Пересекая границы. Революционная Россия - Китай – Америка - Елена Якобсон

Эти восемь женщин были из Бельгии, они последовали за Требичем-Линкольном в Тибет и потом в Китай в поисках «глубинного смысла жизни». Они отдали ему все свое состояние и согласились на монашескую аскетическую жизнь, включая обет молчания. Они жили в нищете и голодали в этом огромном доме, пока Требич-Линкольн совершал одну из своих очередных таинственных поездок. Женщин отвезли в больницу, связались с бельгийским консулом, и скоро их отправили на родину.

Вскоре после этого эпизода Требич-Линкольн вернулся в Тяньцзинь и нанес визит моему отцу. Он поблагодарил его за услуги и полностью оплатил счет. На отца этот странный человек произвел большое впечатление, и отец пригласил его остаться на ужин. Я сидела напротив него за столом и понимала, почему бельгийки последовали за ним в Тибет. Этот человек с бритой головой, глубоко посаженными горящими темными глазами, худым телом в буддистском одеянии и с изысканной британско-европейской речью был неотразим. Меня заинтриговало это странное сочетание религиозной позы, мессианского напора, мании величия и беспринципного авантюризма. Это был действительно очень опасный человек. Недавно я прочитала его биографию, написанную Бернардом Вассерстайном, «Тайные жизни Требича-Линкольна ». Кажется, он был венгерским евреем, дважды сменившим религию и основавшим собственную буддистскую секту. Он был членом британского парламента и немецким шпионом в период обеих мировых войн. Когда я его встретила, странствования забросили его в Китай, где он стравливал китайских военачальников друге другом и в конце концов дождался и приветствовал японских захватчиков. Вассерстайн называет Требича-Линкольна «маниакальным мессией», претендовавшим на то, что свою власть он получил «свыше». Все это казалось очень интересным, но я была рада, что после того ужина мы больше никогда его не видели.

Когда задумывался наш русскоязычный журнал, японцы закрепили свои позиции в Маньчжурии и подошли к осуществлению главного плана — завоеванию Китая. Это угрожало колониальным интересам, а Гитлер в это время готовился к нападению на Европу. Немецкое издательство вполне могло служить прикрытием, а русский журнал и наш дом — местом встречи их агентов. Шпионили ли члены редакционной коллегии и за нами? Или просто использовали нас в своей игре? Журнал перестал выходить после шестого номера, и вся эта история меня порядком деморализовала.

К счастью, в это время уже существовал человек, который мог мне помочь. Это был очаровательный русский юноша, его звали Толя. Я встретила его еще в Харбине, а теперь он жил в Тяньцзине с матерью и младшей сестрой. Его покойный отец был крупным банкиром в дореволюционной России, а после революции сумел добраться с семьей до Китая. Это были милые люди, принадлежавшие к высшему обществу и совершенно неприспособленные к эмигрантской жизни. Толя был прекрасным товарищем, начитанным, чутким, умеющим хорошо выражать свои мысли. Мы подолгу гуляли, он водил меня в кино (тогда я обожала Грету Гарбо). Мы никогда не говорили о таких прозаичных предметах, как работа, деньги или наши шансы на выживание: мы прятались от реального мира, искали безопасное убежище, место, где можно было побыть одним, в покое, с нашими книгами, музыкой и мечтами. Мы оба испытывали глубокое отчаяние из-за неумения действовать перед лицом неопределенного будущего.

Я настаивала на чисто дружеских отношениях, а бедный Толя, как ни старался, не мог справиться со своими чувствами. И опять я услышала то же отчаянное объяснение в любви.

Я знала, что я в него не влюблена, но если бы он мог предложить мне где-нибудь в мире тихую и безопасную гавань, то я, возможно, вышла бы за него замуж, и даже с радостью. Семья его вскоре уехала из Тяньцзиня и поселилась в Гонконге. Недавно мне сказали, что Толя стал врачом и теперь живет в Израиле.

Не имея подруг своего возраста, я стала постоянной спутницей своей матери и сопровождала ее на множество общественных мероприятий. Одна из маминых приятельниц, Матильда Генриховна Зиссерман, сильно повлияла на мою жизнь. Она была родом из Вены, но вышла замуж за русского. У них было четверо сыновей, учившихся в то время в Европе, и дочь-подросток. Ее муж поехал в Европу с младшим сыном, чтобы помочь ему устроиться в школе в Вене, и теперь никак не мог вернуться в Тяньцзинь.

По-русски Матильда Генриховна говорила с сильным акцентом, но была великолепной рассказчицей. Я рядом с ней, затаив дыхание, слушала рассказы, переносящие меня в другой мир — блестящий мир довоенной Вены. Она родилась в богатой культурной семье, и за ней ухаживали многие известные молодые люди ее времени — поэты, артисты и музыканты. Она даже была знакома с Зигмундом Фрейдом. Очень красивая и умная, она покоряла мужчин, появляясь в опере или танцуя на балах. Влюбилась же она в русского офицера, вышла за него замуж и последовала за ним в Санкт-Петербург.

Матильда Генриховна прекрасно чувствовала себя в петербургском высшем свете, общаясь по-французски или по-немецки, однако решила во что бы то ни стало выучить и русский язык. Когда они переехали в имение мужа недалеко от Тулы, по соседству с имением Льва Толстого, она задалась целью перед встречей со знаменитым соседом прочитать его книги в оригинале. При ее уме и упорстве ей это удалось. Матильда Генриховна не разделяла убеждения Толстого, что следует вести простой трудовой образ жизни и не гоняться за земными удовольствиями. Она в этом не видела никакого смысла и с жадностью наслаждалась всем, что предлагала ей жизнь. Но, увы, недолго. В 1914 году муж ее отправился на войну, и она оказалась отрезанной от своей семьи в Австрии. Революция и Гражданская война лишили ее имения и всего имущества. После победы Красной армии семья добралась до Харбина, разделив судьбу тысяч обедневших эмигрантов, а потом переехала в Тяньцзинь.

Разговоры с Матильдой Генриховной придавали мне смелости. Я видела, что можно не просто выжить при смене культурного пространства, но и найти в этом вызов своим силам, принять его и даже обновляться и обогащаться с каждой новой переменой.

«Это возможно, — говорила она твердо, — если ты не замыкаешься в себе, если ты слышишь, видишь, чувствуешь мир вокруг себя, если ты открыта новым впечатлениям и впитываешь их себе на пользу.

Конечно, — добавляла она, — надо стараться избегать скучных, глупых людей. Они обедняют все, к чему прикасаются ».

Я стараюсь следовать ее мудрым словам до сего дня.

Снова я встретила Матильду Генриховну в Лондоне после Второй мировой войны. Она соединилась с мужем и жила теперь с дочерью и внуками. Один из ее сыновей поселился в Новой Зеландии, и после смерти мужа она переехала к нему. Последний раз я видела ее в Нью-Йорке в 1961 году, где она остановилась по пути в Новую Зеландию. Ей было уже сильно за восемьдесят, но она сохранила живость и интерес к окружающему миру и по-прежнему рассказывала любопытнейшие истории. Когда я сама наконец попала в Новую Зеландию, я пыталась представить, как она там «впитывала» новые впечатления и обживала новый для себя мир.