Таня Гроттер и трон Древнира - Дмитрий Емец

– Значит, не вернешь по-хорошему, нет? – спросила Таня.

Не отвечая, Готфрид Бульонский грузно повернулся на другой бок. Хрустальный гроб закачался на цепях. Таня погрозила летаргику кулаком и задернула штору.

«Жаль, нельзя рассказать обо всем Сарданапалу! Тогда он узнает, что Тарарах проболтался мне о Готфриде. Тарараху тоже не расскажешь: он поймет, что я не уследила за Красавцем ночью… Ну ничего, этот сонный клептоман не отвертится!» – подумала она.

В стене что-то знакомо зачавкало. Таня догадалась, что за ней подсматривают. Причем ужасно неловко. Так неловко, что на это был способен лишь один знакомый ей персонаж.

– Поручик! – окликнула Таня. – Поручик!

Из стены высунулась физиономия поручика Ржевского.

– Как ты догадалась, что это я? – спросил он.

– Только ты так громко чавкаешь! Что, не можешь просачиваться сквозь стены бесшумно? – сказала Таня.

– Могу. Но так интереснее. И потом, это мой фирменный знак, – пояснил Ржевский.

Таня задумчиво посмотрела на поручика. Только что у нее возникла одна мысль.

– Ржевский, мы сегодня улетаем, – начала она.

– Знаю, – подтвердил призрак. – Мы с Дамой и Безглазым Ужасом тоже просились, но нас не взяли. Сказали, что лопухоидам и так будет достаточно острых ощущений. Якобы в прошлый раз мы слишком часто попадались на глаза и перебудоражили кучу народа!

– Слушай, Ржевский… Не в службу, а в дружбу. Пока нас не будет, последишь кое за кем?

Призрак заинтересованно загремел ножами. Он заметно оживился, хотя попытался не подать виду.

– За кем это? – спросил он небрежно.

– Вот за этим Красавцем! У меня есть подозрение, что не такой уж он спящий, каким кажется…

– Говоришь, это шпион? Теперь глаз с него не спущу! Сейчас, только настрою зрение, – заверил ее поручик Ржевский.

Не откладывая на завтра то, что можно было сделать сегодня, он немедленно принялся вытряхивать глаза из глазниц и протирать их рукавом мундира.

Таня поспешно отвернулась. Делать безбашенному призраку замечания было бесполезно. Ржевский бы только стал делать ей назло. Глупо, конечно, что приходится прибегать к помощи такого ненадежного соратника, да что поделаешь?

– Если что-то случится, немедленно пошли ко мне купидончика! Ясно?

– Запросто! Хоть дюжину! Будь спок: я теперь к этому типу как тень приклеюсь! – заверил ее Ржевский, ввинчиваясь в трещину в полу.

К четырем часам на большом драконбольном поле у Тибидохса собралась вся школа. Сотни учеников, рюкзаки, чемоданы, пылесосы, ступы, швабры, зубодробильные вертолетки и даже длинные пикирующие экипажи для тех, кто предпочитал лететь группой или просто боялся высоты, были везде и повсюду. Поле было загромождено так, что парившие в небе гарпии терялись, не зная, на кого плюнуть. Вскоре они пришли в такое замешательство, что передрались между собой и с отвратительными криками улетели в лес.

Поклеп Поклепыч производил больше всех шума и суеты. Он ухитрялся быть одновременно во всех местах и всюду совал свой нос. Таня заметила, что на пальце у завуча больше нет кольца и он, скрывая это, все время пытается спрятать руку в карман. Одетый в лопухоидный военный камуфляж, Поклеп походил на военрука. Для солидности ему не хватало только офицерского ремня, свистка и бинокля.

Из вещей у Поклепа был с собой лишь небольшой рюкзак и бочонок с русалкой. Чтобы русалка не выпала, бочонок был плотно закупорен и даже украшен маскирующей этикеткой: «Сельдь атлантическая слабосол». Предполагалось, что этикетка обманет лопухоидов и они не захотят совать сюда нос. То, что бочки в лопухоидном мире вообще не летают, завуч как-то не учел.

Великая Зуби, прежде почти не покидавшая Тибидохс, с непривычки взяла с собой столько чемоданов, что никак не могла разместить их на своей парящей кровати с вертикальным взлетом и ужасно нервничала.

Прощание было кратким.

– Удачи! Мы постараемся вернуть вас как можно скорее! Я вам обещаю! – крикнула доцент Горгонова.

– И не забывайте готовиться к экзаменам! «Отложены» – не значит «отменены»! Как только мы обнаружим пропажу или новые запасы магии, вы вернетесь! – напутствовал всех Сарданапал.

О троне Древнира он даже не намекнул. Напоследок академик веско взглянул на Таню, словно подчеркивал, что тайна должна остаться тайной, даже если кто-то и забрался в неурочный час в шкаф.

