Дети капитана Гранта - Жюль Верн

14 октября в назначенный час всё было готово. За несколько минут до расставания все пассажиры «Дункана» собрались в кают-компании. Яхта уже снималась с якоря. Гленарван, Паганель, Мак-Набс, Роберт Грант, Том Аустин, Вильсон и Мюльреди, вооружённые карабинами и револьверами Кольта, готовились покинуть яхту. Проводники и мулы уже ожидали их на набережной.

— Пора! — сказал, наконец, Гленарван.

— Счастливого пути! — ответила Элен, с трудом сдерживая волнение.

Гленарван прижал её к груди, в то время как Роберт бросился на шею к Мэри.

— А теперь, дорогие мои, — сказал Паганель, — пожмём друг другу руки так крепко, чтобы хватило до самой встречи у берегов Атлантики!

Паганель добивался невозможного. Однако некоторые из прощальных объятий, пожалуй, отвечали требованию достойного учёного. Все поднялись на палубу, и семь участников экспедиции покинули яхту. Скоро шлюпка доставила их на набережную, находившуюся в полукабельтове[24] расстояния.

Элен в последний раз крикнула:

— Счастливого пути и успеха, друзья!

— Успеха мы добьёмся, ручаюсь вам! — ответил ей с суши Паганель.

— Полный ход вперёд! — приказал Джон Мангльс механику.

— Вперёд! — ответил ему с берега Гленарван.

И в ту секунду, когда всадники, всадив шпоры в бока своих мулов, двинулись по берегу, «Дункан», пеня волны ударами винта, тронулся в путь, направляясь в океан.

Глава одиннадцатая

Через Чили

Гленарван нанял группу проводников — трёх мужчин и одного мальчика. Старшим среди них был англичанин, проживший в этих местах более двадцати лет. Он отдавал мулов напрокат путешественникам и сам служил им проводником через кордильерские перевалы. Спустившись с гор, он передавал путешественников аргентинским проводникам — бакеано, которые великолепно знали все дороги в пампасах.

Англичанин, несмотря на то, что в течение долгих лет единственным обществом ему служили индейцы, не забыл ещё своего родного языка. Это значительно облегчало начальнику отряда, Гленарвану, возможность отдавать всякого рода распоряжения, так как испанский язык Паганеля пока ещё оставался не понятным туземцам. Проводнику-англичанину, по местной терминологии катапацу, помогали два пеона-туземца и мальчик лет двенадцати. Пеоны следили за мулами, несущими кладь экспедиции, а мальчик вёл на поводу вожака каравана мулов — мадрилу — малорослую лошадку с колокольчиками на шее. На семи мулах ехали путешественники, на восьмом — катапац, а два последних несли запас провизии и куски материи, предназначенные в подарок равнинным кацикам[25] для облегчения переговоров. Пеоны, по своему обыкновению, шли пешком. Таким образом, путешествие через южноамериканский континент должно было происходить в наиболее благоприятных условиях как с точки зрения его безопасности, так и быстроты.

Переход через цепь Андов не обычное путешествие. Его не рекомендуется предпринимать, не имея крепких мулов. Особенно ценными в таких случаях являются выведенные в Аргентине породы, обладающие рядом свойств, которых нет у мулов других местностей. Эти животные не взыскательны к пище, пьют только один раз в день, легко проходят десять лье в восемь часов и свободно несут поклажу в четырнадцать арробов[26].

На всём пути от океана до океана нет ни гостиниц, ни харчевен. Путешественники должны питаться сушёным мясом, рисом и дичью, если им удаётся подстрелить её по дороге. Питьём служит вода горных потоков, ручьёв, рек, сдобренная несколькими капельками рома и хранящаяся в мешках бычьей кожи, называемых «чиффль». (Путешественники должны избегать употребления спиртных напитков, так как пребывание в горах и без того сильно возбуждает нервную систему.) Что касается постельных принадлежностей, то все они заключаются в туземном седле — рекадо. Это седло сделано из пелионов — бараньих шкур, выдубленных с одной стороны и покрытых шерстью с другой. Шкуры перетягиваются днём широкими узорчатыми ремнями и служат седлом, а ночью в развёрнутом виде — великолепным тёплым одеялом. Путешественник, закутавшийся в такое одеяло, безнаказанно может ночевать под открытым небом во всякое время года.

Будучи опытным путешественником, Гленарван привык считаться с обычаями разных стран. Поэтому он приобрёл Для состава своей экспедиции и для себя самого чилийские одежды.

Паганель и Роберт чуть не заплясали от удовольствия, когда надели национальные пончо — широкий плащ из клетчатой материи с квадратным отверстием для головы — и высокие кожаные сапоги. Стоило на них посмотреть, когда они гарцевали на своих мулах! Вечно рассеянный Паганель, садясь на мула, чуть-чуть не получил удара копытом. Но зато, очутившись в седле, со своей неразлучной подзорной трубой за плечами, он всецело отдался на волю мула и ни разу не имел основания раскаиваться в своей доверчивости. Что касается Роберта, то он проявил замечательные способности к верховой езде, обещая стать блестящим наездником.

Маленький отряд тронулся в путь. Погода стояла превосходная, на небе — ни облачка; но, несмотря на то, что солнце палило немилосердно, было нежарко — с моря непрерывно дул свежий ветерок.

Путешественники скорым маршем направились вдоль берега бухты Талькагуано к тридцать седьмой параллели, отстоявшей на тридцать миль к югу. В этот первый день путешественникам, пробиравшимся сквозь густые заросли тростников на высохших болотах, было не до разговоров. Сцена прощания произвела глубокое впечатление на всех, и каждый снова и снова переживал её про себя. Ещё можно было видеть на горизонте дымок «Дункана». Общее молчание нарушал только Паганель: прилежный географ сам себе задавал вслух вопросы по-испански и отвечал на них на том же языке.

Катапац оказался угрюмым по натуре человеком, да и профессия его не располагала к болтовне. Он не разговаривал даже со своими пеонами и отдавал им распоряжения знаками. Пеоны отлично знали своё дело. Если какой-нибудь мул начинал упрямиться и останавливался, пеон издавал гортанный крик, чтобы принудить его идти дальше. Когда крик не помогал, пеон метко швырял камень ему в спину, и укрощённый мул вновь обретал свою обычную резвость. Если ослабевала подпруга, пеон снимал с себя пончо, окутывал им голову мула, быстро устранял неисправность, и караван продолжал свой путь.

Погонщики мулов привыкли выступать в поход в восемь часов утра, после утреннего завтрака, и идти без остановок до четырёх часов пополудни. Гленарван решил соблюдать этот обычай. В конце первого дня путешественники очутились у самого въезда в город Арауко, расположенный на южном конце бухты Талькагуано. Отряд весь день не покидал побережья.