавали по полной норме, как на Большой земле. А тут вдруг – один овес… Мы не могли понять – в чем же дело?

Тем более что некоторые наши командиры побывали у соседей – у пехотинцев, танкистов, артиллеристов – и убедились, что везде кормят хорошо. Да и в наших же собственных артиллерийско-пулеметных батальонах – или, как их называли, артпульбатах ф – на полевых кухнях варили мясные супы с разными крупами, делали на второе котлеты с макаронами, а то и гуляш. И каши были хорошие – пшенная, манная, иногда гречневая, да и та же овсянка, но вполне съедобная. А на нашу кухню, как объяснил наш повар, ничего, кроме овса, не дают. Кончилось все это тем, что группа командиров отправилась к полковнику – коменданту укрепрайона с жалобой на нашу интендантскую службу.

Выслушав их, полковник вызвал к себе начальника интендантской службы. Тот прибежал, вытянулся у двери и, увидев командиров из штаба, начал давать объяснения, не дожидаясь вопросов полковника.

– Разрешите доложить, товарищ полковник, – заговорил он, явно нервничая. – Действительно нехорошо получилось. Одним неободранным овсом приходится комсостав кормить… Но, разрешите доложить, придется им до конца месяца этим овсом довольствоваться.

Видя недоумение полковника и наши вытянувшиеся лица, интендант разъяснил.

Ошибка вышла. В накладной, отправленной на продсклад, писарь вместо «КОМСОСТАВ» написал «КОНСОСТАВ». Нам один овес и выдали…

Вот какие бывают последствия из-за одной грамматической ошибки!

ТЯЖЕЛАЯ ИНСПЕКЦИЯ

Рассказ

…И мертвые прежде чем упасть

Делали шаг вперед!

«Смертию смерть поправ»… Веками гремят эти слова под высокими сводами храмов. Торжественно утверждают они бессмертие души, будто бы отлетающей от тела умершего человека, чтобы продлить его жизнь навечно и тем самым победить, «попрать» смерть…

В годы войны мне довелось встретиться с фактом, навсегда поразившим воображение, с фактом, когда наши воины и после смерти продолжали воевать с фашистами. Мифическое содержание слов «смертию смерть поправ» отступает и меркнет перед подлинным величием и бессмертием духа героических советских воинов. О великом этом подвиге одной из рот Ленинградского фронта написан этот рассказ.

Удивительный случай из моей фронтовой жизни? Много их было у меня, удивительных. В трудные для нашего фронта времена был я порученцем штаба армии. Посылали меня обычно туда, где что-нибудь не так. В какой-то части не налажено боеснабжение, где-то плохо кормят бойцов, или еще того хуже – подразделение несет большие потери – вот мне и надо ехать и разбираться. Главное же мое дело – расследовать факты невыполнения теми или иными командирами боевых приказов.

Обычно не выполнивший приказ офицер ссылается на всевозможные объективные причины. Чаще всего, по его словам, оказывался виноватым противник. Приказано было, к примеру, отбросить его от данного рубежа, а он не отбрасывается… Случалось – так оно и было: причины невыполнения приказа носили вполне объективный характер. Но встречались и другие факты, когда виновником тех или иных неудач был нерадивый, а то и трусливый командир. Для того чтобы разобраться, как в действительности обстояло дело, и нужен был глаз военного специалиста, представителя штаба. Признаюсь, поначалу я усердствовал в выявлении всякого рода промахов со стороны командиров подразделений. К счастью, период излишнего служебного рвения продолжался у меня недолго. Чем больше я сталкивался с нашими офицерами, допустившими то или иное нарушение, тем больше убеждался в том, что лишь очень немногим из них и в очень редких случаях можно было бросить тяжкий упрек в трусости или даже в недисциплинированности. Была в первые годы войны и неопытность, и неумелость в руководстве войсками. Но ведь и на это были свои объективные причины. Разве не было на нашем Ленинградском фронте командиров рот и батальонов, занимавшихся до войны самыми мирными делами и не имевших необходимых военных знаний? Разве мало было командиров полков без высшего военного образования, быстро выросших, в силу крайней нужды в таких кадрах, из младших и средних командиров?..