Синее море, жёлтый песок, или Семь месяцев не предел - Нинель Языкова

— Так. Хорошо. А мне — дом. Ну, и что сие значит? — Подвела я наш итог и посмотрела на священника.

— Сие значит, что я не додумался с миноискателем пройтись по вашей усадьбе. А она ведь тоже такая же старая, как церковь. Дом при немцах разрушили. Но первый этаж, фундамент и подвал остались прежними. Только верх новый. Восстановлен уже после войны.

— Значит так! — Подняла я указательный палец и подвела им пунктирной линией наше сумбурное собрание. — Дело вот в чем! Уже поздно. Нам и нашим детям пора спать. — При мысли о своих крошках у меня потеплело на сердце. — Мы будем усиленно соображать. А завтра, на свежую голову что-нибудь придумаем. Утро вечера мудренее. Я правильно излагаю, батюшка?

— Тебе виднее, дочь моя. Ты теперь за главного. Нам тебя надо слушаться во всем.

— Значит, решено. Эй, Мирче! Что стоишь, как засватанный. Иди, проведи своих красивых дам домой. А то вдруг кто-нибудь нападет и воспользуется нашей слабостью, — пошутила я.

Удивительный парень этот мнимый художник. Всё время, пока мы с батюшкой беседовали, он стоял так тихо, словно мышь. Ведь слышал и понимал, а делал вид, будто его это не касается, стервец. Шифровался. Ну, ладно. Раз ему так надо, пусть шифруется. Жалко, что ли.

Мирче на мой призыв радостно заулыбался. Улыбка у него, надо быть правдивой во всем, изумительная. Располагающая. Я бы сказала, изюминка его внешности. Он улыбнулся, и в церкви стало светлее. Можете мне не верить, но это так. Я ему сразу простила всё. И его вранье. И то, что он делает вид, что не понимает наш язык. И что художник он никакой. И что лазит по ночам, где не следует. Да всё. Вот такая у него улыбка. И вот такая я слабая женщина.

Уже было совсем темно, когда мы пришли домой. Мирче всё время шел за нами с таким видом, будто охранял нас от бандитов. Вроде мы — его сокровище. А нам было смешно. Кому мы нужны? Да, и какие тут могут быть бандиты? Виртуальные, разве что.

Для местных же жителей мы были, по меньшей мере, богини, сошедшие с Олимпа на грешную землю. И должны были совершить своё благое дело — найти их пропажу. Вот наша святая задача и наша земная миссия. Вот что я видела во взгляде, которым нас провожала старая Виорика.

Поздней ночью, когда все уже угомонились, и разбрелись по спальням, я, лежа в кровати, подводила итоги прошедшего дня. У меня такая привычка, выработанная годами. Каждый раз, когда заканчивался день, и я уже была в постели, я перед сном еще раз прокручивала в уме все детали прошедшего дня. А прокрутив несколько раз, и все внимательно продумав, составляла планы, приблизительные конечно, на завтрашний.

Ева свернулась под бочком калачиком и спала так сладко и крепко, что, даже её длинные усы подергивались во сне. Удивительная кошка. Пока мы были в церкви и общались с батюшкой, она всё это время ждала нас на краю усадьбы. А когда мы возвращались, радостно встретила и, с гордо поднятым хвостом вверх, шагая важной поступью, провела до самого дома.

И после ужина, после всех вечерних водных процедур, когда я зашла в свою комнату, она уже лежала на постели, как бы говоря: «Ну, что ты так долго. Я тебя жду, жду. А ты задерживаешься. Давай уже, ложись скорей».

Я не сопротивлялась. Рухнула в кровать, как подкошенный сноп. После таких новостей, таких сумбурных разговоров у меня не было сил пошевелить не то, что ногой. Даже рукой. Набрать текст и послать СМСку Косте. Сообщу ему завтра, решила я. Один день ничего не изменит. Даже не день, а ночь. Всё равно он спит.

Спали и мои крошки. В животе было тихо и спокойно. Никто не кувыркался. И не толкался.

Я лежала в темной комнате. Луна играла со мной в прятки, поэтому её на небе не было. Мерцали только дальние звездные планеты. Но их свет был таким призрачным, что заглянуть ко мне в спальню он не мог. Далекий и слабый сигнал.

Легкий ветерок теребил занавеску на окне. Пели сверчки, или цикады. Не знаю. Я в этом не разбираюсь. Но пение их было чудесным. Пискнула ночная птица. Летучие мыши бесшумно порхали в небе. Наверное, и ночные мыши шуршали в траве. Ну, насчет мышей не уверена, а вот ежики точно вышли на охоту.

Это только нам, людям, кажется, что зашло солнце, опустилась ночь на землю. Все уснули. И тишина.

Ничего подобного. Ночная жизнь в полном разгаре. Только нам этого не увидеть. Человек должен ночью отдыхать. Такие его биологические часы.

И мне тоже уже хотелось отдыхать и ни о чем не думать. Отступить от своего порядка и не составлять никаких планов на завтра. Вернее уже сегодня. Пусть, как будет, так и будет. Проспать бы до утра без сновидений. А то приехала сюда отдыхать, а сама не высыпаюсь. Даже ни разу не покачалась в гамаке. Все времени нет. А так хотелось полежать в нем. Расслабиться.

Но желания не всегда совпадают с реальностью. Я уже уснула и крепко спала, когда меня внезапно разбудило нервное рычание кошки. Я приподняла голову от подушки и услышала, как возле двери моей спальни кто-то осторожно скребется. Хорошо, хоть не заходит. А то опять были бы перевязки.

— Кто здесь? — Тихо спросила я.

— Это Мирче, — прошептал голос в ответ. — Пожалуйста, не включай свет. Я не хочу никого разбудить. Можно войти? Мне нужно с тобой поговорить.

— А говоришь ты со мной на русском языке, и даже без явного акцента, — шипела я в ответ.

— Ну что мы с тобой будем переговариваться через комнату, — слышался просящий тон в его шепоте. — Скажи своей кошке, чтобы она не рычала и не бросалась на меня.

— Ну, ладно. Заходи. Она тебя не тронет. — разрешила я Мирче, а сама пригрозила пальцем Еве. Кошка спрыгнула с кровати и прошла мимо художника с таким видом, вроде его вообще не существует. Как мимо стула. Вот предмет есть, а интереса к нему нет.

— Присаживайся ко мне на кровать, — предложила я Мирче, и сама удобно уселась на постели, скрестив по-турецки ноги. — Не стесняйся.

В комнате было довольно светло. Луна бросила свое глупое занятие, играть со мной в прятки. И светила на ночном небе, как волшебный рожок. Поэтому, лицо Мирче я видела прекрасно. Особенно муки его мысли, которые выражались морщинами на лбу и кислой миной.

— Не знаю с чего начать, — скривились его губы в поисках подходящего слова.

— Начни, наверное, с извинения за то, что тайно ночью лазил в моей комнате, — съязвила я. — Не ожидал, что у меня такая защитница?

— Не ожидал, — улыбнулся Мирче, и автоматически провел рукой по щеке. Зеленки на ней уже не было, зато царапины очень хорошо напоминали о себе. Розовые, свежие. Они пекли и неприятно саднили. Это было видно по тому, как сморщилось его лицо, когда он до него дотронулся.

— Вот и расскажи, что ты искал, — решила я не поддаваться на его улыбку и не жалеть его. Шрамы — это украшение любого взрослого мужчины. А тут царапины. Подумаешь. За неделю заживут, и следа не останется.