Империя тысячи солнц. Том 1 - Шервуд Смит
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Доброе утро, Ваннис, – сказал Брендон, входя из сада в дом.
Она улыбнулась и протянула ему руки почтительным и в то же время приглашающим, призывным, интимным жестом. Он зажал ее ладони в своих и поцеловал ей пальцы – не с медлительностью собственника, как Тау, а легко.
– Выпьете что-нибудь? – спросила Ваннис. Что-то надо было сказать, пока десантник осматривал комнату.
– Нет, благодарю. – Он вежливо ждал, когда она предложит ему сесть.
Перед ней возник непрошеный образ Семиона, и она сказала:
– Тогда, быть может, пройдемся?
Вежливость, служившая Семиону и Тау оружием, у Брендона казалась врожденным качеством. Он подчинился без намека на иронию. Может быть, всем, кто стоит у власти, свойственно пользоваться манерами, как ножом с потайным лезвием? Но Геласаар никогда так не делал – а у Брендона никогда не было власти.
Они вышли на мостик над журчащим ручьем. Лепет воды успокаивал: Ваннис чувствовала, что ей сводит шею от стресса, причину которого она не совсем понимала.
Она покосилась на Брендона. Они редко оказывались так близко друг к другу. Он был выше, чем ей запомнилось, и взгляд голубых глаз, такой туманный на балу, теперь стал острым.
Внизу мелькнула серебристая рыбка, и Ваннис спросила:
– Как вы думаете, они настоящие или это просто голограммы?
Он стал смотреть в воду, и она получила еще одну передышку. Ее восприятие тоже как будто обострилось, и она замечала все: его длинные ресницы, прикрывающие всю радужку, свет, обрисовывающий овал его лица, его легкое дыхание.
– Настоящие, – сказал Брендон. – Во всяком случае, на нашей стороне озера. И утки тоже. – Он улыбнулся весело, без всякой задней мысли. – Мы с Жаимом иногда кормим их хлебом. Им нравится.
– Брендон... – Она произнесла это, не подумав, но он, если и заметил, что она опустила титул, не показал виду. У нее сжалось горло. – Я хотела сказать... мы не можем больше жить в хаосе, без правительства.
Туманный взор вернулся, и она даже не уловила, как Брендон это сделал: только что его улыбка была совсем мальчишеской и тут же стала непроницаемой, как сталь.
Однако он промолчал, и она, оглянувшись на десантника, который, как и положено, не показывался на глаза, продолжила:
– Ходят слухи о какой-то перехваченной должарской депеше. Боюсь, вашего отца нельзя будет спасти, если срочно что-нибудь не предпринять.
Намерен ли ты действовать? Или мы должны действовать за тебя?
Всматриваясь в его лицо, она поняла, что хочет, чтобы он действовал, чтобы взял ответственность на себя. Честолюбие толкнуло ее к Тау, но чувство, неясное ей самой и не поддающееся управлению, побуждало желать, чтобы заговор провалился. Тогда Брендон займет свое законное место – и она будет рядом.
Кровь стучала у нее в ушах, и она не дышала, ожидая его ответа.
Наконец он сказал легким, как на балу, тоном:
– Я верю, что мы все же сумеем его спасти.
«Он действительно верит, что его отца можно спасти, – он ничего не смыслит в политике», – подумала Ваннис, и ее дилемма решилась сама собой. Он не сможет противостоять регентам. Выбор сделан: она ничего не скажет о заговоре и предоставит событиям идти своим чередом.
Теперь она могла дать волю чувствам.
– Мне так жаль. Я, конечно же, тоже надеюсь, что его спасут. – Она повернулась к Брендону лицом. Но и в этот миг ее преследовали противоречивые образы: Тау, который никогда не спит нигде, кроме собственной постели; Аркады во всей своей славе; ухмылка Семиона.
Ее решимость ушла в пустоту, ладони вспотели, судорога прошла по диафрагме.
Его лицо не изменило выражения, но в повороте головы и в жесте приподнятой руки проглянула осторожность.
– Никто не узнает, – быстро сказала она. – А если и узнает, завтра можете не обращать на меня никакого внимания: больше я об этом не попрошу. – Ваннис вынула заколку из волос, которые рассыпались по плечам, и разжала руку. Пряжка, сверкнув драгоценными камнями, упала в воду. – Но сегодня мы будем вдвоем.
Он смотрел на испуганно заметавшихся рыбок. Прочтя в его позе сожаление и внутреннюю борьбу, она спросила:
– Ведь дело не в Семионе?
Это была шальная мысль, но по дрогнувшим векам Брендона она поняла, что угадала правильно.
– Хотя он преследует меня повсюду, – тихо произнесла она, – в моей спальне призраков нет. Семион не спал со мной. Никогда.
