Собрание сочинений святителя Григория Богослова - Григорий Богослов

Не болезнь, не подобная болезни старость, не скорбь сокрушили тебя, престарелая матерь моя. Напротив того, неуязвима и непреоборима была ты, Нонна, и, молясь у подножия пречистой Трапезы, отдала глас свой Христу.

Авраам и знаменитый Иеффай принесли Богу великие жертвы: один принес сына, а другой — дочь. Но ты, Нонна, принесла в жертву чистую жизнь, а напоследок молитвенную душу — это угодное Богу заколение.

Единое сияние, единое величие — Троица, к Которой стремилась ты, Нонна, молящуюся тебя восхитила на небо из великого храма; и ты сретила конец, который стал чище самой жизни.

Никогда ты, матерь моя, не совокупляла чистых уст своих с устами нечистыми, никогда чистой длани своей не давала руке безбожной; и в награду за это кончила жизнь при возношении жертв.

Лучезарный и пресветлый ангел восхитил тебя, Нонна, когда молилась ты, чистая и телом и умом, и ум твой восхитил, а тело оставил здесь, в храме.

Этот храм не мог удержать в себе целой Нонны, потому, когда душа удалилась, оставил в себе одно тело, чтобы душа, когда опять заключена будет в тело более чистое, вознеслась отселе и облеклась в славу вместе с потрудившейся плотью.

Здесь лежит Нонна, дочь Филтатиева. Где она скончалась? В храме. Как? Молясь. Когда? В старости. Какая прекрасная жизнь и какая святая кончина!

На огненной колеснице взошел на небо Илия, а Нонну молящуюся приял к Себе великий Дух.

Здесь глубоким сном почила возлюбленная Нонна, охотно последовавшая за супругом Григорием.

И ужас и радость вместе! На небо восхищена отсюда среди молитвы оставившая жизнь Нонна.

Конец и молитве и жизни Нонниной! Сему свидетель — эта Трапеза, у которой поднята вдруг ставшая бездыханной Нонна.

Вот могила целомудренной Нонны, которая прежде, нежели разрешилась от жизни, вступила уже в небесные врата!

Смертных оплакивайте смертные, а кто, как Нонна, умер молясь, о том не плачу.

Прославляя непорочную жизнь Нонны, еще более прославлю ее кончину, потому что она и скончалась в храме молясь.

Здесь некогда, молясь и повергшись на землю, скончалась светлая Нонна; теперь же она молится, предстоя в лике благочестивых.

Памятником вожделенной смерти для тебя, Нонна, служит эта Трапеза, перед которой отрешилась ты от жизни, молясь в последний раз.

Немного в тебе, Нонна, оставалось дыхания жизни, и то отдала ты Богу, молясь некогда здесь.

Все препровождайте из храма богоподобную Нонну, препровождайте отсюда выносимую великую старицу!

Из чистого храма восхитил Бог на небо меня — Нонну, которая поспешаю приблизиться к небесным!

Из великого храма выносимая Нонна говорила так: «За многие труды приемлю еще большую награду».

Здесь лежит Нонна — жертва любимой ею молитвы, — Нонна, которая, однажды молясь, разрешилась от этой жизни.

Из великого храма вознесена великая жертва — Нонна. Она разрешилась от жизни в храме. Радуйтесь, благочестивые!

Сия Трапеза препослала от себя к Богу богоподобную Нонну.

На общую гробницу своего семейства

Мученики, будьте милостивыми сообитателями и в лоно свое примите кровь Григория, Григория и великославной Нонны, — примите соединенных вкупе и благочестием, и священными гробами!

Я, один камень, покрываю двоих знаменитых Григориев, родителя и сына; я, один камень, покрываю два равных светила, двух иереев. А этот камень заключил под собой благорожденную Нонну с великим ее сыном Кесарием. Так разделили они между собой и сыновей и гробы. Но у всех один был путь — в горнее, у всех одна была любовь — к жизни небесной.

Первый Кесарий — общая скорбь, а потом Горгония, потом любезный родитель, и гораздо после матерь — о скорбная рука, о горькие письмена Григориевы! Напишу напоследок и свою смерть.

Навкратию, брату Василия Великого

Однажды Навкратий, погрузившись в речной водоворот, в глубине отпутывал от камня рыболовную сеть, но сети отпутать не мог, а сам удержан ею в водах. Скажи мне, Слово, почему мрежи вместо рыбы уловили рыболова? А я гадаю, что образец чистой жизни — Навкратий извлек для себя из вод и благодать и смерть.

