Пересекая границы. Революционная Россия - Китай – Америка - Елена Якобсон

Я поступила в школу при католическом монастыре. Там меня определили в шестой класс, и не только из-за моего неважного английского, но в основном из-за роста: столы и стулья в этом классе были почему-то больше, чем в других. В программу входили арифметика, география и история. Учились там девочки разных национальностей, но преподавание велось целиком на английском. Я думала, что такой метод «полного погружения» станет наикратчайшем путем к тому, чтобы я по-настоящему выучила английский язык. Неожиданностью для меня стало то, что я совершенно не понимала учителей, не могла следить за их объяснениями. У моих одноклассниц были свои трудности, и я не могла просить их о помощи, хотя как-то и договорилась с русской девочкой, сидевшей передо мной: я решала ее арифметические задачи, а она переводила то, что говорила учительница. Но после того как учительница отчитала ее за разговоры в классе, я оказалась предоставленной самой себе. Я терпела эту муку месяц и в конце концов должна была признать, что «полное погружение» мне не помогало. Я ушла из школы.

В этой школе произошла очень интересная встреча. Идя однажды по коридору, я узнала одну молодую монахиню. Это была Евгения, моя одноклассница по харбинской школе! Я обратилась к ней, но она не ответила. Я не могла ошибиться! На следующий день я вышла за ней во двор и встала прямо перед ней. Очень спокойно она мне сказала: «Да, я была той, кого ты думаешь, что узнаешь, но я больше не твоя бывшая одноклассница. Я — сестра Агата. Нам нечего сказать друг другу». И быстро ушла. Я была поражена ее невероятным перевоплощением из пухленького смешливого подростка в спокойную, уверенную в себе католическую монахиню! Вскоре после того как я ушла из школы, я опять увидела Евгению — сестру Агату — на улице. Я подошла к ней и сказала: «Я так рада за тебя. Ты сделала выбор и, кажется, нашла свой правильный путь в жизни».

«Ты права, — спокойно ответила сестра Агата. — У меня был выбор: стать любовницей японского солдата, проституткой или самоубийцей. Моих родителей забрали японцы и отправили работать в провинцию, а наш дом в Харбине конфисковали. Я осталась одна, почти все русские, которых мы знали, уже уехали. Меня подобрали на улице монахини и предоставили мне еще один вариант — стать одной из них». Прощаясь, она твердо сказала: «Прошу тебя, не заговаривай больше со мной».

Рассказ Евгении меня потряс. Как нам повезло, что наша семья осталась вместе и что нам удалось бежать!

После монастырской школы я учила английский самостоятельно. Я брала большой словарь и заучивала в алфабитном порядке по двести слов в день. Еще я читала популярные английские романы Элеоноры Гвин, которые были написаны достаточно просто для моего понимания. Но говорить я толком не могла и потому решила организовать обмен уроками. Я поместила в местную английскую газету объявление, предлагая уроки фортепьяно в обмен на разговорный английский. Вскоре мне позвонил американский юноша и сказал, что мое предложение его заинтересовало, что работает он в Британско-Американской табачной компании и немного говорит по-русски — это родной язык его родителей.

На следующий день он пришел, и я начала урок музыки с объяснения важности правильной постановки руки. С самого начала мы встали перед непредвиденной проблемой: его ноги были такие длинные, что он никак не мог правильно сидеть за пианино. Довольно скоро стало ясно, что он не особенно стремился выучить ноты. Он только хотел разучить какую-нибудь мелодию и барабанить ее по клавишам. «Извините, но я не думаю, что смогу вас этому научить», — сказала я. На это он весело ответил: «Ну ничего, учите меня как вам хочется или вообще не учите. Неважно. Мне просто взбрело в голову немного поиграть на рояле. Забудем об этом. А английскому я вас и так научу».

Такое предложение я принять не могла. Ведь он пришел на урок, и если вдруг решил не учиться музыке, то, следовательно, он не мог учить меня английскому! Сложившаяся ситуация явно казалась ему забавной. Он сказал: «Подумайте. Мне нечего делать, а вам нужна помощь с английским. Почему вы не разрешаете вам помочь?»

Я внимательно на него посмотрела. Он был примерно моего возраста, высокий, симпатичный и, кажется, действительно искренне хотел мне помочь. «Вот что, — сказал он, — я приду завтра, и мы посмотрим, что у нас получится». С этими словами он пожал мне руку и ушел.

Я пошла за советом к маме. «Если он хочет с тобой заниматься, то почему бы и нет? — спросила мама. — Кажется, он довольно симпатичный молодой человек ». Я, однако, подозревала, что в намерения этого симпатичного юноши входили не только английские уроки.

Он пришел на следующий день вечером, и мы говорили с ним по-английски больше часа, пока я совсем не измучилась от напряжения. Он заметил мою усталость и сказал: «В следующее воскресенье мы пойдем гулять. Вы любите гулять? »

После его ухода мама спросила: «А где виноград, который я поставила на обеденный стол?» И тут я вспомнила, что, когда мы сели за стол в столовой, этот «симпатичный молодой человек» воскликнул: «Виноград!» и постепенно все съел. Я же так старалась поддерживать разговор по-английски и понимать его американский акцент, что не обратила на это внимания. «Ну-ну, — сказала мама, — уж не знаю, в какой семье он воспитывался!»

В следующее воскресенье мы пошли в парк, расположенный в русском квартале. Он привык подолгу ходить, как и я. Этому меня научила мама, а она прошла школу ходьбы в Швейцарии, когда училась в Женевском университете.

Скоро мы нашли еще одно общее увлечение — фотография. На следующую прогулку мы взяли фотоаппараты. Мы прекрасно ладили. Ему нравилось говорить, а я умела слушать. Мне казалось, что я действительно делаю успехи в английском. Теперь по вечерам я заучивала из словаря уже не двести, а только сто слов.

Как сильно отличался этот человек от моих русских поклонников! Он всегда был весел, судьбы мира его не интересовали. Все было о'кей. Он водил меня в кино, потом пригласил на бал, организованный Британской благотворительной организацией. Танцевал он великолепно! Я никогда еще ни с кем не танцевала в такой близости, но, поскольку так танцевали все пары, я не беспокоилась и наслаждалась прекрасным вечером. После бала он отвез меня домой и, собираясь уходить, сказал: «Я должен поцеловать вас на прощанье. Это американский обычай». Я подставила щеку, и он ее чмокнул. Расстались мы очень друг другом довольные.

Я подумала, что мне повезло. Он совсем как мой кузен Виктор! Мы с Виктором тоже обнимались и целовались, но он был для меня всегда только хорошим другом. Может, и в этот раз обойдется без всяких этих сердечных штучек?