Лирика Древнего Рима - Катулл

Весело вспыхнул огонь над жертвой обильною в храмах.

135 Ныне берись за дела великие с помощью божьей,

Да заблестит твой триумф — иной, чем другие триумфы.

Марс — твой товарищ в боях: ни Галлия вас не задержит,

Ни безграничная ширь и горы Испании дерзкой,

Ни тот варварский край, где живут поселенцы из Феры,

140 Страны, где Нила текут иль Хоаспа288 державные воды,

Иль где стремительный Гинд иссякает — безумие Кира,289

Многими устьями вод среди Арактейской равнины,

Иль где Томирии власть290 ограничена бурным Араксом,

Или вселенной конец, где, соседствуя с Фебом, падеец

145 За нечестивым столом пиры совершает свирепо,291

Где Танаид и Гебр292 орошают магинов и гетов.

Что же я медлю? Везде, где мир окружен Океаном,

Нет ни единой страны, способной с тобою бороться.

Ждет и британец тебя, презиравший римского Марса,

150 Ждет и противная часть земли, отделенная Солнцем:

Ибо издревле земля, окруженная воздухом легким,

Делится на пять частей по всему великому кругу.

Две из них пусты всегда, разоренные лютым морозом:

Там неподвижная ночь покрывалом окутала землю,

155 Воды застывшие там не плещутся зыбкой волною,

Но, цепенея, лежат под корой ледяною и снежной,

Так как Титан никогда не восходит над этой пустыней.

А серединная часть подвержена пламени Феба,

Мчится ль он близко к земле, пробегая по летнему кругу,

160 Или же зимние дни миновать поскорее стремится.

Эта земля никогда не взрывается плугом тяжелым,

Поле хлебов не родит, а луг — зеленеющих пастбищ,

И не заботятся там ни Вакх, ни Церера о нивах,

И не единая тварь не живет в обожженных пустынях,

165 Между жарою и льдом лежит плодородная область —

Наша; а против нее другая область простерлась, —

Равноподобны они, и с небом граничащий воздух

Климат обеих мягчит, и холод и зной умеряя:

Вот оттого-то у нас и катятся годы благие.

170 Здесь научился и вол подставлять под ярмо свою шею,

И приучилась лоза по высоким ветвям подниматься;

Здесь ежегодно серпом созревшая косится нива,

Плугом железным земля и медью взрывается море;

Здесь же растут города, чьи стены сложило искусство.

175 Знай, когда дело твое увенчается светлым триумфом,

В каждой из этих земель только ты назовешься великим.

Нет, не хватило б мне сил быть глашатаем славы безмерной,

Если бы Феб Аполлон не внушал мне мои песнопенья.

Есть у тебя, кто дерзнет препоясаться делом великим, —

180 Валгий293: только его сравню я с вечным Гомером.

Труд мой меня неустанно влечет, не давая покоя,

Хоть и гнетет, по привычке своей, меня злая Фортуна.

Некогда дом мой блистал обильным и пышным достатком;

Борозды желтых полей, закрома урожаем богатым

185 Полнили, житницы все набивая доверху хлебом;

Скот по вершине холмов бродил густыми стадами

(Вдосталь хватало его хозяину, вору и волку).

Ныне лишь жажду того; и новые гложут заботы,

Если больная мечта напомнит мне прошлые годы.

190 Пусть я остатков лишусь, пусть надвинутся худшие беды,

Но не устанут вовек поминать тебя наши Камены.

Нет, воздаются тебе не одни пиерийские гимны:

Ради тебя я дерзну и по бешеным волнам помчаться,

Хоть бы враждебность ветров и грозила мне зимним прибоем;

195 Ради тебя я один противился б натиску полчищ,

Сжег бы охотно себя, опустившись во пламенник Этны.

Вечно и всюду я твой. И если б крупицу заботы

Ты обо мне сохранил, — пусть мало, но все ж сохранил бы,

То не прельстила б меня над стихом мелетейским победа.294

200 Если мои стихи целиком или частию только

Знаешь ты наизусть или вспомнишь порой мимоходом,

Песням во славу тебе судьба не поставит предела

Даже в ту пору, когда мои кости укроет могила;

Краткие ль годы мои принесут преждевременно гибель

205 Иль престарелым умру, я все же и в образе новом,

Буду ли резвым конем скакать по твердому полю,

Или прославлюсь, как бык, краса непроворного стада,

Легкой ли птицей начну в прозрачном воздухе реять, —

Все же чрез множество лет, когда вновь человеком я стану,295

210 Буду я снова вплетать о тебе песнопения в свиток.

