Буржуа - Вернер Зомбарт

Тогда настал благоприятный момент: «Когда даже Томмазо да Кампофрегоза в Генуе (которая только что перед тем, как Пиза путем измены попала в руки флорентийцев, силой овладела обеими ее гаванями: Порто Пизано и Ливорно) остро нуждался в деньгах, чтобы обороняться от своих врагов, флорентийцы предложили ему деньги, если он уступит им обе гавани, и 27 июня 1421 г. сделка состоялась за цену в 100 000 фл.». И тогда, впрочем, ничего путного не вышло из судоходства флорентийцев: около 1500 г. торговые сношения уже снова происходят главным образом на чужих судах, а большей частью по сухому пути. Шерстоторговцы и банкиры уже никак не годятся для судоходства. Во всех судоходных предприятиях заложена — и в особенности была заложена в то время — добрая доля разбойничьего духа, а он был чужд характеру флорентийцев. Это так резко отличает их торговлю от торговли соседних городов. «Если мы бросим взгляд назад на историю флорентийско-египетских взаимоотношений, — заключает, Гейд свое описание, — то от нас не ускользнет тот факт, что конфликты такого рода, как они встречаются у других торговых наций, здесь совершенно не имеют места. Все, как кажется, идет гладко».

И как торговля, так и промышленность: знаменитая флорентийская суконная промышленность, быть может, первая действительно капиталистически организованная промышленность, есть дитя торговли шерстью, следовательно, порождена чисто купеческим духом.

Общественная жизнь в этом городе — только отражение этого торгашеского духа. Как она заставляла страдать своих великих людей, как мучила своих великих художников своим скряжничеством!

И что в этом удивительного, когда власть с XIV столетия попала в руки торговцев шерстью и банкиров. И как бы увенчанием флорентийского духа явилось то обстоятельство, что в конце концов государями этой страны стала семья менял.

Шотландцы

Это флорентийцы севера во всем, что касается их торгашества (то, что в духовной структуре шотландца, кроме того, имеются совершенно иные черты, чем у флорентийца, ничем не меняет справедливости этого сравнения.) Так же, как возвышение Медичи является, пожалуй, единственным в истории случаем, когда банкиры стали государями страны, так, пожалуй, только один раз случилось в истории то, что народ за известную сумму наличных денег продал чужой нации своего короля, как это сделали шотландцы с Карпом. Шотландцы: под этим я разумею «обитателей равнин» (lowlander), в то время как «горцы» (Highlander) обладают не только иным, но прямо-таки противоположным душевным строем.

Совершенно так же, как и флорентийцы, они — хотя и омываются морем — далеки от него: они никогда не были нацией мореплавателей большого масштаба. Около середины XVII столетия (в 1656 г.), когда английская Ост-Индская компания обладала флотом в 15 000 т вместимости (в 1642 г.), в то время как уже в 1628 г. флот Темзы насчитывал 7 «индийских» кораблей с 4 200 т, 34 других судна с 7 850 т, крупнейшая шотландская гавань (Лейт) имеет 12 судов с 1 000 т общей вместимости, Глазго имеет 12 судов с 830 т. Денди — 10 с 498 т и т. д. (138). Вплоть до XVIII столетия они, в сущности, не имеют никакого собственного флота; до тех пор они ведут свою заморскую торговлю на кораблях, которые они нанимают у англичан (точь-в-точь как флорентийцы).

Их торговля — посредническая торговля. Они посредничают в товарообмене между хайлендерами и лондонцами (Денди, Глазго), или же они отправляют пойманную ими самими рыбу, или уголь, или шерстяные материи собственного изготовления (lpaiding) в Ирландию, Голландию, Норвегию, Францию и привозят оттуда домой хмель, зерно, муку, масло, дерево и т. д. Но в их душах тлеет могучий инстинкт наживы, который в течение XVI и XVII столетий скрыт под пеплом неслыханного ханжества и (как мы еще увидим) в конце XVII столетия внезапно вспыхивает пламенем и заставляет их стремиться к успешным предприятиям дома и на чужбине.

В каком духе они ведут свои дела, это нам показывает одно изречение шотландской мудрости, которое однажды цитирует Маркс: «Когда вы немного нажили, становится уже легко нажить много; трудность заключается в том, чтобы нажить то немногое».

