«Если», 2002 № 11 - Ф. Гвинплейн Макинтайр

Еще им не повезло с очагами цивилизации поблизости — очень секретной военной базой и деревенькой Большие Пырки.

И конкретно с Никанором — совсем никому не повезло. Но дядя Ник, он в данном случае проходит, скорее, по графе «стихийные бедствия». И я его, в принципе, даже простил. В том принципе, что не желаю ему немедленной мучительной смерти. Ну его к черту, и Бог ему судья.

И всех нас. И всем нам. Когда я вспоминаю, как активно и почти что радостно — в едином порыве, хе-хе — Красная Сыть готовилась воевать… И когда свои эмоции тех дней освежаю в памяти — оторопь берет. И комком подкатывает к горлу страшное предположение. А не мы ли сами притянули себе на голову беду? Целый месяц отрезанное от жизни село набухало, как нарыв, в котором гноилась обида на цивилизованный мир и разные подавленные страхи. И будто нарочно рядышком Ник со своим душевным заболеванием бродит, а паранойя штука вирусная, в свое время один-единственный Сталин ею полстраны заразил… И, короче, гноилось оно, нарывало, коллективное бессознательное, а потом собралось воедино, да ка-ак шарахнуло по небу… А там, километров за полмиллиона и лет через двести-триста, звездолетик пролетал… А?

В точности, как Ник мечтал — усилием воли поражать врагов. При отсутствии врага поблизости — достанем хоть из грядущего. Не впервой.

Мне даже не стыдно, если это так и вышло. Только больно. Очень.

А с сержантом Кримсоиом, в общем, логично поступили. Единицей пожертвовали во имя будущего целого мира — такого, в каком жили. Значит, оно им нравилось, это будущее и этот мир. Убили парня со смешным, немного детским лицом человека, который всегда хорошо питался и не знал, похоже, ни одного из известных нам страхов кроме страха гибели. Он и вел себя будто отважный, но очень маленький пацаненок…

Действительно, не оставлять же неотесанным агрессивным дикарям такого гостя из будущего. Который знает мало, но дикарям и того — по уши.

Или не дикарям? Может… Русским?

Впрочем, уж на это мне точно наплевать. Меня волнует совсем другое.

Проклятый чоппер дважды мазал, потому что целился в Кримсона. Только в него. Потом он изящно и без жертв отбился от нашего вертолета, просто двигатель ему попортил слегка, и нырнул за стенку — там на миг открылась дыра. А через несколько минут стенка пропала, корабль взлетел, и больше его никто не видел.

Они не смогли защитить своего, не рискнули вступить с нами в прямую драку, чтобы вернуть его, и тогда просто убили. Они сработали чисто — ни один из наших не умер. Чисто и холодно.

Такие вот щепетильные ребята. Не то что мы, уроды безответственные — простой душевный парень Леха и его дядя, тихий параноик Никанор.

Знаете, я хочу верить, что они все погибли при очередном прыжке. Или сидят где-нибудь на Новой Англии нашего, девятнадцатого, года, на которую еще не ступала нога человека. И горючего для следующего прыжка — нету. Значит, сидят они там, за изучением Устава и строевой подготовкой коротают дни свои… Кукуют, так сказать. Пусть им воздуха надолго хватит.

Я был бы счастлив знать это наверняка. □

ПО ШОМБУРГСКОМУ СЧЕТУ

Давным-давно, когда англо-американский книжный рынок еще не заполонило новое поколение иллюстраторов научной фантастики — хладнокровных и мастеровитых профессионалов вроде Майкла Уэлана, Джима Бернса, Дона Майтца и иже с ними (со многими читатели «Вернисажа» уже имели возможность познакомиться), сердца фэнов 1940—1950-х принадлежали другим художникам. На современный взгляд — наивным и примитивным, каковой была и тогдашняя science fiction. Но в то же время — искренним, увлеченным, одержимым и устремленным в будущее. Как и вскормившая их литература, еще не успевшая вкусить запретного плода: коммерческого успеха.

Начинавшие в ту пору Азимов, Хайнлайн, Саймак, Брэдбери, Кларк и десятки других будущих звезд, а также сотни тысяч их преданных поклонников с замиранием сердца разглядывали обложки книг и журналов, выполненные тогдашними кумирами: Эдом Эмшуиллером, Фрэнком Келли Фризом, Джоном Шонхерром.

И Алексом Шомбургом.

Знаменитый иллюстратор научной фантастики и комиксов в 1930— 1960-х годах Шомбург родился на острове Пуэрто-Рико в 1905 году в семье процветающего плантатора, еще при испанцах перебравшегося на тропические Карибы из Германии. В 1912 году будущий художник вместе с тремя старшими братьями переехал в Нью-Йорк, где окончил школу и поступил в художественное училище — благо все братья Шомбурги неплохо рисовали, получив гены отца — художника-любителя. Алекс, в частности, считал своими учителями в живописи известных американских художников Максвелла Пэрриша, Нормана Рокуэлла и Томаса Харта Бентона.

В 1923 году братья открыли на Манхэттене коммерческую студию, специализировавшуюся на изготовлении наружной рекламы, художественном оформлении витрин и тому подобной деятельности. Среди клиентов братьев Шомбургов были многие известные компании, к примеру, крупнейший производитель электротехники «Westinghouse» (позже — «General Electric»). Ширма братьев Шомбургов просуществовала до 1928 года, а после краха нью-йоркской биржи в 1929 году и наступившего Великого Кризиса каждый пошел своим путем. Что касается Алекса, то он выбрал себе профессию иллюстратора научной фантастики.

Любопытно, что он начал рисовать фантастику за год до появления первого специализированного журнала — легендарного «Amazing Stories».

Как пишет скончавшийся в этом году биограф художника, известный американский фэн Йон Густаффсон (он как раз и подарил мне альбом Шомбурга на конвенции, проходившей в северном американском городке с любопытным именем: Москва, штат Айдахо): «В один прекрасный день 1925 года перед зданием в Нью-Йорке, где располагались редакции научно-популярных журналов «Science and Invention» и «Radio News», стоял высокий и худой молодой человек с характерными пуэрториканским загаром и черными усиками. Он был фанатом радиотехники и прибыл в Нью-Йорк специально для того, чтобы высказать редактору ряд накопившихся у него профессиональных замечаний. Редактором обоих журналов был Хьюго Гернсбек, молодого человека звали Алекс Шомбург, и тогда еще оба не предполагали, что их встреча станет исторической».

Исторической она стала потому, что как раз в это время Гернсбек задумал выпустить спецномер журнала «Science and Invention», посвященный будущему, и дальше вести эту тему. И для этого ему требовался художник, который мог бы рисовать не только «радио», но и «фантастику». И тут ему как с неба на голову упал Алекс Шомбург.