Большие надежды (без указания переводчика) - Чарльз Диккенс

Разъ какъ-то, въ воскресенье, Джо, наслаждаясь своей трубочкой, наотрѣзъ объявилъ мнѣ, что все это ему «смерть, какъ надоѣло», такъ-что я потерялъ всякую надежду добиться отъ него толку въ тотъ день. Нѣсколько времени лежалъ я на земляной насыпи, подперши рукою подбородокъ и отъискивая слѣды миссъ Гавишамъ и Эстеллы въ водахъ и небѣ окружавшаго меня пейзажа. Наконецъ, я рѣшился высказать о нихъ одну мысль, которая уже давно вертѣлась въ моей головѣ.

— Джо, сказалъ я:- такъ ты думаешь, не сдѣлать ли мнѣ визита миссъ Гавишамъ.

— Ну, Пипъ, возразилъ Джо, медленно раздумывая: — я право не знаю зачѣмъ.

— Какъ зачѣмъ, Джо? Зачѣмъ вообще дѣлаютъ визиты.

— Да есть визиты, о которыхъ не съумѣешь сказать, зачѣмъ они дѣлаются, сказалъ Джо:- что жь касается твоего визита къ миссъ Гавишамъ, Пипъ, такъ, вѣдь, она можетъ подумать, что ты тамъ чего-нибудь отъ нея хочешь.

— А ты думаешь, я не могу сказать ей, что я ничего отъ нея не хочу?

— Что жь, можешь, старый дружище, можешь, и она, можетъ повѣритъ тебѣ, а можетъ, и нѣтъ.

Джо, какъ и я самъ, почувствовалъ, что выразился убѣдительно и тотчасъ же отчаянно потянулъ въ себя дымъ, чтобъ удержаться отъ многословія и не ослабить своего довода безполезнымъ повтореніемъ.

— Видишь ли, Пипъ, продолжалъ Джо, замѣтивъ, что опасность миновала:- видишь ли, когда миссъ Гавпшамъ сдѣлала для тебя доброе дѣло, когда, говорю, она сдѣлала это доброе дѣло, она подозвала меня и сказала, что это-де и все.

— Да, Джо, я самъ слышалъ, что она сказала.

— Все, выразительно повторилъ Джо.

— Да, да, Джо, я говорю тебѣ, что самъ я слышалъ.

— Она, значитъ, этимъ хотѣла сказать: пусть все между нами кончится. И ты будь себѣ по-старому. Я налѣво, ты направо — знай, держись въ сторонѣ.

Я и самъ думалъ то же, и потому эти слова не могли успокоить меня; они, напротивъ, только придали болѣе вѣроятности моимъ опасеніямъ.

— Но, Джо, проговорилъ я.

— А что, старый дружище?

— Вотъ уже сколько времени я въ ученьи, а еще не имѣлъ случая поблагодарить миссъ Гавищамъ, ни разу даже не зашелъ навѣстить ее и показать, что не забываю ее.

— Такъ, такъ, Пипъ, конечно, если ты хочешь поднести ей хорошіе подковы на всѣ четыре, да и тѣ, по правдѣ сказать, оказалась бы дурнымъ подаркомъ за неимѣніемъ копытъ.

— Я вовсе не думаю напоминать о себѣ подаркомъ.

Но Джо ухватился за мысль о подаркѣ и насѣлъ на нее.

— Даже, продолжалъ онъ:- даже, еслибъ ты уловчился сковать ей цѣпь для наружной двери, или выдѣлать двѣнадцать дюжинъ мелкихъ винтиковъ для ежедневнаго обихода, или, тамъ, какую галантерейную штуку, примѣрно, вилку, чтобъ ей жарить хлѣбъ или рашперъ, чтобъ жарить салакушку…

— Да я вовсе и не думаю дѣлать ей подарка, вступился-было я.

