Исправительная академия (Оболенский, том 1 и том 2) - Алекс Хай
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Тимофей Викторович, — представился мужчина, пока я жадно хлебал воду. — Лекарь этой богадельни.
— Высокого же вы мнения о месте службы.
— Я не о форме, а о содержании, — отрезал лекарь и повернулся к надзирательнице. — Софья Павловна, вы же еще не ели с вечера?
— Н-нет…
— Тогда прошу вас зайти в медпункт и сдать кровь. Уверяю, мы с господином Оболенским пока без вас справимся. Жизни вашего воспитанника ничто не угрожает, так что идите с богом. У вас, сдается мне, полно дел в свете последних обстоятельств…
Софья тряхнула головой, и растрепанная золотистая коса свесилась с ее плеча.
— Да, разумеется. Благодарю, Тимофей Викторович. — Она уставилась на меня. — Оболенский, я зайду к вам позже.
Я кивнул.
— Конечно.
Едва надзирательница скрылась за дверью, лекарь вытащил из моих пальцев пустой стакан и поставил на тумбу. А затем развернулся ко мне и уселся прямо на кровать.
— А теперь, юноша, просветите меня, почему я нашел в ваших внутренностях сажу.
— Прошу прощения? — опешил я. — Сажу? Прямо… внутри?
— Именно.
Чего?! Какая еще, блин, сажа?
— Боюсь, мне нечем вас порадовать, — тихо отозвался я. — Потому что я понятия не имею. Помню только, что, когда очнулся, кашлял чем-то черным. Но там было некогда рассматривать…
— Это понятно, — кивнул лекарь. — Прежде чем я задам вам остальные вопросы, позвольте мне кое-что прояснить, Владимир Андреевич. В данный момент вы находитесь в Лазарете. Это единственное место на острове, где царь и бог я, а не директор Академии.
— Что логично, — улыбнулся я. — От вас же жизни зависят.
— И поскольку это мое маленькое королевство, то и правила здесь устанавливаю я. А я, Владимир Андреевич, руководствуюсь не уставом этого макета тюрьмы, а Факультетским обещанием, которое произнес в день получения диплома.
— Врачебной клятвой?
— Да, Владимир Андреевич. Она — мой первый закон. Я пообещал во всякое время помогать, по лучшему моему разумению, прибегающим к моему пособию страждущим, свято хранить вверяемые мне семейные тайны и не употреблять во зло оказываемого мне доверия. Иными словами, в этих стенах вы под моей защитой. Я не знаю, кто нанес вам эти раны, но…
Кажется, я понял, на что намекал лекарь. Видимо, он тоже предположил о вмешательстве Темного дара. А раз так, решил сперва меня расспросить. И хотел, чтобы я ему доверился.
А мне уже никому не хотелось доверять на этом острове…
— Только вот незадача, Тимофей Викторович, — кисло улыбнулся я. — Коллега ваша из медпункта предупреждала, что в карту будут заноситься все медицинские процедуры и результаты анализов. А карту эту могут потом куда-нибудь передать…
— Оболенский, вы дурак или им прикидываетесь? — терял терпение лекарь. — Я вам русским по белому говорю, что вы изнутри черны. И неужели вы полагали, что во время оперативного вмешательства я не замечу печать Тьмы на вашем теле?
Ну да, здесь крыть было нечем.
— Это татуировка. Набил по глупости.
Лекарь взглянул на меня как на имбецила.
— Оболенский, ну вы из меня-то уж дурака не делайте, — устало сказал он и снял очки. — Я, по-вашему, не смогу отличить Печать от наколки? Ладно медсестричка — ее вы может и умудрились обвести вокруг пальца. Но меня этими дешевыми отговорками не оскорбляйте. Я же вашу шкуру спасти пытаюсь. И мне сперва нужно понять, почему у вас нутро почернело.
— А есть разные варианты?
— Когда в дело вмешивается Тьма, вариантов всегда множество. Тьма — она же… Она принимает разные формы. Это ведь просто сила. Сила, помноженная на волю ее обладателя. А воля бывает разной. Вот я и думаю, а не прокляли ли вас.
Я остервенело замотал головой, но, кажется, сделал только хуже. Башка закружилась, и мне пришлось упасть на подушку.
— Вы о моем недуге знаете. Ну, про память, — тихо ответил я. — Так что мне надо все объяснять как дитю неразумному.
— Вы и есть дитя неразумное, Владимир Андреевич, как это ни прискорбно. Когда у вас появилась печать?
Я помедлил, пытаясь решить, рассказывать ли лекарю о Темном ритуале, который вытащил меня с того света на этот. Да, мать явно сделала это втихую — ни дед, ни отец не знали. Значит, и Темная мать Друзилла наверняка не оставила никаких записей в своих реестрах. Они же там вроде все манипуляции с Тьмой должны записывать…
— Несколько дней назад. После аварии, — наконец ответил я.
Ладно, рискну. Почему-то этот дядька казался мне достойным доверия. Может потому что из всех на этом острове выглядел наиболее человечным. Врачи — они во всех мирах врачи. А этот еще и аристократ. Для него клятва должна многое значить.
— Знаете, при каких обстоятельствах?
— Да. Я умирал, даже лекари были бессильны. Меня вернули к жизни посредством некого темного ритуала. Деталей не знаю. После этого появилась печать.
Лекарь помрачнел.
— Значит, вы обрели связь с Тьмой. Пусть самую слабую, но раз печать проявилась, вы отмечены.
— Это я знаю, — отозвался я. — Лучше послушайте, что было ночью.
Я рассказал ему про странный паралич, про окутанного тьмой убийцу и почти беспробудный сон всего этажа. Упомянул о том, как жгла печать, как удалось сбросить оцепенение. О попытке схватить супостата и том, что было после. И чем больше я говорил, тем мрачнее становилось лицо лекаря.
— Вы знаете, что это было? — спросил я, закончив рассказ. — Понимаю, не ваш профиль, но вы сам хотели знать. Так у вас есть хоть каике-то предположения о том, с чем мне пришлось столкнуться?
Тимофей Викторович кивнул.
— Боюсь, не предположения, — ответил он, убрав очки в кармашек халата. — Утверждения, Владимир Андреевич. Первое — вас прокляли. Судя по тому, как расползалась чернота по вашим органам, случилось это не вчера. Кто-то раньше позаботился.
Миленько…
— Значит, проклятия имеют силу…
— Еще какую! Зависит от силы того, кто проклинал. Ну и сами проклятия тоже бывают разными. Судя по тому, что я обнаружил у вас — это было проклятье на смерть.
Я снова сел на кровати и подтянул ноги к себе.
— Проклятие все еще действует?
— Да. Пока его не снимут. Хорошая новость — это решаемо. В Темном Ордене есть мастера. Так что в какой-то мере можно даже поблагодарить вашего нападавшего. Кабы не он, чернота продолжала бы пожирать вас изнутри, а вы бы ни сном ни духом… На то и расчет: когда проявляются внешние признаки, обычно уже поздно что-либо предпринимать.
Вот оно че, Михалыч… Ну
