Баллада об индюке и фазане - Далия Трускиновская

– Вы мне не верите?

– С какой стати я должен верить еще и в этот бред? – Званцев не на шутку начинал злиться. – У вас сегодня какое-то завиральное настроение. Шли бы вы лучше домой. Сейчас возле музея черт знает что может произойти. Будете только в ногах путаться.

– Ну, раз так! И оставайтесь! – воскликнула я. – И торчите там в крапиве! Если вы мне не верите! Я в понедельник приду к вам на работу и напишу показания! Только не вам, а кому-нибудь другому! И пусть вам нагорит за халатное отношение к свидетелям!

Я круто повернулась и пошла к дядиной усадьбе.

Шагов Званцева за спиной я не слышала, наверно, стоял и переваривал мои вопли. Индюк несчастный!

Так я шла быстрым шагом к усадьбе и костерила на все лады Званцева. И дошла бы благополучно, и провалялась бы в постели до утра, не в силах заснуть, но дернул меня черт принять совершенно излишнюю предосторожность.

Я собиралась влезть в окно. Можно было подойти к самому дому, обойти его вдоль забора и подобраться к стене, выходящей на реку. Так нет же – я затеяла спуститься к реке и уж оттуда подниматься к окну. Хотя на кого бы я напоролась возле ворот? Разве что собака гавкнула бы спросонья. Ну, так с собакой я уже подружилась.

В общем, недалеко от Борисовых хором я сползла к реке, а на мостках обнаружила маленького брюнета и вылитого Боярского, Они там что-то делали с моторной лодкой.

Я повисла на кусте, за который держалась на спуске, и затаила дыхание.

– Ты и сам понимаешь, что к незнакомому человеку он близко не подойдет. А кого из всех нас он знает? – говорил брюнет. – В том-то и дело. Особенно теперь, после всех чудес в решете.

– Не нравится мне такое дело, – заметил вылитый Боярский. – Чем больше думаю, тем меньше оно мне нравится.

– Тебе осталось думать только час, – успокоил его брюнет.

– Хочешь сказать, что уже поздно?

– Да не дергайся ты. Если только парни все подготовили правильно, будет о'кей! Мы подготовим моторку, а дальше все по плану. Пока там старухи будут кудахтать, лодочка пойдет, сверкая, сотню миль за ночь пройдет, тысячу за ночь пройдет!

Последние слова он пропел довольно приятным голосом.

Вылитый Боярский ничего не ответил.

– Перестань тосковать! – одернул его брюнет. – Все рассчитано. Мы не такие парни, чтобы зря хныкать.

– В марте же не хныкали, – буркнул вылитый Боярский.

– Ну вот, вспомнил! Думаешь, я этого в голове не держу? Дурак… Тот, кто в марте все дело взял на себя, тот первым и пойдет. Разве мы сразу же не так решили? Так что же ты теперь расхныкался?

– Пошел бы ты – на дом дальше!

– Уйя, уйя, паренек. Не обижай дяденьку.

Неизвестно, что бы я еще услышала, если бы песок под ногами не поехал. Маленький брюнет и вылитый Боярский резко повернулись – и мне не оставалось ничего другого, как со смехом вывалиться из кустов.

– Добрый вечер! – сказала я. – А я слышу – голоса, решила посмотреть – может, кто-нибудь знакомый рыбачить собрался, А это вы оказались.

– Какая приятная встреча! – воскликнул маленький брюнет. – А ведь мы вас вспоминали. Думали между собой – такая красавица, а не замужем. Наверно, в женском коллективе работаете?

– В женском, – соврала я.

– Ну, это и лучше, – ответил брюнет, – когда замуж выйдете, мужу будет спокойнее.

– За кого это я выйду замуж? Уж не вас ли? – С брюнетом, как я поняла, нужно было шутить попроще и дурачиться в стиле Кузины.

– Можно и за меня. Я такой красивой девушке ни в чем не откажу.

– Приданое у меня скоро появится, – намекнула я.

– Ничего, прокормим! Мишка, пойдешь посаженным отцом? – И заговорщицки шепотком брюнет сообщил мне: – Это у нас Мишка. Вы думаете, Боярский сейчас в Ленинграде или в Москве? У них там фальшивый Боярский, а у нас – настоящий. Мишкой зовем – и откликается!

– Значит, договорились, – объявила я, – Мишка будет посаженным, моя сестричка посаженной – Мишка ведь не женат?

– Не женат, – проворчал вылитый Боярский, и тут я впервые встретила его взгляд.

Во взгляде была ни с чем не сравнимая тоска.

И мое слабое женское сердце не выдержало – замерло.

Я очень кстати вспомнила, что вылитый Боярский – единственный, кому не могла принадлежать зажигалка. Он же сидел рядом с дядей.

«Уж не спросить ли у дяди?» – мелькнуло в голове. И я представила себе, как во втором часу ночи бужу дядю Вернера, чтобы спросить у него, чья была та зажигалка! Он пошлет меня к чертовой бабушке. А если буду настаивать, скажет – не знаю, не помню, она все время на столе лежала. И будет прав! А принуждать его именем уголовного розыска я не могу – я не Званцев.

