Башкиры в войнах России первой четверти XIX века - Салават Асфатуллин

Наполеон 1 на Бородинских высотах. Худ. В. Верещагин. 1897 г.

Впоследствии Наполеон писал: «Из всех моих сражений самое ужасное то, которое я дал под Москвой. Французы показали себя достойными одержать победу, а русские стяжали право быть непобедимыми».

«Могила генералов и французской кавалерии» – вот европейское прозвище Бородинского сражения»[227]. Согласно фолианту «Бородино.1812» под редакцией Жилина П. А. здесь было уничтожено около 60 % ее состава[228], хотя французские историки называют цифры в два с лишним раза меньшие. Но признают, что Бородино было одной из самых кровавых битв в истории XIX в. Важно, что французская армия потеряла наиболее храбрую и боеспособную часть армии, за исключением личной охраны Наполеона в лице Старой гвардии. Цифры потерь «Великой армии» до сих пор не утрясены и колеблются от 30 до 50 тыс. человек. Академик Тарле Е. В., например, утверждает, что Наполеон «потерял больше 50 тысяч из 130 тысяч, которые привёл к Бородинскому полю»[229]. Французские историки по своим официальным данным называют цифру даже меньше 30 тыс., но уверен, что потери союзников Наполеона в этих данных подсчитаны весьма поверхностно. Также они считают Бородинское сражение безусловно выигранным Наполеоном. Но к нему в наибольшей степени применим вывод известного военного теоретика Клаузевица: «Победа заключается не просто в захвате поля сражения, а в физическом и моральном разгроме сил противника». А вот этого-то, русские не допустили. Более того, учитывая огромные потери в наполеоновской кавалерии, которые очень долго, хлопотно и дорого восстанавливать, можно считать, что русские обеспечили себе задел победы в будущем на Бородинском поле. Наполеон небрежно относился к сохранению жизни даже французских солдат и не раз бросал свои армии в самый критический момент и в Египте, и в России. К сожалению, в 1990-х годах появилась группировка российских историков, которые напрочь отметают подсчёты всех маститых историков советского периода. И даже немалые цифры потерь, приведённые русскими военными историками 1812-1814 гг. – непосредственными участниками событий! Для этих проНаполеоновских историков французские официальные данные о потерях являются «истиной в последней инстанции». Но если цифра потерь в Бородинском сражении французского участника превышает 30 тыс. убитыми и раненых, как например у Сегюра- 40 тысяч, то даже их объявляют «завышенными». Неудивительно, что наиболее ретивых из российских «младоисториков» наградили ныне французским орденом Почётного легиона. (Наши же предки, «северные амуры» прицепляли эти трофейные ордена к сбруе своей лошади, выказывая, тем самым, отношение к французским наградам. Это можно посмотреть на лошади башкира в правой части большой картины художника П. Гесса «Переправа через реку Березину» 1840-х гг.). Эти профранцузские историки как-то незаметно «забыли», что мы были противниками, когда каждая сторона стремиться преувеличить потери врагов и преуменьшить собственные. А в этом манипулировании цифрами Наполеон был первым ловким пиарщиком мира. Соответственно, и его штабисты знали, чего хочет их император. Возможностей для этого у них было множество. Например, отошёл отряд наполеоновских войск добыть пропитания в село и весь истреблён и зарыт в землю крестьянами, как часто и происходило в той войне. А штабисты записывают их, как «откомандированных» или, на худой случай «без вести пропавшими», то есть в число боевых потерь убитыми, ранеными и пленными они уже не входят. Или не прислал командир или штабной офицер какого-нибудь польского полка, бригады или корпуса сведений об убитых и раненых в Бородинском сражении, потому – что сам убит, ну и ладно, подведём итог без этих славян… Бригадный генерал граф де Сегюр был квартирьером двора Наполеона и хорошо знал штабные французские хитрости при подсчёте потерь. Думаю, именно поэтому он сделал поправку к итоговой штабной цифре потерь при Бородино. Уверен, если сложить все цифры потерь 1812 года по французским «официальным данным», то получится только половина численности «Великой армии», хотя она в Отечественную войну была уничтожена практически вся. И об этом в России есть множество документальных подтверждений. Не зря французский народ сложил пословицу: «Врёт, как бюллетень». Ох, не зря…

Впечатление, произведённое на солдат Московской битвой, совсем не было утешительным. Что мы выиграли после таких потерь и в походе, и в битве? Где отобранные знамёна, где орудия, где пленные? Таких трофеев армия почти не добыла, кроме нескольких десятков разбитых орудий, брошенных в шанцах. Вот и весь наш выигрыш. Русское войско не понесло позорного поражения и, не потеряв ни одного полевого орудия, скрылось из наших глаз под прикрытием лёгкой кавалерии, оставив Наполеона в полной неизвестности, куда оно пошло – к Калуге или к Москве? Поэтому, вместо радости, наше войско чувствовало недоумение. С этих пор мы перестали и думать об успехах»[230].

