Брошенные машины - Джефф Нун

— Фальсификат, — сказала Хендерсон. — Хотя какая-то капля хорошей вытяжки там есть. Но только капля.

— Где они это берут, интересно?

— Синтезируют. Это же чистая химия.

— Я имею в виду настоящую вытяжку.

— А кого это ебет?

— Да, наверное.

Хендерсон перевернула сумку, и всё, что в ней было, высыпалось на траву.

— Это действительно наше будущее, Марлин? Правда? Сплошные приходы, круглосуточно и ежедневно, без выходных? И все ходят обдолбанные и счастливые?

Среди голубых капсул была и косметика. Я взяла тюбик помады.

— Что, хочешь накраситься?

— Может, попозже.

— Ага, попозже. — Хендерсон положила в рот капсулу. Хорошую капсулу, из наших запасов. — Пусть нам будет хорошо.

— Ты на меня не злишься, Бев?

— Давай, — она отпила воды, — твоя очередь.

— Ты на меня не злишься?

— Марлин, бля, я тебя ненавижу.

— Да.

— Но я без тебя пропаду.

— В смысле?

— В прямом. Марлин, когда мы с тобой познакомились… слушай меня… слушай… я не знаю, как это правильно объяснить, но мы с Павлином… мы просто болтались без цели и не знали, куда податься, понимаешь?

— Да, понимаю.

— А теперь, когда мы с тобой ищем эти зеркала… у нас появилась какая-то цель. Да, именно так. Теперь понимаешь?

— Я всё понимаю. Беверли…

— Что?

— Нет, ничего. Я просто… ладно. Забей.

— Ты хочешь остаться здесь, да?

Я посмотрела на нашу машину. Механик уже растянул кусок целлофана над разбитым окном и теперь закреплял его чёрным широким скотчем.

— Марлин. Мы уже близко.

— Я знаю.

— Все очень просто. Мы найдём этого Джейми, который актёр. Да? И узнаем у него имя торговца. Ещё один осколок, и все.

— Но их больше. Кингсли хочет больше. Он хочет все.

— А не пошёл бы он на хуй. Один осколок — и хватит.

— Да, я тоже об этом подумывала.

— Ну вот.

— Ещё один, последний…

— Ага. А потом мы вернёмся к Кингсли. Отдадим то, что есть. Получим денежки за работу. И все, мы свободны.

Я закрыла глаза.

— А что делать? — сказала Хендерсон. — Нам нужны деньги.

Не дождавшись ответа, Хендерсон снова заговорила, и теперь её голос стал мягче:

— Блин. Слушай, ты тут ни при чём. Это Павлин во всём виноват. Да, Павлин. Этот его пистолет мудацкий. Он же его достал. Снял с предохранителя. Он собирался стрелять. Я не знаю. Марлин, я не знаю.

Она умолкла на пару секунд, а потом:

— У него неприятности, у Павлина. Старые долги. Ты не знаешь, Марлин, да и откуда бы тебе знать. Но нам нужны эти деньги.

Я открыла глаза. Такая холодная, словно во мне что-то выключилось. И Хендерсон, видимо, что-то такое заметила. У меня на лице.

— Ладно, — сказала она. — Как хочешь, Марлин. Забей на все. Да. Оставайся здесь. Это место как раз для тебя.

Я посмотрела на Хендерсон. Посмотрела на её лицо — такое красивое, странное, необычное. Но я не смогла посмотреть ей в глаза.

— Мне страшно, Бев. Очень страшно.

— Мне тоже.

— Но ты умеешь справляться со страхом.

— Ага. Я — потому что крутая стерва.

— Нет, правда. У тебя все получится. Если хочешь, возьми чемоданчик. Всё равно это вы выполняете всю работу. В последние дни я вообще ничего не делала. Мне очень плохо, я уже ничего не могу. Продайте эти кусочки. Забейте на Кингсли. Делайте что хотите. Я знаю, у вас получится.

