Умереть — непозволительная роскошь - Андрей Воронин

Возле входа находился умывальник и открытый туалет, который обитатели камеры отгородили одеялом от жилого помещения. Было душно, воняло потом и мочой, вперемешку с хлоркой.

Восемь железных кроватей в два яруса были наглухо привинчены к полу и стенам. У окошка стоял небольшой одинокий столик.., стульев в камере не полагалось. Обитателями этой мрачной каморки были одни женщины, разные по возрасту и по содеянному преступлению. Правда, вину многих нужно было еще доказать следственным органам…

Массивная железная дверь с грохотом отворилась, и в камеру вошли надзиратель, здоровый толстый мужчина в милицейской форме, и симпатичная русоволосая женщина в черном спортивном костюме. В руках у молодой узницы был нехитрый скарб, казенные миска с ложкой и железная кружка.

Постояльцы, бросив свое занятие, с любопытством устремили свои взгляды на новенькую.

— Располагайся на свободной койке, — безразлично приказал надзиратель подследственной, — если что — стучи погромче в двери.

Молодая женщина неуверенно кивнула головой, и длинная прядь волос упала на лицо.

— Извините, а где тут у вас… — хотела спросить она у милиционера, но тот спешно покидал грязную зловещую камеру и махнул рукой.

— Аборигены все расскажут, — бросил уставшим голосом упитанный бугай с покрасневшими от бессонницы и пьянства глазами.

Дверь с грохотом закрылась. Женщина неуверенно постояла у порога в новый мир и смело посмотрела на сокамерниц.

— Проходи, красотка, — прогундосила толстая тетка, лежащая на койке возле окна, месте, которое в криминальном мире считалось одним из престижных и наиболее удобных, — не мельтеши перед зенками.

Остальные женщины молча и настороженно переводили свои любопытные взгляды с одной узницы на Другую.

— А где тут свободное место? — слабым голосом спросила Катя.

Толстуха презрительно оттопырила узкие и длинные губы и, не меняя позы, откинула нависшую прядь грязно-рыжих волос с маленького лба.

— У нас в колхозе сперва здороваются, — сказала она, — а уж потом задают вопросы!

Новенькая виновато пожала плечами.

— Здравствуйте!

Толстушка повелительно обвела взглядом присутствующих и, кивнув на новенькую, презрительно и надменно бросила дежурную фразу:

— И поздоровее видали, ковырялка! Ты лучше, детка, расскажи нам о себе: кто такая, откуда родом, а главное — за что тебя, голубушку, к нам на нары кинули.

Новенькая покраснела и хотела дерзко ответить паханше, но, вспомнив советы и напутствие Евгения Вахрушева, сдержалась.

— Фамилия Ершова, зовут Катей, — ответила подследственная. — А здесь по подозрению в убийстве, хотя это какая-то нелепая ошибка!

В камере сначала вырвался вздох изумления, но толстая женщина подняла исколотую татуировкой руку, и в камере воцарилась зловещая тишина, не предвещающая ничего хорошего для Екатерины Ершовой.

— Ошибка, говоришь?

— Да.

— А это мы сейчас выясним, — угрожающе прошипела толстуха и спустилась с кровати, Катя почувствовала, что сейчас произойдет нечто неординарное, и беспокойно посмотрела на притихших женщин, словно ища у них поддержки и защиты. Однако все, кроме маленькой худощавой женщины лет тридцати пяти с беспокойными желтоватыми глазами, понуро отвели свои взгляды: в этом мире были свои волчьи законы, о которых Ершова ничего не знала.

— А что нам выяснять? — продолжая стоять у двери, неуверенно спросила Ершова.

Она приготовилась к самому худшему.

— Да че ты, Груша, цепишься к ней? — несмело вступилась худощавая женщина с верхнего яруса нар. — Заняться тебе нечем или в заднице засвербило?

Толстуха грозно зыркнула на защитницу.

— Закрой поддувало, Чахотка! — приказала Груша. — Я еще с тобой не до конца разобралась! Погодь, и до тебя очередь дойдет…

Маленькая сухая женщина гневно сверкнула желтыми зрачками. Однако под грозным взглядом массивной паханши опустила глаза и отвернулась к кирпичной стене.

— Усекла?

Маленькая защитница ничего не ответила, признавая свое поражение.

— То-то! — усмехнулась толстуха и приблизилась к новенькой.

Остальные сокамерницы исподтишка наблюдали за событиями. По всей видимости, разборки предстояли быть жесткими. Впрочем, такое случалось повсеместно: это была обычная проверка на прочность или «вшивость»: хозяин камеры сразу же давал понять новичку и остальным, кто будет здесь верховодить и командовать.