Это, одним словом, настоящий купеческий дух, это настоящий «дух торгашей», который повсюду просвечивает сквозь их коммерческую деятельность. Один хороший наблюдатель однажды метко описал этот шотландско-флорентийский деловой дух в начале прошлого столетия следующим образом (противополагая его духу ирландских деловых людей) (138а):

«Если бы они — ирландцы — могли путем быстрого coup de main54 достичь пользования меркантильным богатством, они бы, пожалуй, охотно на него решились; но они не могут усесться на треногих конторских стульчиках и сидеть, нагнувшись над пюпитрами и длинными торговыми книгами, чтобы медленно, по кусочкам добывать себе сокровища. Но это вполне дело шотландца. Его стремление достичь вершины дерева также достаточно пылкое, но его надежды менее сангвиничны, чем упорны, и деятельная выносливость заменяет мгновенный огонь…»55

Ирландец скачет и прыгает, как белка, — шотландец спокойно лезет с сука на сук.

«Эта удивления достойная способность шотландца выдвигаться в торговых делах, его исключительная уступчивость по отношению к своим начальникам, постоянная торопливость, с которой он распускает свой парус по всякому ветру, послужили причиной того, что в торговых домах Лондона можно найти не только уйму шотландских клерков, но и шотландцев в качестве компаньонов».

Мы видим: в этом изображении можно было бы смело заменить слово «шотландцы» словом «флорентийцы».

Евреи

Так как я предполагаю, что читатели знакомы с моей книгой о «Евреях и хозяйственной жизни», я избавляю себя здесь от подробного изображения еврейского делового духа, как он проявляется в еврейском хозяйственном поведении. Я тем более охотно воздерживаюсь от этого изображения, что пришлось бы к тому же повторять то, что я только что сказал об обоих других народах. Ибо: флорентийцы-шотландцы-евреи. Когда Марциан в своих объяснениях Езекиеля о евреях в Римской империи замечает: «До сегодняшнего дня в сирийцах (евреях) живет такое врожденное рвение к делам, что они из-за наживы исходят все земли; и так велика их страсть торговать, что они повсюду внутри Римской империи среди войн, резни и убийств стремятся нажить богатства», — то это попадает в самую точку и характеризует с эпиграмматической краткостью положение евреев в хозяйственной жизни народов: «среди войны, резни и убийств» стараются они нажить богатства, в то время как другие народы стремятся нажить их путем войны, резни и убийств. Без морских сил, без военных сил они возвышаются до положения господ мира посредством тех же сил, которые мы видели в действии в руках флорентийцев: деньги — договоры (это значит: частные договоры купли) — знание дела. Все предприятия, ими основанные, порождены духом торгашей; все евреи, возвышавшиеся до капиталистических предпринимателей, представляют собой предпринимательский тип купцов; поэтому подобало вспомнить их в этом месте. Остается теперь еще кратко очертить последний тип предпринимателя.

Это, в сущности говоря, внутреннее противоречие: «ремесленник» — тип капиталистического предпринимательства. Но я не нахожу лучшего выражения, чтобы обозначить то, что англичане называют метко «Manufacturer», французы — «Fabricant» в противоположность порожденному купеческим духом «entrepreneur» (139), т. е. выбившегося наверх ремесленного мастера в сфере промышленного производства, который в долголетней, трудной борьбе расширил свое дело в капиталистическое предприятие; человека с мозолистыми руками, с «четырехугольной головой», с грубыми манерами, живущего в старомодной обстановке до серебряной свадьбы, чтобы потом дать архитектору омеблировать свою квартиру в новейшем стиле, потому что так хочет его дочь, которую от носит на руках и которой он дал (недостающее ему) превосходное образование. Это кремни «первого поколения», the self made men56, которые все-таки не выходят за пределы известного среднего размера дела, родоначальники позднейших крупных предпринимателей.

В важных промышленных отраслях, как, например, в машиностроительной промышленности, этот тип прямо-таки составлял правило в самом начале капиталистического развития. Мы находим его, однако, рассеянным почти по всем промышленным отраслям. И в текстильной промышленности также сыграл роль «суконный фабрикант» (139а). Он был в равной мере распространен во всех странах. В больших городах его можно было найти особенно часто (140). Как бы то ни было, хотя бы только приблизительная оценка численной доли участия, понятно, так же невозможна относительно этого типа, как и относительно любого из остальных.