— Ну, я тебѣ скажу, продолжалъ разглагольствовать Джо, какъ-будто бы я упорствовалъ въ своемъ намѣреніи: — я тебѣ скажу, что будь я на твоемъ мѣстѣ, такъ не сталъ бы этого дѣлать, право не сталъ бы. Ну, самъ посуди, какой прокъ въ цѣпи, когда она ужь и безъ того у ней есть? А винтики — кто ихъ тамъ знаетъ, какъ они еще ихъ примутъ. Что же касается вилки, такъ тамъ придется имѣть дѣло съ мѣдью, и какъ разъ осрамишься. Опять же самый искусный человѣкъ не можетъ выказаться на рашперѣ, потому, рашперъ, все-таки рашперъ, убѣдительно сказалъ Джо, какъ-бы стараясь побороть мое упорное заблужденіе: — и ты можешь метить на что тебѣ вздумается, а все-таки выйдетъ рашперъ, хошь не хошь, а дѣлу не поможешь.

— Довольно, довольно, любезный Джо! закричалъ я, въ отчаяніи хватаясь за его сюртукъ: — вѣдь говорятъ тебѣ, что я и не думаю дѣлать подарка миссъ Гавишамъ.

— И не дѣлай, одобрительно сказалъ Джо, какъ-будто торжествуя, что успѣлъ уговорить меня:- и я тебѣ скажу, что ты очень-умно поступишь.

— Но, Джо, я хотѣлъ тебѣ сказать, что такъ-какъ теперь работы немного, то ты бы могъ дать мнѣ завтра полдня праздника: а думаю отправиться въ городъ и зайду къ миссъ Эст…. Гавишамъ.

— Какъ ты ее назвалъ? спросилъ онъ совершенно-серьёзно:- Эстгавишамъ? Нѣтъ, Пипъ, ее, кажется, иначе зовутъ, развѣ что ее перекрестили.

— Знаю, знаю, Джо, я такъ только проврался. Ну, что жь ты думаешь, на счетъ праздника-то — а? Джо.

Но довольно было того, что я желалъ праздника, чтобъ Джо былъ согласенъ дать его. Онъ настаивалъ только на томъ, что если меня примутъ не довольно-любезно, не будутъ просить посѣщать ихъ, и не поймутъ, что единственнымъ моимъ побужденіемъ было чувство благодарности, то этотъ первый визитъ будетъ вмѣстѣ и послѣднимъ. Я согласился на эти условія.

Джо держалъ поденщика, которому онъ платилъ жалованье разъ въ неделю; звали его Орликомъ. Онъ увѣрялъ, что при крещеніи ему наречено имя Долджъ, чего никакъ нельзя допустить; къ-тому же его крутой, упрямый нравъ вполнѣ убѣждаетъ меня, что, утверждая это, онъ вовсе не былъ жертвою увлеченія, но нарочно навязывалъ это имя, какъ открытое оскорбленіе здравому смыслу всего села. Онъ былъ смуглъ, плечистъ, но всѣ кости его какъ-то не клеились вмѣстѣ, хотя онъ обладалъ необыкновенною силою. Онъ не зналъ, что такое спѣшить, и никогда не ходилъ, а какъ-то валился, свѣсившись всѣмъ тѣломъ впередъ.

На работу приходилъ онъ не сознательно, а такъ, какъ-то приносило его, будто случаемъ. Направляясь обѣдать къ «Лихимъ Бурлакамъ», или возвращаясь вечеромъ домой, онъ перъ впередъ, какъ Каинъ или «Вѣчный Жидъ», не отдавая себѣ отчета, откуда и куда идетъ, и будто не намѣреваясь возвратиться назадъ. Онъ жилъ у одного сторожа при шлюзахъ, на болотѣ, и каждый рабочій день можно было видѣть, какъ онъ валился оттуда, запустивъ руки въ карманы и свѣсясь всѣмъ тѣломъ впередъ. Узелокъ съ харчами, привязанный вокругъ шеи, всегда болтался у него за спиною. По воскресеньямъ онъ или валялся на воротахъ шлюзовъ, или впродолженіе нѣсколько часовъ стоялъ гдѣ-нибудь подъ стогомъ или у стѣнки риги. Орликъ всегда перъ впередъ, какъ паровозъ, опустивъ глаза въ землю; и если кто заговаривалъ съ нимъ, или какимъ другимъ образомъ побуждалъ поднять глаза, бросалъ странные, не то свирѣпые, не то озадаченные взгляды, въ которыхъ можно было прочесть только совершенное отсутствіе всякой мысли.

