Дом проблем - Канта Ибрагимов

Бааев-старший — честный, уважаемый человек, про которого тогда говорили — настоящий коммунист. С годами он конечно же попал под влияние своей жены. Однако это было только влияние, которое не могло поколебать его жизненной позиции — все трудом и все по труду. Другое дело сын, вот про кого говорят «маменькин сынок». И Альберт все время слышит от матери:

— Твой отец — трудяга, столько для народа сделал. И что? Этот народ его даже не избрал. Вот их «спасибо». Так что ты, сынок, в первую очередь только о своем, точнее о нашем благополучии думай, и тогда все будут тебя уважать и ценить.

Только так Альберт Бааев и думал, да что за отдел ему достался? Ни кабинета, ни одного работника в подчинении, и он не знает, что должен делать? Правда, последнего никто не знает, ибо отдел только что создали по разнарядке из Москвы, определили штат, фонд зарплаты и никакой инструкции или положения. Так что Альберт приходит с утра на работу (потеснили другого начальника отдела, для Бааева поставили стол) и сидит до обеда, кроссворды разгадывает, газетки читает. После обеда он на собственной машине едет к друзьям, там и спиртное, и подружки, так что можно до полуночи, а можно и еще день погулять, на работе о нем не вспомнят, и он особо о ней не тоскует, даже зарплату идет получать, когда позовут: в ней нет нужды и его оклад — 250 рублей, всего на пару дней, а далее мама поддерживает. Нет, такая работа прежде всего маму Альберта не устраивает, уже ведет разговор, что их обманули, мерзавцы, и прочее. И уже подыскивает иную работу, как из Москвы поступило распоряжение — начальнику отдела Бааеву срочно вылетать — совещание.

У Бааева-младшего опыта работы нет, как и нет нужды, а от этой суммы — выделено более сотни миллионов рублей на развитие крестьянско-фермерского хозяйства горной и степной зоны Чечено-Ингушетии — ему стало несколько не по себе: теперь он должен мотаться по горам и степям в поисках этих фермеров и крестьян. Сколько работы! Однако руководство его успокоило — никого искать не надо, все рядом, а вот работы много, поэтому Бааеву срочно выделили кабинет, приемную с секретарем, отдел из шести человек, персональную машину с шофером, и тут же прилагается список этих самых фермеров и крестьян — фамилии уж больно знакомые, каждому по 100 тыс. руб., оставили десять пунктов пустых: пусть будут не только Бааевы, а кто еще — начальник отдела решает. Задача Альберта — обеспечить выдачу беспроцентных ссуд с неофициальным удержанием 30 процентов и последнюю сумму наличными, лучше в валюте, в Москву отвезти.

Понятно, что Бааев-младший в Москве не впервой, да одно дело на мамины подачки и жалкие командировочные в столице жить, а другое на свои, так сказать, кровно заработанные кутить. И пусть эти москвичи, эти русские знают, как умеют кавказцы-чеченцы гулять, какие они щедрые и широкие, а если надо и в морду дадут. Словом, после этой крестьянско-фермерской операции поиздержался Бааев Альберт, Москва — не Грозный: соблазнов много и все очень дорого. Да что ему о каких-то деньгах горевать, ведь он еще молодой, всего полгода в Совмине, а уже какие деньги, точнее деньжищи, сумел сделать; такие его «бедный» отец за всю трудовую жизнь даже не видел. А вот он такой, и недаром мать им гордится, говорит, что только смелым покоряются вершины. Так оно и есть, потому что вслед за крестьянско-фермерским хозяйством руководство страны решило подтянуть малый бизнес — то есть зародить предпринимательство, и на это еще больше денег направить в Чечено-Ингушетию. Все это научно обоснованно: на совещании так и отмечали, что из-за депортации 1944–1957 годов в Чечено-Ингушетии самый низкий в СССР и РСФСР уровень образования населения, самая большая безработица, самая высокая смертность, в том числе детская; республике надо помочь. Список предпринимателей на беспроцентную ссуду без срока погашения уже готов, к тому же обитатели «Образцового дома» заранее скинулись, забашляли мзду в столицу. Как таким образцовым предпринимателям, кооператорам и фермерам не помочь!

Казалось бы, бюджет страны не резиновый, да и сколько надо денег иметь? Да вот аппетит, как говорится, приходит во время еды, да и Бог любит троицу, да и сама природа мать благоволит — в Чечено-Ингушетии из-за сильных дождей в горах оползни, в степях — наводнение, ну они ведь и в депортацию пострадали, как не помочь, тем более волокиты со «списком» не будет, поэтому еще один транш… За что-то щедро проплатили. А иначе.