Навкратий кончил жизнь в пучине завистливой реки, запутавшись в веревках погруженной в глубину мрежи. Научись из этого, что смертны забавы сей жизни, из которой исхищен этот молодой, высоко несущийся конь.

Навкратий, запутавшись в веревках рыболовной мрежи, отрешился от уз сей жизни.

Эммелии, матери Св. Василия Великого

Кто бы сказал это? Умерла Эммелия, которая даровала миру свет стольких превосходных чад, и сынов и дщерей, посягших и непосягших, которая одна в человеческом роде была и благочадна и многочадна! Ибо от нее произошли три славных иерея. Сама — супруга иерея, и ближние ее как воинство небесное. Прихожу в изумление, видя многочисленное и знаменитое поколение великой Эммелии — это полное плодоносие ее утробы. Почему если Эммелию назову Христовым стяжанием, благочестивой кровью, то скажу этим не много. Таков корень, такова священная награда твоему благочестию, о исполненная совершенств, то есть честь твоих чад, с которыми ты имела одно стремление!

Макрине, сестре Св. Василия Великого

Я, прах, покрываю собой светоносную деву, если слыхал ты о Макрине, первородной дочери великой Эммелии. Она скрывалась от взоров всех мужчин, а теперь в устах у всякого и всех превосходит славой.

Феосевии, сестре Св. Василия Великого

И ты, Феосевия, дочь славной Эммелии, в точном смысле подружие великого Григория, опора жен благочестивых, покрылась здесь священной землей; от жизни же отрешилась в зрелых летах.

Василию Великому

Прежде думал я, что одно и то же жить телу без души и мне без тебя, возлюбленный Христов служитель, Василий. Но перенес я разлуку и еще жив. Долго ли же медлить? Для чего не исхитишь меня отселе и не введешь с собой в ликостояние блаженных? Не оставь же, не оставь меня! Клянусь могилой, что никогда, если бы и захотел, не забуду о тебе. Вот Григориево слово!

Когда Троица восхитила к себе дух богомудрого Василия, который охотно поспешал отселе, тогда все небесное воинство возрадовалось, видя его шествующим, а всякий город у каппадокиян возрыдал. Скажу еще больше: тогда и великий мир воззвал: «Не стало проповедника, не стало того, кто был узлом, скрепляющим прекрасный мир».

Целый мир — достояние равномощной Троицы — приведен в необыкновенное колебание сопротивными учениями. А уста Василиевы (увы! увы!) заключены молчанием. Пробудись, Василий, и останови бурю своим словом и своими священнодействиями. Ибо ты один показал нам, как жизнь, равную учению, так и учение, равное жизни.

Один Бог, царствующий в горних; и наш век видел одного достойного архиерея. Это ты, Василий, громозвучный вестник истины, светлое око христиан, озаряющее душевными доблестями, великая слава Понта и каппадокиян! Умоляю тебя, и ныне предстательствуй и приноси свои дары за мир.

Здесь кесарийцы положили меня, архиерея, Василия, Василиева сына, Григориева друга. Сердечно любил я Григория: да дарует ему Бог, как благоуспешность во всем другом, так и то, чтобы скорее вступить ему в нашу жизнь. Что пользы, оставаясь долго на земле, истаевать тому, кто ищет небесного дружества?

Немногим дышал ты на земле, но все принес и отдал в дар Христу, и душу, и тело, и слово, и руки, о Василий, великая слава Христова, опора иереев, опора истины, которую ныне всего более стараются рассечь.

Науки! Общая обитель дружбы! Дорогие Афины! Ранние условия вести божественную жизнь! Знайте это, что Василий на небе, чего желал, а Григорий на земле и на устах носит узы.

Светоносный Василий, великая похвала кесарийцев! Твое слово — гром, а жизнь — молния. Но и ты оставил священный престол! Так угодно стало Христу, чтобы как можно скорее присовокупить тебя к сонму небожителей.

Ты изучил все глубины Духа и всю земную мудрость. Ты был живой жертвой.

Восемь лет держал ты бразды богомудрого народа. Это одно мало в делах твоих, Василий.

Радуйся, Василий, хотя ты и разлучен еще со мной! Таково тебе от Григория надгробное писание!

Вот слово, которое любил ты! Воздан тебе, Василий, долг дружбы и дар для нас многоплачевный.

Сию двоенадесятицу надписей возлагает Григорий на прах твой, Василий.

Себе самому