Груша появилась в камере совсем недавно, вчера вечером, и сразу же «построила» всех обитателей по стойке «смирно» и показала, что главная здесь она.

А Чахотку, как ее окрестила толстуха, подселили сегодня утром…

Подойдя к Ершовой, крепко сбитая женщина, смерила новенькую оценивающим взглядом и стала задирать ее подколками.

— Так что ты там гундосила насчет «мокрухи»? — с издевкой спросила она и, сделав шаг вперед, толкнула упругим животом Екатерину.

Агрессивная толстуха была почти на голову выше Ершовой, а по комплекции превосходила раза в два-три.

— Что вам надо? — неуверенно произнесла Катя, хотя приблизительно подозревала о намерениях уголовницы и отступила на шаг назад.

Груша повернулась к народу, как бы приглашая всех принять участие в самодеятельном тюремном шоу.

— Девочки, — безобразно рассмеялась заводила, — она еще спрашивает…

Сокамерницы понимающе хихикнули в ответ на приглашение хозяйки камеры, кто от безделья, кто от страха, но особого энтузиазма не проявили.

— Ты думаешь, что явилась сюда, вся расфуфыренная и чистенькая, — стала наседать толстуха, — навешаешь нам лапши на уши и станешь качать здесь права нашим девушкам, козявка?

Екатерина вся сжалась в комок, наблюдая за шальной бабенкой, скосив в сторону глаза. Евгений предупреждал ее, что с новенькими обычно бывают такие встречи, на которых прощупывают вновь прибывших.

Если покажешь этой публике, что испугалась и сдалась, то с тобой уже не станут считаться и будут понукать кому не лень.

— Я ничего не думаю, — сама того не ожидая, смело произнесла Ершова.

— Ах так…

— Да, так!

И вдруг Груша, которой надоело пустословить, неожиданно перешла к решительным действиям и крепко схватила Катерину за волосы.

— А так, симпатяжка? — с издевкой усмехнулась задира и стала волтузить соперницу. — Так тебе нравится, моя сладенькая?

Екатерина выронила из рук свои вещи и громко взвыла от боли.

— Пусти, сумасшедшая!

Эти слова взбесили и еще больше разъярили кровожадную бабу.

— Ах, я сумасшедшая? — зло воскликнула она и ударила противницу по лицу.

Екатерина Ершова отлетела к стене и сильно ударилась затылком, однако она не потеряла равновесия и чудом удержалась на ногах.

— Я покажу тебя, красотка, — зашипела Груша, — кто из нас сумасшедшая!

Она всем телом бросилась на побледневшую и растерянную соперницу. Сокамерницы, до поры до времени сохранявшие нейтралитет, начали заводиться, и в небольшом помещении поднялся шум, стали накаляться страсти.

— Давай, Груша! — кричали одни.

— Покажи этой стерве! — орали другие.

Слышались также и другие возгласы, но более тихие и робкие.

— Вставай!

— Не сдавайся!

— Перестаньте!

Катя вдруг перестала соображать, где находится, и, ощутив на губах кровь, неожиданно вошла в раж, который подстегивали и воинственные женские вопли.

Кровь ударила ей в голову, она бросилась на свою обидчицу и схватила ту рукой за горло.

— Давай, красотка! — донеслось до нее, словно в кошмарном сне.

— Не робей!

— Покажи этой шлюхе!

— Долби падлу!

Толстуха попыталась освободиться от мертвой хватки хрупкой женщины, но тонкие пальцы Ершовой безжалостно сжимались. Груша захрипела и опустила руки, но еще продолжала двигаться, пытаясь своей массой придавить Катю к стене.

— Что, не нравится? — тяжело дыша, прошептала Ершова.

— Пад-ла… — задыхалась матерая уголовница, — убью, стерва!

Груша собрала все свои силы и готова была ударить соперницу кулаком по голове сверху, но Ершова неожиданно увернулась и ткнула кулаком прямо в нос толстухи. Та пронзительно ойкнула и, брызнув кровью, отлетела в сторону на пол.

— Су-ка… — истошно заревела Груша, — ты мне нос сломала!

Грузная женщина попыталась подняться, но этого ей не позволили сокамерницы.

— Бей! — закричала Чахотка и первая бросилась на Грушу.

Сработал стадный инстинкт, когда добивают проигравшего, и град ударов посыпался на свергнутую с тюремного трона паханшу. Сокамерницы дубасили ее и мстили за все свои унижения, которыми та осыпала их за короткое пребывание в КПЗ.

Катя смотрела на все это, и ее вдруг охватил ужас.

— Перестаньте! — закричала она, однако разъяренную толпу уже было невозможно остановить. — Перестаньте, женщины! Что вы делаете?