— Марлин, я только что вымыла ноги. Я тут обоссалась недавно, если ты вдруг не заметила.

Я достала из сумки свой кошелёк, взяла деньги — не глядя, сколько взялось, — и протянула их Хендерсон.

— Вот возьми.

Хендерсон не взяла деньги. Она никогда не возьмёт то, что ей предлагают за просто так. Но она протянула руку, и взяла меня за подбородок, и развернула лицом к себе. Так осторожно, так ласково.

— Я, ты, Павлин. Эта новая девочка. Команда несчастных придурков. Теперь мы все вместе. Посмотри на меня.

Мне было страшно и как-то неловко и тягостно, что она придвинулась так близко, что она прикоснулась ко мне, но я уже ничего не могла сделать. Теперь я должна была на неё посмотреть.

— Ты не больна, Марлин. Ты не знала? Болезнь не в тебе. Она вовне. В пространстве, которое между нами.

— А тогда почему мне так плохо? Почему эта болезнь бьёт по мне? Что во мне есть такого, что так её привлекает? Моя семья…

Хендерсон поднесла руку к моим губам. В руке что-то было. Я это чувствовала.

— У тебя глаза разного цвета, — сказала она. — Один синий, другой карий.

— Разного цвета.

— Ты очень хорошая, Марлин. Ты знаешь?

— Правда?

Хендерсон положила капсулу мне в рот, и я раскусила её, и порошок высыпался на язык.

— Да, правда, — сказала Хендерсон. — И в этом, наверное, все и дело. Ты очень хорошая, очень добрая, а болезнь отняла у тебя ребёнка. С этим трудно смириться. Нельзя смириться. — Она дала мне бутылку с водой, чтобы запить порошок. — И что надо сказать?

— Пусть нам будет хорошо.

Затёртая фраза. Пустые слова. Но произнесённые слишком тихо. Едва различимым шёпотом. Но удержать настроение не получилось.

— Если ты нас бросаешь, — сказала Хендерсон, — тогда дай мне ключ.

Не раздумывая, я наклонилась и расшнуровала свой левый ботинок. Там я храню ключ. В носке. В сером шерстяном носке. Ключ завалился под ногу. Я стянула носок, и ключ выпал на землю. Маленький серебряный ключик. На самом деле Хендерсон он и не нужен. Она открыла бы чемоданчик и без ключа, я всегда это знала.

— Вот.

Хендерсон положила чемоданчик себе на колени и вставила ключик в замок.

— Что ты делаешь?

— Ничего.

Она открыла чемоданчик.

— Хендерсон…

Осколки стекла, завёрнутые в бархат. Всего шесть штук. История, зеркало. Всё, что нам удалось найти — или украсть — на сегодняшний день. Хендерсон убедилась, что механик не смотрит в нашу сторону, и достала один из осколков.

— Посмотреть хочешь, Марлин? В последний раз?

Хендерсон развернула первый слой бархата.

— Не надо, — сказала я. — Это опасно.

— Но другие-то смотрят.

— Я знаю.

— И я тоже хочу посмотреть.

— Просто посмотреть?

— Я же не идиотка. Просто посмотреть.

Я отвернулась. Мы с Хендерсон сидели рядом, на низкой кирпичной стене вокруг лужайки у гаража, и я отвернулась. А она развернула последний слой.

Я услышала голос.

Бледное фиолетовое свечение подкрасило воздух лиловой дымкой, и в этой дымке звучал мужской голос. Он пел песню. И я поняла, что это был за осколок: первый осколок, который мы разыскали вместе, той ночью, в городском саду, когда Хендерсон с Павлином помогли мне выкопать его из земли. Осколок зеркала, заключавший в себе голос. Неизвестную песню. И я поняла, что Хендерсон смотрится в зеркало. Я слышала, как она дышит — надрывно и тяжело. А потом у неё перехватило дыхание, и она вдруг расплакалась.