Русская армия потеряла около 45,6 тысяч человек, то есть почти 40 % своего состава. 49 лучших генералов наполеоновской армии выбыло из строя и 29 генералов – с русской стороны[231].

Чтоб дать возможность русской армии спокойно отступить, Кутузов приказал Платову удерживать город Можайск и назначил генерала Розена командовать пехотой арьергарда. На территории бывшего кремля была развернута донская батарея, команды стрелков заняли окраинные дома и «изгороды». Мюрат также развернул артиллерию и начал обстрел города гранатами и картечью до сумерек. 27-28 августа (8-9 сент.) в районе Можайска произошел бой между арьергардом под командованием Платова и французским авангардом под командованием маршала Мюрата. В 10 часов утра 27 августа французский авангард атаковал русский арьергард и вынудил его с боями отступить. К 15 часам неприятель вышел на подступы к Можайску. Утром 28 -го Платов вывел основные силы арьергарда из Можайска и расположил их на высотах к востоку от города, устроив там батареи. Бой продолжался и почти весь день 28 августа. «В послужном списке Власова 3-го сказано: «25 и 26 прикрывал правый фланг армии с полками: его имени, Краснова 1, Андриянова 2-го и Перекопским татарским, когда оная находилась при деревне Бородине в генеральном сражении; 27 с теми же полками и ещё вновь употреблёнными: Чернозубова, Симферопольским и 1-м Башкирским при г. Можайске, удерживая неприятельскую от места генерального сражения сильную атаку и многократными ударами обращал оную назад»[232]. Армия получила возможность отступить более организованно.

Вот какие подробности добавляет к этому Вильсон: «Около четырёх часов пополудни Мюрат настиг Платова и пытался выбить его пехоту из Можайска, однако наступление ночи прервало сей бой. Наполеон был недоволен неуспехом Мюрата. Поелику уже предназначал Можайск для своей главной квартиры. Он приказал ему выдвинуться вперёд на две лиги и прикрыть город. Утром Мюрат вновь атаковал Платова, который к десяти часам очистил Можайск. …С Платовым соединился имевший сильный резерв Милорадович, который принял командование арьергардом, после чего уже Мюрат подвергся атаке и был отогнан на две или три мили»[233]. 29 августа Милорадович отступил к с. Крымское и занял там выгодную позицию, с узким, из-за условий местности фронтом. Три батареи простреливали подступы к позиции. Казаки в тот день отличились – захватили вражеского курьера, везшего приказ одной из наполеоновских дивизий обойти правый фланг русской армии. Естественно, приказ остался без исполнения. В упомянутом послужном списке Власова 3-го записано, что 1-й Башкирский полк и 29 августа находился в его отряде на правом фланге русской армии[234].

Наступила роковая минута: совет в Филях. Князь Кутузов, объяснив положение дел и указав неудобства позиций, сказал: «Доколе будет существовать армия и находиться в состоянии противиться неприятелю, до тех пор останется надежда счастливо довершить войну, но по уничтожении армии, и Москва и Россия потеряны». Затем он предложил на разрешение вопрос: «Ожидать ли нападения в неудобной позиции или отступить за Москву?» Начались жаркие прения. … Выслушав различные мнения, фельдмаршал закончил заседание следующими словами: «С потерею Москвы не потеряна Россия. Первой обязанностью поставляю сохранить армию и сблизиться с теми войсками, которые идут к нам на подкрепление. Самим уступлением Москвы приготовим мы гибель неприятелю. Из Москвы я намерен идти по Рязанской дороге. Знаю, что ответственность обрушится на мне, но жертвую собой на благо Отечества». Сказав, он встал со стула и присовокупил: «Приказываю отступать»[235].

Когда Толь подал мысль стать на Воробьевых горах параллельно Калужской дороге, чтобы избегнуть отступления городом…Кутузов, опровергая его, сказал достопамятные слова: «Вы боитесь отступления через Москву, а я смотрю на это как на провидение, ибо оно спасёт армию. Наполеон подобен быстрому потоку, который мы сейчас не можем остановить. Москва – это губка, которая всосёт его в себя». Эту губку трудно будет ему выжать»[236].