– Завтра суббота. В субботу ЗАГС принимает заявления? – деловито спросила я. – С утра заедем за моим паспортом и пойдем запишемся. А потом отметим это событие.

Брюнет с неподдельной заинтересованностью оглядел меня.

– Познакомиться бы не мешало, – заметил он. – Должен же я знать, как зовут мою женушку.

– И я должна знать, как зовут муженька. Сколько у него квадратных метров, тысяч на книжке и «мерседесов»!

– Все перевернулось вверх ногами, – сказал вылитый Боярский. – Раньше мужчины спрашивали про приданое, теперь – женщины.

– А знаешь, Мишка, – странным голосом сказал ему на это брюнет, – она права. Такая женщина за нищего не пойдет. Такая женщина понимает, что в жизни к чему.

– Теперь-то понимаю, – вздохнула я. – С опозданием, а понимаю.

– Значит, любовь подвела, – понял брюнет. – Ну, без любви в молодости нельзя. А когда пройдет эта лихорадка, женщина может оглядеться и выбрать себе настоящего мужчину. Который ей все обеспечит.

– А разве такие еще остались?

– Остались, – заверил меня брюнет.

Мне стало жутковато.

Пора было смываться.

Я не возражала против замужества с приличным человеком. Но принимать предложение от такого, который через час пойдет взламывать музей? Это мне и в шутку показалось кошмарным. Вот разве что вылитый Боярский… Его явно тянут в эту затею за ухо. Его тянут, а он сопротивляется. Наверно, он у них под колпаком.

Может быть, этот взгляд был мольбой о помощи?

– На рыбалку собираетесь? – перевела я разговор на другие рельсы.

– Да, есть такая мысль…

– Меня с собой не возьмете?

– А ваш режим? Разве будущим мамочкам можно по ночам гулять?

– А если не спится? Разве лежать в душной комнате и маяться полезнее, чем гулять по лесу?

– Давайте лучше мы вам с рыбалки свежей рыбки принесем и положим на подоконник. Где ваше окошко?

– Вон! Второе. – И я недрогнувшей рукой указала на окно дяди Вернера. Черт его знает, зачем брюнету мое окошко!

– Проснетесь – а вас рыбка ждет, – ворковал брюнет. – Пожарите, позавтракаете. А сейчас взять вас не можем. Женщина всю рыбалку испортит. Примета такая.

Он ворковал, а я ловила взгляд вылитого Боярского. Но он насупился и только ждал, когда мы с брюнетом распрощаемся.

Я его понимала. Он связался с бандой. Мне, человеку, нечаянно вставшему на страже правопорядка, и то было не по себе. Выручали актерские ухватки Кузины – а его что могло выручить?

Надо было не допустить проникновения этих поганцев в музей. Преступление не состоится – а он опомнится и благополучно выпутается из компании мерзавцев. Ведь он уже и сейчас не рад, а если ему помочь, если не дать ему скатиться? Ведь я же могу спасти его!

Выход я видела один. Парализовать самого главного – того, кто взял на себя «мартовское дело», а теперь должен и «пойти первым». Что это значит, я не знаю, но вряд ли что-нибудь хорошее. И именно он, судя по всему, собирается кому-то передать рукопись. Потому что других этот кто-то просто не знает.

Не может быть, чтобы Борис не столкнулся с ним в подъезде.

Я пожелала жениху ни хвоста ни чешуйки.

– Пожелайте и мне что-нибудь, – попросил вылитый Боярский.

– А вам я желаю, чтобы сегодня с вами произошло что-нибудь хорошее, – не удержалась я от намека, – что изменит в лучшую сторону вашу жизнь и избавит вас от грозящих неприятностей.

– Вы гадалка? – изумился вылитый Боярский. – Надо мной действительно гроза собирается.

– Если я сказала, значит, так и будет, – обнадежила я его.

– Вот вам за добрые слова.

Целуя мне руку, он вжал в ладонь что-то круглое. Маленький брюнет соскочил в лодку и завел мотор. Мне было неудобно разглядывать подарок, и я терпела, пока лодка с брюнетом и вылитым Боярским не отошла достаточно далеко.

Тогда я поднесла подарок к глазам.

Это была серебряная монетка. Достоинством в один лат.

Проводив «рыболовов» на взлом музея, я двинулась берегом в том же направлении. Прошла, кстати, и мимо Борисовой лестницы. Борис спал и видел сны.

Я размечталась.

Если бы, если бы, если бы пресечь дурацкую затею с рукописью в самом корне! Он так взглянул на меня, когда я сказала о приятном сюрпризе! Потом-то я все ему расскажу, и он всю жизнь будет мне благодарен за то, что этой ночью я вмешалась и спасла его от крупных неприятностей. Маленький брюнет прав – он лучше настоящего Боярского. Может быть, просто тот на экране слишком суетится, а в этом – великолепная благородная сдержанность.