Радуга 1 - Александр Бруссуев

Репортер просто взвился, делая головой вихляющие движения:

— Кто вам помогал на святой Руси?

— Короче, люди с полосатыми палочками и погонами.

— Как это? — он очень удивился, спинным мозгом чуя, что интервью уходит на опасную дорогу, даже забыв добавить «святая Русь».

— Короче, им давали деньги, и они по рации связывались друг с другом, чтоб не задерживали.

Пошла реклама, даже не дав глисту представиться.

— Завтра этих кадров уже не будет, — сказал Великанов. — Ночью подобные накладки позволительны — все равно никто не смотрит. Святая Русь! Вот ведь слова в обиход ввели! А остальные что — прокляты? То-то и заметно, как всякая гайская шваль деньги гребет, по барабану за что! Тоже святые!

— Не смотрели бы Вы новости, ничего там нет разумного. Пользы — ноль, одни расстройства нервной системы, — сказал Шурик и глубоко вздохнул. — Хотя нет, сейчас-то как раз польза и есть — отвлеклись от действительности.

— Так и не скажешь, что это было? — отвернулся от экрана Великанов.

— Просто научный эксперимент, не более того. Феномен, никем не объясненный до сих пор, — ответил Шурик и поднялся. Вытянул вперед сначала одну, потом другую руку, убеждаясь, что вся дрожь прошла, и добавил. — Поеду, пожалуй, домой. Завтра в Питер мчаться, надо отдохнуть.

— А чего с царапинами-то делать будешь? Что жене скажешь? — тоже привстал Великанов.

Через лоб, нос и щеку тянулись четыре багровых следа, словно от чьей-то когтистой лапы, в размер с человеческую. Не было б очков, могло и глаз повредить, не дай бог. Шурик снял окуляры, протер их отворотом куртки, посмотрел в зеркало, висевшее у входа и осторожно потрогал рубцы указательным пальцем.

— Да, незадача, — сказал он, цыкнув языком. — Что тут сказать — производственная травма. Хорошо, очки не разбились. Настоящие, цейсовские, потому и остались целы.

— Скажет жена, девка тебе всю морду изукрасила, да еще напридумывает что, — покачал головой из стороны в сторону сторож.

— Ладно, как-нибудь разберемся. Мне ж врать не придется, дело житейское, авось образуется, — махнул рукой Шурик и выложил на стол тысячерублевую бумажку. — Пусть все сегодняшнее останется неизвестным никому, да и Вы позабудьте.

— Ладно, — кивнул головой Великанов и протянул на прощанье руку. — Бывай здоров, ученый.

В Питер Шурик выехал только после обеда, отдохнувший и обласканный женой. Она с верой отнеслась к «бандитским пулям», полоснувшим его по лицу, даже обработала какой-то чудодейственной бадягой, способствовавшей скорейшему заживлению. Большое впечатление на нее произвел портрет черепа.

— Этакая страсть, аж жуть, — сказала она. — Не знаю, как тебе удалось такое сотворить, но держать дома этот шедевр я не разрешу.

Аполлинарий внимательно выслушал отчет Шурика, сбросил все отредактированные «белые шумы» на свой диск и восторженно созерцал изображение на зеркале. Он был настолько внимателен, что ни разу его не перебил. Значит, все переживания и страсти стоили того.

Шурик не выдержал и спросил:

— Ну, как? Не напрасны были все мои потуги?

— Все великолепно, мой друг, — воскликнул Аполлинарий. — Мы имеем прекрасный негативный результат. У нас есть отличное подтверждение ужасных вещей, творящихся, или готовых твориться на Земле. Позволь, я сделаю один звонок.

Пока Шурик пил кофе, рассматривал свои шрамы в зеркало, выводил на принтер отчет под кодовым названием «Белый шум», примчалась чуть взволнованная Саша Матросова. Это ей, оказывается, звонил Аполлинарий.

— Ну-тес, — сказал «Олег Борисов». — Проведем опознание. Вы, Шурик, подите пока Дуремару отнесите куриную ножку. Пес сегодня мужественно отбил попытку какого-то здоровяка в кожаной куртке пробиться к нам. Тот тряс корочками полковника ОБНОН, ругался, как распоследний патрульно-постовой, надумал даже пистолет достать. Пришлось его слегка огорчить, думаю, очнется где-нибудь на задворках ресторана «Дружбы», поймет, что не все для него дозволено. Для чего приходил к нам, понятия не имею. Что Вы, Саша, побледнели?

Саша Матросова действительно чуть напряглась, но только отрицательно покачала головой: все в порядке.

Шурик взял с холодильника вареную цыплячью ногу и пошел к собаке. Знать, Аполлинарию надо о чем-то важном поговорить с Сашей.