Часть II

Орденов Ленина, Октябрьской Революции и Трудового Красного Знамени коллектив коммунистического труда — типография Грозненский рабочий располагалась в двух шагах от «Образцового дома», а за ней Главпочта и стадион «Динамо», где Мастаев Ваха любит играть в футбол, так что о такой работе «под носом» можно только мечтать. Однако оказалось, что типография — не стройка, и здесь прямо у входа красный транспарант: «Мы не намерены сделать наш орган складом разнообразных воззрений. Мы будем вести его, наоборот, в духе строго определенного направления! (Ленин)»;[32] наверное, поэтому даже резолюция директора Самохвалова ничего не решала, для приема на работу в отделе кадров потребовали справку — направление из КГБ.[33]

В центральное здание КГБ, что на проспекте имени Орджоникидзе,[34] Мастаева даже на порог не пустили. Тогда, по подсказке начальницы отдела кадров, он позвонил в это заведение, да словно разговаривал с Марией, даже свою фамилию еле произнес, и на другом конце посоветовали более не беспокоить.

Так бы и не устроился Ваха в типографию, уже подыскивал другую работу, когда позвонил сам Самохвалов и сказал пойти снова в КГБ — его ждут. Без проволочек провели в какой-то кабинет, где сидел мужчина в штатском, курил, чем-то напоминал Кныша.

Мастаев думал, что его будут о чем-то расспрашивать. Нет, ни единого вопроса. При нем хозяин кабинета не спеша просматривал какие-то бумаги в папке, и Ваха невольно заметил от руки написанный листок — точно почерк Кныша.

— Вы согласны заполнить и подписать эту анкету? — неожиданный вопрос.

Мастаев считал себя человеком независимым, и, ожидая вербовки либо какого еще подвоха, он дрожащей рукой взял листок, даже вспотел от волнения. Пытаясь сосредоточиться, не раз перечитал небольшую анкету, и если бы хоть что-то, по его мнению, плохого, а тут: «не разглашать государственную тайну», «соблюдать трудовую дисциплину» и «подчиняться законам СССР». Ничего зазорного, так он и старается жить, поэтому подписал и устроился на работу в типографию.

В его кабинете плакат — «Болтун — находка для шпиона!», так что он особо не болтает, вместе с тем некоторые выводы делает. В типографии почти нет чеченцев: он да еще одна пожилая женщина, и та по-чеченски почти не говорит, зато национальный отдел редактирует.

Вообще-то эта национальная тема попахивает политикой, а политика его не интересует, только спорт, поэтому второй вывод: он — инженер отдела автоматизации производства — получает меньше, чем рабочий-крановщик. Правда, это, как и на стройке, компенсируется очередью на жилье — в год пять-шесть квартир выделяют, и учитывая, что коллектив небольшой и у всех квартиры есть, а стоят в очереди, в основном, на улучшение, у него через год-два есть вероятность получения собственной квартиры. К тому же в отделе кадров ему рекомендуют жениться, ибо женатым больше льгот и жилье поболее, так что вывод — жениться следует.

Следующий и последний вывод, в редакции, а тем более в типографии, никто особо не занят процессом творчества, то есть писательством. Как он вскоре понял, все материалы откуда-то поступают, а здесь без особой суеты все идет в набор так, чтобы в два часа дня курьер доставил сигнальный экземпляр куда следует. До трех в типографии некое волнение, вдруг что «срочно», тогда сверхурочные, за которые не платят. Однако такого со времен смерти престарелых генеральных секретарей ЦК КПСС не случалось, в три — звонок: «номер принят». До пяти делать нечего, но выходить из здания запрещено, зато ровно в пять вечера, как и остальные, Ваха вылетает из типографии, наскоро дома перекусывает, а потом на стадион — футбол!

Ну, чем не жизнь! И если бы Мария была рядом — счастье! Однако ее рядом нет и не будет. И он уже не просто про нее забыл, а смирился с этой разлукой и уже не мучается, отгоняя мысли о ней, он теперь любит только футбол. А тут что-то случилось, прекрасный, теплый вечер, а на стадионе — ни души.

— Да ты что, ничего не знаешь? Газет не читаешь? — удивлен сторож стадиона. — Партийный указ, денежная реформа. Ликвидируют 100 и 50-рублевые купюры. У меня-то их нет, я и не мучаюсь. Да, видать, у тебя тоже с деньжатами негусто.

Вернулся Ваха засветло в свой чуланчик и сразу понял, что в «Образцовом доме» переполох. В Советском Союзе много денег в банках хранить боялись: вдруг спросят — откуда, конфискуют, посадят, так что хранили дома. А тут чуть не мешками выносят, уже багажники битком. Говорят, в Госбанке всего два дня будет обмен на новые купюры, и сумма обмена ограничена. Вот почему появился в чуланчике Якубов Асад, заискивающе: