Баллада об индюке и фазане - Далия Трускиновская

– Вы не хотите меня больше видеть?

– Думаю, что это ни к чему.

– Ну тогда… Тогда – всего хорошего. Он повернулся и пошел, держа за руль велосипед.

Мы были уже почти возле дядиной усадьбы.

– Всего хорошего, – сказала я ему в спину.

В доме все, казалось, спали. Я влезла в окно, разобрала постель, и тут услышала голоса на кухне.

Там пили чай полуодетые Кузина и Кузен. Я поняла, что за время моих шатаний произошли кое-какие события.

– Ты чего ни свет ни заря поднялась? – изумилась Кузина.

– Пить хочу. А ходить полуголой по чужому дому неприлично!

– Этот дом теперь для, вас обеих не чужой, – сказал Кузен. – Мы с женушкой будем здесь каждое лето проводить отпуск.

– И сэкономим на самолетных билетах, – добавила Кузина.

– Поздравляю, – мрачно сказала я. – Ради такой новости могли бы и разбудить.

– Мы пробовали! – тихо рассмеялись они. – Тебя не добудишься!

И я подумала – а бабка-то Межабеле была права! Все исчезло, как будто не бывало. Я просто раньше всех легла спать и вот проснулась. Да, именно так все и было. На душе спокойно. Это – главное. Званцев – приснился. Мишка – плод воображения. Все. Точка. Точка! Все!

Кузина внимательно пригляделась ко мне.

– Что у тебя с волосами?

Я потрогала голову.

Волосы еще не высохли после купания и гладко лежали на голове. И хвост на спине получился плоский, тот, о котором мечтала Кузина.

– Н-н-ничего… Решительно ничего…

– А что это за пятно у тебя на платье? Что-то я не припомню, когда ты его посадила…

Я потрогала пятно и ощутила в кармане какие-то незнакомые вещи. Я действительно уже не помнила, что это такое, сунула руку в карман и вынула – серебряный лат и гонконгскую зажигалку.

При виде зажигалки Кузина чуть не свалилась со стула.

Я бросила зажигалку и лат на стол, попала в чашку, чашка полетела на пол и разбилась, а я, как ошпаренная, выскочила из кухни, пронеслась через двор и побежала в лес – куда глаза глядят.

Видно, мне недостаточно было той стыдобы, которой я натерпелась, пока Званцев толковал о моем будущем ребенке. Видно, мне было мало! Видно, хотелось еще!

Я пробежала сквозь лес, мимо ельника, в котором занималась художественным переводом, шла шагом, а дальше опять побежала.

Мелькнул плакат, извещающий о штрафе за убийство фазана.

– С меня бы кто догадался содрать этот штраф! – возмущенно обратилась я к плакату.

Званцева не было.

И лишь взобравшись на высокий холм, с которого были видны поля и дороги на несколько километров вперед, я увидела далеко-далеко человека на велосипеде и в желтой рубашке.

На багажнике велосипеда примостилась, подогнув лапы, большая сверкающая птица. Ее лазурная головка ярко выделялась на фоне рубашки. Золотой в темную полоску хвост волочился по дороге.

А глазами, обведенными широкой черной полосой, птица смотрела назад – туда, где я стояла на холме, держась за дерево.

Званцев, не замечая птицы, нажимал на педали. И они вдвоем делались все меньше и меньше…