Сёгун - Джеймс Клавелл

— Он просто сказал, Анджин-сан, что гордится тем, что ему позволили попробовать такой клинок. Господин Торанага предложил вам назвать меч «Продавец масла», потому что такой удар и такую остроту меча будут вспоминать с уважением многие годы. Ваш меч теперь станет легендарным, правда?

Блэксорн припомнил, как он кивнул, стараясь спрятать свой ужас. Он носил теперь «Продавца масла» — этот меч теперь навсегда получил такое имя — тот самый меч, который ему подарил Торанага. «Я хотел бы, чтобы он никогда не давал его мне, — подумал он. — Но это не только их вина, но и моя тоже. Я кричал на этого человека, он грубил в свою очередь, а с самураем не могут обращаться так грубо. Как еще можно было поступить?» Блэксорн знал, что иного выхода не было. И все равно происшедшее убило радость от охоты, хотя это и пришлось тщательно скрывать, так как Торанага весь день был в плохом настроении, с ним трудно было общаться.

Перед самым полуднем они вернулись в Ёкосе, там произошла встреча Торанага с Затаки, потом опять горячая ванна и массаж, и вдруг перед ним предстал отец Алвито, как дух мщения, с двумя неприязненно настроенными своими помощниками.

— Боже мой, убирайтесь немедленно!

— Нет необходимости бояться или богохульствовать, — сказал Алвито.

— Бог проклинает вас и всех священников! — сказал Блэксорн, пытаясь сдерживаться, зная, что он на вражеской территории. Перед этим он видел, как через мост прошло с полсотни христиан-самураев, они стекались во двор перед гостиницей Алвито, где, по словам Марико, должна была состояться месса. Рука Блэксорна потянулась к рукоятке меча, но он не носил его с купальным халатом, хотя в иных случаях и не расставался с ним, и Блэксорн выругал себя за глупость, недовольный, что оказался без оружия.

— Мой Бог простит вам ваше богохульство, кормчий. Может быть, он не только простит вас, но и откроет вам глаза. Я не держу на вас зла. Я принес вам подарок. Здесь вот подарок вам от Бога, кормчий.

Блэксорн подозрительно отнесся к подарку. Когда он вскрыл пакет и увидел португальско-латинско-японский словарь — грамматику, дрожь прошла по нему. Он перевернул несколько страниц. Печать была, конечно, лучшей из всего, что он видел, качество и подробность информации поразительны.

— Да, это подарок от Бога, конечно, но господин Торанага приказал вам дать его мне.

— Мы повинуемся только приказам Бога.

— Торанага просил вас дать его мне?

— Да. Это было его требование.

— А «требование» Торанага не приказ?

— Это зависит, кормчий, от того, кто вы, как велика ваша вера. — Алвито показал на книгу. — Трое наших братьев потратили двадцать семь лет, готовя эту книгу.

— Почему вы даете ее мне?

— Нас попросили об этом.

— Почему вы послушались Торанага? Вы достаточно ловки, чтобы не выполнить его просьбу.

Алвито пожал плечами. Блэксорн быстро пролистал страницы, проверяя. Превосходная бумага, очень ясная печать. Номера страниц были в порядке.

— Книга в порядке, — сказал Алвито, развеселившись. — Мы не выпускаем бракованных книг.

— Это слишком ценная вещь, чтобы вы ее отдали просто так. Что вы хотите взамен?

— Он просил нас дать это вам. Отец-инспектор согласился. Вот вы и получили ее. Она отпечатана только в этом году, наконец-то. Красивая книга, да? Мы только просим вас беречь ее. Она стоит хорошего обращения.

— Она стоит того, чтобы за нее отдали жизнь. В ней бесценные знания, как в одном из ваших руттеров. Но она много ценнее. Что вы хотите за нее?

— Мы ничего не просим взамен.

— Я не верю вам, — Блэксорн взвесил том в своей руке, еще более насторожившись. — Вы должны понять, что это ставит меня на одну ногу с вами. Это дает мне все ваши знания и экономит нам десять, может быть, двадцать лет. Имея ее, я скоро буду говорить так же хорошо, как и вы. Как только я добьюсь этого, я смогу научить и других. Это ключ к Японии, не так ли? Через шесть месяцев я смогу говорить с самим Торанагой-самой.

— Да, может быть и сможете. Если у вас будут эти шесть месяцев.

— Что вы имеете в виду?

— Ничего, кроме того, что вы уже знаете. Господин Торанага будет мертв задолго до того, как пройдут эти шесть месяцев.

— Почему? Какие новости вы принесли ему? С того момента, как он поговорил с вами, он выглядит как раненый бык. Что вы сказали ему, а?

— Мое послание было частным, от Его Святейшества к господину Торанаге. Извините, я только посол. Но генерал Ишидо контролирует Осаку, как вы, конечно, знаете, и когда господин Торанага прибудет туда, для него все кончится. И для вас.

Блэксорн почувствовал, как мороз пробрал его до костей:

— А почему для меня?

— Вам не уйти от вашей судьбы, кормчий. Вы помогали Торанаге в его действиях против Ишидо. Неужели забыли? Вы приложили руку к этому делу. Вы руководили прорывом из осакского порта. Извините, но ни умение говорить по-японски, ни ваши мечи, ни статус самурая не помогут вам ни в коей мере. Может быть, это даже хуже, что вы стали самураем. Теперь вам прикажут совершить сеппуку и если вы откажетесь… — И Алвито прибавил тем же мягким голосом: — Я ведь говорил вам уже, они люди простые.

— Мы, англичане, тоже простые люди, — сказал он, нисколько не бравируя. — Если мы умерли, то умерли, но до этого момента мы полагаемся на Бога и держим порох сухим. У меня еще осталось кое-что в запасе, не беспокойтесь.

— О, я не боюсь, кормчий. Я ничего не боюсь, ни вас, ни вашей ереси, ни ваших ружей. Это им не поможет — как и вам.

— Это карма — все в руках Бога — называйте это, как хотите, — ответил ему Блэксорн, взбешенный, — но, клянусь Богом, я еще получу обратно свой корабль и через пару лет приведу сюда эскадру кораблей и выброшу вас из Азии ко всем чертям.

Алвито заговорил опять со своим бесконечным спокойствием:

— Все в руках Бога, кормчий. Но смерть уже близка, и ничего из того, что вы говорите, не произойдет. Ничего, — Алвито глядел на него, как на покойника. — Может быть, Бог смилостивится над вами, так как, Бог мне судья, кормчий, но, я думаю, вы никогда не покинете этих островов. Блэксорн вздрогнул, вспомнив приговор, который уже предрек ему Алвито.

— Вам холодно, Анджин-сан? — На веранде рядом с ним оказалась Марико, отряхивающая в темноте свой зонтик.

— О, извините, нет, мне не холодно — я только задумался.

Он взглянул на перевал. Колонна вся уже скрылась за облачной грядой. Дождь немного ослаб, стал более редким и мелким. Несколько человек из деревни и слуги шлепали по лужам, торопясь домой. Двор опустел, сад был залит водой. По всей деревне загорелись фонари. У ворот теперь не было часовых, по сторонам моста тоже. Казалось, что в сумерках воцарилась пустота.