Этотъ угрюмый поденьщикъ недолюбливалъ меня. Когда я быдъ очень-малъ и трусливъ, онъ давалъ мнѣ понять, что самъ чортъ живетъ въ темному углу кузницы, и что онъ съ нимъ коротко знакомъ. Онъ также разсказывалъ мнѣ, что необходимо разъ въ семь лѣтъ разводить огонь живымъ мальчикомъ и что я, слѣдовательно, могу считать себя въ нѣкоторой степени горючимъ матеріаломъ. Когда я поступилъ въ ученіе къ Джо, Орликъ, вѣроятно, возъимѣлъ опасенія, чтобъ я его не замѣнилъ современемъ; какъ бы то ни было, но онъ еще пуще не взлюбилъ меня. Не то, чтобъ онъ когда сказалъ или сдѣлалъ что-нибудь явно-враждебное мнѣ; я только замѣчалъ, что онъ старался ковать такъ, чтобъ искры летѣли въ мою сторону, и когда я запѣвалъ «Дядя Климъ», онъ непремѣнно подтягивалъ не въ тактъ, чтобъ сбить меня.

Долджъ-Орликъ былъ за работой, когда, на другой день, я напомнилъ Джо о полупраздникѣ. Онъ не сказалъ ни слова, потому-что они съ Джо только-что вынули изъ горна кусокъ краснаго желѣза и принялись ковать, но, спустя нѣсколько времени, онъ облокотился на молотъ и сказалъ: — Ну, хозяинъ, конечно, ты не станешь давать поблажки только одному изъ насъ. Если молодому Пипу будетъ полдня праздника, такъ и старому Долджу слѣдуетъ дать его.

Ему, вѣроятно, не было болѣе двадцати-пяти лѣтъ, но въ разговорѣ онъ всегда называлъ себя старикомъ.

— Да что жь ты сдѣлаешь съ этимъ полупраздникомъ? спросилъ Джо.

— Что я съ нимъ сдѣлаю? А что онъ съ нимъ сдѣлаетъ? Я сдѣлаю то же, что и онъ, отвѣтилъ Орликъ.

— Пипъ отправляется въ городъ, сказалъ Джо.

— Ну, такъ и старый Орликъ отправится въ городъ, возразилъ этотъ достойный человѣкъ. — Могутъ и двое пойти въ городъ. Али ты думаешь, что только одинъ можетъ идти въ городъ?

— Ну, не сердись, сказалъ Джо.

— Буду, коли захочу, пробормоталъ Орликъ. — Слышь, хозяинъ, прочь всѣ эти несправедливыя поблажки! Будь справедливъ.

Но такъ какъ хозяинъ явно отказывался продолжать разговоръ, покуда работникъ не будетъ въ лучшемъ расположеніи духа, то Орликъ вытащилъ изъ горна раскаленную полосу желѣза, пырнулъ ее въ мою сторону, какъ бы желая пронзить меня, помахалъ въ воздухѣ надъ моею головою, и принялся бить ее молотомъ съ такимъ ожесточеніемъ, будто это былъ я, а летѣвшія искры — брызги моей крови. Наковавшись вдоволь, до-тѣхъ-поръ, когда его бросило въ жаръ, а желѣзо успѣло остыть, онъ опять облокотился на молотъ и сказалъ:

— Ну, что жь, хозяинъ?

— Что жь, одумался? спросилъ его Джо.

— Ну, одумался, сказалъ угрюмый старый Долджъ.

— Такъ теперь я тебѣ скажу: за то, что ты всегда прилежно работаешь, пусть будетъ по-твоему, пусть всѣмъ будетъ полупразднякъ.

Сестра моя все это время стояла на-дворѣ. Подслушивать и шпіонничать было ей ни почемъ и она тотчасъ же просунулась въ одно изъ оконъ.