10 вождей. От Ленина до Путина - Леонид Млечин

Трудно припомнить, чтобы при жизни политика появилось такое множество книг о нем. Ничего не скажешь: чем-то этот человек серьезно «зацепил» многих за сознание, чем-то оказался очень загадочен и интересен для множества людей планеты. Это был бурный всплеск редкой исторической популярности, нараставшей до 1991 года, по мере того как коммунистическая система становилась все слабее. Для всех он стал символом ухода с политической сцены большевистского монстра. Огромное количество людей, являющихся в XX веке пленниками телевидения, увидели на экране нормального, симпатичного человека, который, хотя и был правоверным коммунистом, совсем не походил на шестерых своих предшественников – вождей СССР. Люди почувствовали, что со словами Горбачева (а говорил он страшно много – и у себя в стране, и в зарубежных столицах) у них незаметно стал исчезать страх перед государством, которого практически всегда боялись в мире.

Дело не только в том, что малоэффективный процесс ограничения ядерных вооружений сменился первыми обнадеживающими шагами реального разоружения: люди как-то сразу поверили этому часто улыбающемуся, рано облысевшему человеку. Он быстро стал личностью-мифом: в нем видели столько добродетелей, многими из которых он никогда и не обладал. Тем более свой путь седьмой «вождь» начинал почти как все генсеки до него: клятвами в верности Ленину, единству коммунистических рядов и едва скрываемыми анафемами «классовому врагу».

Помощник М.С. Горбачева по международным вопросам А.С. Черняев пишет в своей книге: «Он – умный, честный, совестливый и страстный человек, умудренный вместе с тем искусством аппаратных правил игры «внизу и вверху», хотел все улучшить, все усовершенствовать, покончить с абсурдом и безобразиями… У него были некоторые идеи, как надо «лучше» жить. Но тогда они не выходили за рамки существующего общества. Отсюда и вскоре появившийся (и долго продержавшийся в его устах) термин «обновление». Потребовались годы мучительной борьбы, чтобы понять, что это общество невозможно обновить. Оно обречено и подлежит полной замене»{1120}.

Первые два года в западных столицах среди тамошней журналистской братии, да и в кругу серьезных советологов относились к седьмому «вождю» с подозрением: чем же он отличается от Брежнева и Андропова? Не является ли внешнее впечатление обманчивым?

Многоопытный Милован Джилас так и озаглавил свою статью: «Горбачев – предостережение». Он писал: «Скорее всего, Горбачев окажется временной фигурой. На самом деле он больше преемник Андропова, чем пассивного и неподвижного Черненко… Осложнения и трудности, вызванные постиндустриальными изменениями, вынудят Горбачева уделять больше внимания внешней политике. Тем не менее это не заставит его поступиться интересами советской империи или отменить верховное положение партийной бюрократии»{1121}.

Другие с издевкой подметили необыкновенную способность генсека долго говорить. Американский корреспондент Б. Шрагин сообщал из Москвы с XXVII съезда КПСС: «Генеральный секретарь говорил пять с половиной часов… Михаил Горбачев, каждый это признает, превзошел покойного Леонида Ильича выносливостью. Советскому народу было дано почувствовать и убедиться, что впредь им будут править энергично, по-молодому»{1122}.

Пока Горбачев не стал «любимцем Запада», он действовал почти так, как его предшественники. Но все же только «почти». Для последних лет правления Брежнева, Андропова, Черненко были характерны застылость, омертвение в кадровой пирамиде власти. Едва придя в главный кабинет партии, Горбачев стал понемногу, но не останавливаясь, подбирать команду «под себя». Он видел, что в международной политике страны трудно ожидать позитивных перемен, пока внешнеполитическое ведомство возглавляет опытный, но чрезвычайно консервативный дипломат старой сталинской школы А.А. Громыко. Однако Горбачев был ему обязан: ведь именно Громыко предложил на политбюро избрать его генеральным секретарем… Отправить на пенсию старика – будет обида, но и держать в МИДе нельзя. Что такое Министерство иностранных дел, Громыко пояснил Горбачеву на заседании политбюро, когда решалась судьба Э.А. Шеварднадзе.

– Ленин говорил, что МИД – это отдел ЦК{1123}.

Но седьмой «вождь» был опытным аппаратным тактиком.

На заседании политбюро 29 июня 1985 года он предложил «выдвинуть» Громыко Председателем Президиума Верховного Совета СССР. В условиях всевластия партии и безвластия Советов должность столь же высокая, сколь и декоративная. Громыко, приближавшийся к своему восьмидесятилетию, с радостью принял этот подарок. Заседание продолжалось.

Горбачев: «Теперь встает вопрос: кого выдвинуть министром иностранных дел. Нам не найти второго Громыко с его опытом, знанием проблем внешней политики. Но ведь и сам Андрей Андреевич когда-то начинал свой путь в дипломатии не с таким опытом и знаниями, какие имеет сейчас. На Тегеранской конференции он, конечно, был не таким, как ныне…

Квалифицированных дипломатов у нас много. Опытный работник Корниенко. Послабее Мальцев. Как на партийной, так и на дипломатической работе был Червоненко. В поле зрения – Добрынин. И все-таки мысли у нас пошли в другом направлении. На пост министра нужна крупная фигура, человек из нашего с вами состава…»{1124}

Из «нашего» состава… Многозначительное заявление.

Горбачев предложил в качестве министра иностранных дел СССР Э.А. Шеварднадзе. Конечно, как было всегда принято, с генсеком согласились, хоть и без явного воодушевления. То была горбачевская запевка, его заявка на возможные крупные перемены во внешней политике государства.

Андропов и Черненко, в силу их болезненного состояния, сделались затворниками поневоле. В то же время мировая политика без контактов на высшем уровне теперь не делается. С согласия политбюро Горбачев встретился с американским президентом Рейганом в Женеве. Это было знакомство, прощупывание друг друга, зондирование намерений каждой из сторон. Горбачев очень тщательно готовился к этому разговору лицом к лицу.

Многое для Горбачева было внове: огромная масса журналистов, тщательный дипломатический протокол, ощупывающие каждый сантиметр его фигуры телекамеры. Генсеку наивно казалось, что двухдневные переговоры прошли с его заметным «перевесом». Не случайно в ориентировочной шифротелеграмме Кастро, Ле Зуану, К. Фомвихану, Ж. Батмунху, Ким Ир Сену записали слова Горбачева: «Беседа с Рейганом – настоящая схватка. Потом Риган – ближайший помощник Рейгана – говорил, что с президентом еще никто не разговаривал так прямо и с таким нажимом… В Женеве мы не собирались дать возможность Рейгану отделаться фотографированием, до чего он большой охотник…»{1125}