Марс, на календы твои нарядилась Сульпиция пышно:

Если ты в этом знаток, с неба приди, подивись.

Грех твой Венера простит; но ты, необузданный, бойся,

Как бы не выронить вдруг от изумленья копье.

5 Знай же, в очах у нее, всевышних испепеляя,

Факелов пламень двойной злой зажигает Амур.

Что б ни творила она, куда бы свой путь ни держала,

Следом скользит Красота и наряжает ее.

Если распустит косу, к лицу ей смятенные кудри;

10 Если их вместе сберет, нравится узел волос.

Жжет она сердце, когда тирийскую паллу наденет,

Жжет она сердце, когда в снежной одежде войдет.

Так на Олимпе святом Вертумн сияет счастливый:

Сотни одежд у него, в сотне одежд он хорош.

15 Только она и достойна того, чтобы Тир посылал ей

Мягкую, в ценном соку дважды омытую шерсть.

Пусть обладает она благовоньями всеми, что снимет

С нивы богатый араб, пахарь душистых полей.

Пусть к ней и жемчуг идет, который на береге красном296

20 Смуглый сбирает индус, житель Восточных морей.

Гордый, воспой ее, Феб, на своей черепаховой лире;

Славь ее, песнь Пиерид, в радостный праздник календ.

Пусть этот праздник она справляет многие годы;

Пойте ей хором привет: девы достойнее нет!

Юношу ты моего, — живешь ли на пастбищах тучных

Иль на дремучих горах, — ты пощади, о кабан!

Дикий, свирепых клыков не оттачивай ты для сражений, —

Да сохранит его мне в целости сторож Амур.

5 Как далеко для облав заводит Дианино рвенье:

Пусть же погибнут леса, пусть разбегаются псы!

Что за безумье и бред — раскидывать в чащах тенета

И, оплетая холмы, руки царапать себе?

Что за охота — тайком проникать в звериные логи,

10 Белые ноги терзать на ежевичных шипах?

Все ж, о Керинф, если б только с тобой могла я скитаться,

Даже по склонам крутым сети таскала б сама,

Я б научилась искать следы быстроногих оленей,

С резвых снимала бы псов путы железных оков.

15 Тут-то бы лес и приятен мне стал, когда бы с тобою,

Свет мой, обнявшись, могла возле тенет я лежать;

Тут уж, к сетям подойдя, убежал бы кабан невредимо,

Чтобы Венеры забав, страстной любви, не смущать.

А без меня пусть Венере не быть — по закону Дианы,

20 Мальчик мой скромный, силки скромной рукой расставляй;

Если ж другая тайком к моей любви подберется,

Пусть растерзают ее страшные зубы зверей!

Так уступи же отцу свое пылкое рвенье к охоте

И возвращайся скорей снова в объятья мои.

К нам снизойди и болезнь изгони из красавицы нежной,

К нам снизойди ты, о Феб, гордый блистаньем кудрей.

Верь мне, скорей прилетай: не будет ведь Фебу зазорно

На красоте применить силу целительных рук.

5 Сделай, чтоб ей худоба не окутала бледностью тело,

Чтоб не испортился цвет матовой кожи ее.

Всякую злую беду и всякие грозные скорби

Да унесет поскорей в море проворный поток.

Вышний, приди, принеси с собою тех снадобий сладких,

10 Те заклинанья, что в нас новые силы вольют.

Юношу не истязай, — он в страхе за участь любимой,

Он за свою госпожу счету не знает мольбам.

То, о бессилье ее скорбя, он обеты возносит,

То он предвечных богов в горестной скорби клянет.

15 Брось свои страхи, Керинф: ведь бог не обидит влюбленных.

Только будь верен в любви: вот и здорова она.

Не к чему горько рыдать: успеешь наплакаться вдоволь,

Если, поссорясь, с тобой станет она холодна.

Нынче твоя она вся, лишь с тобой — ее чистые думы,

20 Тщетно искатели вкруг ждут легковерной толпой.

Смилуйся, Феб: ты великой хвалы удостоишься, если,

Тело одно сохранив, вылечишь сразу двоих.

Будь возвеличен и радостен будь, когда с ликованьем

Оба тебе отдадут долг пред святым алтарем.

25 Праведный сонм богов наречет тебя дружно счастливцем,

Каждый захочет владеть дивным искусством твоим.

День, что тебя мне послал, о Керинф, пребудет священным

И среди праздничных дней будет блистательней всех.

Парки рожденьем твоим возвестили красавицам рабство