Дуремар все также, в позе мудрого волка Акелы, лежал невдалеке от двери. Выглядел он очень старым, вежливо принял одними зубами из руки Шурика еду, положил ее между передними лапами, но есть не стал, только пару раз лизнул.

— Ладно, ладно, сейчас уйду, — поймав недвусмысленный взгляд пса, сказал Шурик. — Ты бы, морда, все указания своего лечащего врача выполнял. По помойкам не шлялся, из луж не лакал. А то ведешь себя, как собака.

Несмотря на свой непрезентабельный вид его постоянно наблюдает один из самых уважаемых собачьих врачей Питера: делает какие-то дорогостоящие (кто бы сомневался?) уколы, выводит паразитов, составляет рацион. Продлевает тем самым собачий век. Дуремар глубоко вздохнул, но в ответ ничего не сказал. Шурик вернулся в офис.

— Поздравляю вас, коллега, — сказал ему Аполлинарий. — Уважаемая Александра Александровна опознала Вашего знакомого.

Он кивнул на портрет черепа, что лежал сейчас на столе.

— Она ему даже имя когда-то придумала: Демон Дорог. Это не наш демон, бог, дьявол или кто бы то ни был. Он рвется в наш мир. Но не потому, что такое вот у него желание. Он создан и призван.

— Кем? — удивился Шурик.

— Да людьми, кем же еще, — поджал губы Аполлинарий. — Степень людской злобы начинает постепенно подходить к критической отметке. Что будет дальше — одному Богу известно. Этот демон — сгущенное зло, которое тоже является своего рода критерием Веры. Чем больше плодится отринувших совесть людей, прикрывающихся смутными идеями благополучия мифических государств, чем больше становится тех, кто не знает других помыслов, как только «делать деньги», чем больше лицемерия и меньше Любви — тем сильнее становится эта тварь. Все Господни заповеди переворачиваются с ног на голову. Как раньше считали, что из свинца можно получить золото, что, в принципе, теперь вполне возможно, только стоить то золото будет гораздо дороже обычного, золотого, из ненависти и зла образовалось это существо.

— Что-то можно еще сделать? — спросила Саша.

— Любезная Александра Александровна, — ответил Аполлинарий. — Мы — всего лишь люди, значит, разделим любую участь, уготованную нам всем. Исключений быть не может. Только трое человек были взяты живыми на небо, если верить Библии. Но вряд ли сейчас разыщется хоть один Енох, для которого откроются небесные кущи.

— Но Радуга! — почти воскликнул Шурик. — Радуга-то имеет место быть!

— И это, друг мой, обнадеживает! — торжественно произнес Аполлинарий. — Не знаю, сколько времени нам отпущено — может, годы, а, может, века. В любом случае нам придется искать выход, и время будет нашим союзником.

Напряжение вдруг спало, у всех троих на губах заиграла улыбка. Надежда — великая сила, способствующая победить унылую обреченность, а, значит, помогающая жить.

19. Возвращение к петроглифам

Шурик вернулся в Петрозаводск не окрыленный, но и не обескураженный. «Дуга» продолжала работать, но теперь у всего персонала не только здесь, на северо-западе России, но и везде, по всему миру, появилась некая задача, настолько важная, что от ее решения напрямую зависела судьба человечества. Над поиском ответа бились не одно тысячелетие, точнее — два, но безуспешно. Ни евреи в специализированной службе Израиля, ни в тайном подразделении Ватикана, ни в полузадушенных государственным структурированием Великих Орденах не смогли пока подобраться к истине. К сожалению, очень много времени тратилось не на плодотворную работу, а на некий элемент состязательности: евреи мешали папским посланникам, те, в свою очередь, пакостили Орденоносцам, а им всем ставили палки в колеса различные государственные учреждения, именуемые себя «спецслужбами». Действия последних напрямую зависели от бюджетов, но вредничали они больше всех: задушить любое начинание не «потому что», а «чтоб знал» — это было в крови.

В общем, надо было найти те две каменные скрижали Господа, данные Моисею, ни много, ни мало. Как то было описано в Библии, в Пятой книге Моисеевой «Второзаконие», в десятой главе: «4. И написал Он на скрижалях, как написано было прежде, те десять слов, которые изрек вам Господь на горе из среды огня в день собрания, и отдал их Господь мне. 5. И обратился я, и сошел с горы, и положил скрижали в ковчег, который я сделал, чтоб они там были, как повелел мне Господь».

Вроде все понятно, следы тоже имеются — путь Моисея считается известным, есть даже переписанные в древние времена все эти десять заповедей, но вот истинные обнаружиться не могут, хоть тресни. Копии, конечно, в наличии, оригиналы — тоже. Но поддельные. Один человек без всякого сомнения их лицезрел, но он — сын Божий, Иисус Христос.