И тут она испытала шок. Об этом она не говорила никому, даже Бестан, даже...
Но он улыбнулся ей нежно, как никогда прежде, и взял ее за руку, и пожатие его было теплым.
– Сегодня мы будем вдвоем. – Они вместе вошли в дом и закрыли за собой дверь.
14
Нг держалась на заднем плане, с нелегким чувством наблюдая за изысканным па-де-де: Найберг принимал Эренарха у себя в кабинете.
– Благодарю Ваше Высочество за то, что нашли для меня время. Мы только что получили сообщение из Мандалы: оно было передано по гиперсвязи, и я подумал, что Ваше Высочество сможет прояснить его смысл.
На экране появился неизвестный бори в сером должарианском мундире. Он поклонился в объектив и сказал на уни угодливо, с сильным акцентом:
– Сенц ло-Барродах, к сожалению, вынужден доложить вам о проблемах с тарканскими войсками. Количество происшествий, – он произнес это слово с подчеркнутой осторожностью, – возрастает. Деркаш Джессериан настоял на том, чтобы я связался по этому поводу с вами. Солдаты утверждают, что во дворце нечисто. Какие будут указания?
Эренарх, к общему удивлению, громко рассмеялся.
* * *– Ты почти такой же эгоист, как твой отец, Осри, – негодующе бросила леди Ризьена Геттериус, прищурив черные глаза.
Осри пережидал грозу молча, следя за происходящим на лужайке, – это отвлекало от направленных по его адресу звуков.
– Он не отвечает на голокомы, не заходит – особенно теперь, когда поселился у этих заносчивых задниц...
Осри насмешил эпитет, присвоенный Элоатри, и он фыркнул, продолжая смотреть в окно поверх материнского плеча. Стали слышны крики играющих детей.
– Кто это там? – нетерпеливо оглянулась леди Ризьена. – Поганое отродье! Так вот, Осри, я неоднократно пыталась добиться хотя бы минимального содействия от твоего отца, и должна добавить...
Осри стоял, терпеливо перебирая в уме список дел и дожидаясь первой же возможности, чтобы спустить флаг и обратиться в бегство.
Он слишком поздно уловил, что его о чем-то спросили, и включился опять.
– ...Но ты-то, конечно, видишь его каждый день?
Кого это? Ну да, отца.
– В общем, да. – Осри посмотрел на старшую из своих единоутробных сестер, которая валялась тут же на кушетке. Странно видеть, что незнакомый тебе человек так на тебя похож. Помалита тоже смотрела на него, надуто и неприязненно. Он перевел взгляд на мать: – Но, по правде говоря, у него нет времени ни на что, помимо того, что поручил ему адмирал Найберг. – Леди Ризьена открыла рот, и Осри поспешно добавил: – Это секретное задание. Да я и сам постоянно занят.
Это был шаг по пути к свободе.
Мать стукнула рукой по стене, и кольца, надетые на ее длинные ногти, звякнули. Осри отшатнулся – его пугал ее стиль, в котором всегда присутствовало нечто хищное.
При этом он снова взглянул в окно. Подростки, Дулу и Поллои, играли в какую-то игру с ракетками и воланами. Один из них, рыжий, стал перед самым окном.
Ивард, но какой-то не такой. Что-то в нем изменилось.
Парень сделал Осри знак – выходи, мол.
– Пома, – сказала леди Ризьена, – вели Кульду прогнать этих паршивцев.
– Нет, мама, он не пойдет, – заныла Помалита. – Это общественная лужайка – так мне сказали десантники, когда я хотела прогнать тех полоумных святош, которые тут развылись.
– Осри, – леди Ризьена обнажила зубы, и на клыке блеснула коронка из золотой узорчатой эмали, – уж ты-то мог бы проявить немного внимания. Ты хуже Себастьяна, который...
Мать переключилась на его дурное воспитание. Эту тему, Осри знал по опыту, она могла развивать часами, если не капитулировать и не сделать того, что она хочет. Но чего она, собственно, хочет?
Осри собрал разбегающиеся мысли и заметил, что леди Ризьена и Помалита одеты как для приема в саду. Приспичило втереться в дом какой-то титулованной особы, что ли?
– ...жуткая старуха, которая именует себя «нумен», хотя ей больше подошла бы роль привратницы. Я словом не могу перемолвиться со своим законным мужем...
«Она пытается привлечь внимание отца – и преуспела в этом еще меньше, чем я полагал».
– ...даже видеть музыкантов, не говоря уж о том, чтобы слышать. Ты же знаешь, какой у твоей сестры тонкий слух, в отличие от многих на этой станции, – она сама могла бы выступать, будь у нее время брать уроки...