Тарарах отмалчивался. Зато он столько раз обнял Таню, что едва не переломал ей все кости. Профессор Клопп в сторонке сморкался в свою крысиную жилетку и крутил на животе ложку на цепочке. Либо он тоже страдал, либо потихоньку радовался, что все разъедутся.

– По пылесосам! – оглушительно рявкнул Поклеп, забираясь в огромное воронье гнездо, приспособленное им для полета.

Из экономии единственную нужную для срабатывания заклинаний искру выбросила из своего кольца Зубодериха.

– Тикалус плетутс! – воскликнули все хором.

Таня и Баб-Ягун предпочли бы Торопыгус угорелус, но Поклеп заявил, что все должны передвигаться группой, а тем, кто будет отделяться и улетать вперед, он лично не завидует. Как не завидует и тем, кто произнесет что-нибудь, кроме тикалуса и Пилотуса камикадзиса (для скамеек, кроватей и неповоротливых экипажей).

Сразу после произнесения заклинания сотни пылесосов, швабр, ступ и музыкальных инструментов одновременно поднялись над драконбольным полем, на несколько мгновений зависли, а после, образовав нечто вроде журавлиного клина, потянулись к незримому барьеру, отделявшему Буян от лопухоидного мира.

– Грааль Гардарика! – крикнула Зубодериха.

Полыхнули семь переплетающихся радуг. Магическая завеса расступилась. Ветер бросил им в лицо сероватую пену волн и колючие брызги. Они летели над океаном.

Во время перелета ничего любопытного не произошло. Разве что Гуня Гломов проглотил летучую рыбу, у Лизы Зализиной улетела кукушка, а Шурасик упал с пылесоса в океан и мирно отправился ко дну, но был выловлен и принудительно просушен.

Тем же июньским вечером тетя Нинель и дядя Герман сидели на диване и нежно ворковали. Пипе, чтобы не мешала, дядя Герман одолжил свой ятаган, и Пипа отправилась в комнату потрошить мягкие игрушки. Эту процедуру она называла «поиграть в секир-башку».

– Бедная девочка! Неудивительно, что она стала такая дерганая! – сочувственно сказала тетя Нинель. – Вообрази, Герман, в школе им задали читать кошмарный роман. «Мертвые уши», что ли. Ты когда-нибудь слышал о таком?

– Скажи ей, что я разрешил его не читать. Не хватало еще, чтобы всякие гадости по ночам снились. Это же надо такое придумать – «Мертвые уши»! Такое даже профессору Флянгу не по силам! – сказал дядя Герман.

Последнее время самый добрый депутат пил только красное вино, а ел исключительно бифштексы с кровью. Ни на что другое он просто смотреть не мог.

Но самая странная привязанность была у дяди Германа даже не к бифштексам, а к тем самым сапогам со шпорами. Он не снимал их даже ночью, а когда ходил по коридорам Думы, ужасно звенел шпорами. Завистники дяди Германа даже прозвали его «котом в сапогах».

Тетя Нинель залюбовалась своим мужем. Она нашла на диване его тощую длань и положила себе на колено.

– Чья это маленькая ручка? – спросила она. Это была их особенная семейная игра, начавшаяся задолго до появления Пипы.

– И ты еще спрашиваешь, чья это ручка? Германа Дурнева, почетного председателя В.А.М.П.И.Р.! – томно улыбаясь, отвечал самый добрый депутат.

Тетя Нинель расплылась от счастья.

– А чьи это маленькие ножки?

– Это ножки Германа Дурнева, председателя В.А.М.П.И.Р., а может, и будущего президента. Я не говорил тебе? Самая добрая партия почти согласилась поддержать мою кандидатуру. Мне намекнули: если все остальные двадцать кандидатов откажутся, я автоматически останусь единственным! – не удержавшись, похвастался дядя Герман.

– А они откажутся? – усомнилась тетя Нинель.

– Естественно! Я их почти убедил! – сказал дядя Герман, слегка выдвигая глазные зубы.

– Ух ты, моя цацочка! Мой лев! – испытав внезапный порыв умиления, Дурнева схватила самого главного вампира в охапку и принялась покачивать его на коленях. Сердце тети Нинели всегда таяло, когда дядя Герман проявлял честолюбие.

Подпрыгивая на коленях у жены, самый добрый депутат воспарил в облаках блаженства.

– Ах, Германчик! Я так мечтаю, чтобы нас завоевали американцы! Тогда бы я совсем не беспокоилась. Лучше тебя президента им не найти! – целуя мужа в ухо, прошептала тетя Нинель.

Дурнев беспокойно зашевелился.

– Нинель! Мне почему-то не присылают моих регалий! – плаксиво пожаловался он, на минуту выглядывая из облаков.

– Кошмар! С чего бы это? – сказала тетя Нинель и, успокаивая мужа, принялась покачивать его вдвое быстрее.