Трагедии - Еврипид
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как хочешь. Я же и Кадм, над которым ты глумишься, мы покроем плющом голову и пойдем плясать; правда, мы — седая чета, но что делать! так надо. Твои речи не заставят меня богоборствовать: ты поражен крайним безумием. Никакое зелье не поможет тебе, напротив: от зелья скорее всего произошла твоя болезнь.
Корифейка
Спасибо, старик; своею речью ты не унижаешь Феба и вместе с тем, как истинно мудрый человек, воздаешь честь Бромию, великому богу.
Пенфей снова обращается к начальнику стражи, чтобы дать ему приказания; в то же время Тиресий ищет рукой Кадма, желая с ним вместе уйти; но этот последний, не спускавший глаз со своего внука и с грустью заметивший его упорство, подходит к нему и кладет ему руку на плечо; тот в смущении останавливается, почтительно опустив голову.
Кадм
Дитя мое! хорошие наставления дал тебе Тиресий; живи с нами, [330] не чуждайся народной веры. Теперь твой ум блуждает, он болен, хотя и кажется здравым. (Вполголоса, наклонившись к Пенфею.) Пусть Дионис не бог, как ты говоришь; все равно называй его таковым, решись на благочестивую ложь, утверждая, что он действительно бог, — тогда поверят, что Семела — богоматерь, и это принесет честь всему нашему роду... (Пенфей с негодованием отступает назад, подымая правую руку в знак протеста; Кадм торопливо продолжает, меняя тон.)
А затем — не правда ли, тебе приятно, когда народ толпится у дверей дворца, когда город величает имя Пенфея? Так же и он, [320] полагаю я, радуется, когда его чествуют. А затем — тебе памятна участь несчастного Актеона, которого им же вскормленные лютые собаки разорвали на святой поляне за его хвастливые слова, будто он лучший охотник, чем Артемида? Как бы с тобою не случилось того же! Иди сюда, дай увенчать свою голову плющом; вместе с нами воздавай честь богу.
Пенфей невольно опустил руку при упоминании Актеона; пользуясь его задумчивостью, Кадм снимает свой венок и хочет наложить его на голову внука; тот вздрагивает и сильно отбрасывает его руку.
Пенфей
Не касайся меня! Иди, служи Вакху, но не думай заразить меня своим безумием. А за это твое безрассудство я накажу его, твоего учителя. (Телохранителям.) Скорее отправляйтесь кто-нибудь к его вышке, с которой он наблюдает за птицами, возьмите ломы, разнесите, опрокиньте ее, превратите все в груду развалин и предайте повязки бурным ветрам; это будет ему больнее всего. (Начальнику стражи.) А вы пройдитесь [350] по городу и выследите того женоподобного чужестранца, который распространяет среди женщин эту новую заразу и учит их осквернять брачное ложе; не на радость себе увидит он фиванские вакханалии, будучи побит камнями в наказание за свои дела.
Часть стражи с начальником уходит. Телохранители стоят в нерешимости, попеременно глядя то на Пенфея, то на Тиресия; повелительный жест Пенфея заставляет их уйти, причем они робко прощаются с Тиресием едва заметным движением руки. Тот стоит некоторое время молча, затем медленно и без угрозы простирает правую руку к Пенфею.
Тиресий
О несчастный! Ты сам не знаешь, что ты делаешь: твое прежнее безрассудство уступило бешенству. Пойдем, Кадм; помолимся богу и за него, как он ни свиреп, и за народ, чтобы он пощадил обоих. [360] Иди со мной с плющовым посохом в руке; (с улыбкой) постараемся поддерживать друг друга: ведь и в самом деле, некрасиво, когда два старика падают. (Быстро спохватываясь ввиду озадаченности Кадма.) Но все равно: нужно служить Зевсову сыну Дионису. А Пенфей... боюсь, как бы он не внес печаль в твой дом, Кадм. Я говорю не как вещатель, а на основании его дел: его безумие не знает границ.
Уходят направо, взаимно поддерживая друг друга, сопровождаемые благословениями хора. Пенфей глядит им вслед и затем, презрительно пожимая плечами, удаляется в свой дворец.
ПЕРВЫЙ СТАСИМ
Строфа 1.
Госия, могучая среди богов, Госия, носящаяся на золотых крыльях [370] над землей, слышишь ты эти слова Пенфея? слышишь ты его нечестивое глумление над Бромием? Да, над ним, над сыном Семелы, великим богом-покровителем увенчанных гостей на веселом пиру; над ним, который дал нам такие дары: водить шумные хороводы, веселиться при звуках флейты, отгонять заботы, когда на праздничном пиру поднесут [380] усладу вина, когда за трапезой украшенных плющом мужей кубок навеет сон на них.
Антистрофа 1.
Необузданным речам, попирающему закон и веру неразумию конец — несчастье. Напротив, жизнь кроткая и разумная — она и сама не [390] обуревается сомнениями и сохраняет от несчастий наш дом: как далеко они ни живут в эфире, а все же боги видят дела людей. Не в том, стало быть, мудрость, чтобы мудрствовать и возвышаться в своей гордыне над долею смертного. Коротка наша жизнь; кто тем не менее ставит себе слишком высокую цель, тот лишает себя даже минутных радостей жизни; безумным, полагаю я, и нездравомыслящим людям свойствен [400] такой нрав.
Строфа 2.
Уйти бы нам на Кипр на остров Афродиты, где обитают чарующие душу смертных Эроты! Или в бездождный Пафос, оплодотворяемый струями варварской реки о ста устьях! Но где та, что краше всех, где Пиерия, родина муз, где святые склоны Олимпа? Туда веди нас, о Бромий, [410] Бромий, наш вождь, наш благословенный бог! Там Хариты, там нега, там вакханкам дозволено резвиться.
Антистрофа 2.
Да, наш бог, сын Зевса, любит веселье, но он любит и благодатную Ирену, кормилицу молодежи; оттого-то даровал он людям [420] усладу вина, равно доступную и богачу и бедняку, ни в ком не возбуждающую зависти. Оттого-то ему и
