День Дьявола - Андрей Плеханов

Ань Цзян, конечно, осталась. И уже на следующий день она притворилась, что ничего не произошло.

Она умела притворяться, когда хотела.

Часть третья: МУКИ АДОВЫ НА ЗЕМЛЕ

Вот так закончилось одно из моих приключений. А вскоре я попал в новое, еще круче. И причиной тому стал мой братец Эмилио.

Я уже говорил вам, что братец мой работал до упаду, но и развлекаться любил в полный рост - в смысле на всю катушку. И хотя он и не был наркоманом, иногда любил покурить травку или даже гашиш.

Я неизменно отказывался от этого. Я мог напороться виски, как свинья, и орать на весь бар, и употреблять не слишком приличные выражения, и проснуться утром с дикой головной болью. Пил я иногда больше, чем следовало. Но я не употреблял наркотики. Совершенно не употреблял.

В армии я видел, что наркотики делают с людьми. Наблюдал, как ребята, здоровенные накачанные жлобы, начавшие с «травки», переходят к маковой соломке, и вот уже садятся на иглу, и превращаются сначала в психопатов, готовых перестрелять полвзвода из-за пустяка, а потом - в слюнявых зомби с черными кругами под глазами и единственной мыслью в пустой башке - об очередной дозе. Я тоже попробовал тогда наркотики, всякие и разные. И решил, что это не для меня.

У меня был небольшой отпуск - целых три дня. И я решил съездить в гости к Эмилио.

Мало того, он тоже взял несколько дней отпуска, чтобы посвятить их мне. Он заявил, что отдыхать я совершенно не умею и он научит меня это делать. Что мы обойдем все злачные заведения его городка, и попробуем все пойло, которое производится в этой части Испании, и познакомимся со всеми девочками, которые будут того заслуживать.

1

Естественно, Анютку я с собой не взял. Я боялся, что население городка, в котором жил Эмилио, может поредеть после этого. Правда, Анютка хорошо вела себя после истории с Лиз, но я не ручался, что не может случиться рецидив. Я даже был почти уверен, что когда-нибудь он произойдет.

Первую половину первого дня мы просто трепались с Эмилио. Я рассказал ему о том, как я встретил свою девушку и как разбирался с двумя быками. Все я ему рассказал - кроме, пожалуй, того, что попал в прошлое и видел там двух странных людей и что они спасли меня от смерти. Потому что я почти забыл об этом, уже и сам не верил в эту бредятину. Мало ли что могло показаться человеку, которого приласкали кочергой по темечку?

Эмилио слушал меня, и хлопал ладонями по коленям, и орал: «Increible!!!» [Невероятно (исп.).] Он никак не мог поверить, что мне так повезло, что я попал в такую классную заварушку. Он откровенно завидовал мне. Взамен он попытался рассказать, как оказался один раз во Франции в горах на двадцатиградусном морозе. «У меня была не очень теплая куртка, - сказал он. - И все чуть не подохли от холода. Представляешь?»

Я представлял. Звучало это, прямо-таки скажем, не очень впечатляюще, особенно для жителя России.

Только я не стал говорить об этом Эмилио.

«Estupendo» [Здорово (исп.).], - сказал я.

А потом мы начали свой полет. Мы промчались по барам городка, как «Конкорд», потерявший управление, сметая на своем пути все, что могло быть сметено. Причем все это носило лавинообразный характер. Не думаю, что две столь маленькие зверушки, как мы с Эмилио, могли бы вызвать такое тотальное веселье и разгильдяйство. Но мы выступали в качестве катализатора цепной реакции, в которой вскоре начинали принимать участие десятки людей - полупьяных и просто пьяных, но неизменно веселых и добродушных. И все мы двигались толпой от одного заведения к другому.

Дело в том, что в этой части Каталонии шла череда праздников, фиест. Волна праздников катилась по городкам, и в ней тонули все, кто в состоянии был передвигаться и вылезти на улицу. Сегодня фиесту праздновали в одном городишке, завтра - в соседнем, и так далее. График празднования был составлен еще пару веков назад, и все знали его наизусть. И, отпьянствовав и отплясав в своем городке всю ночь, половина его жителей перебиралась на следующий вечер в соседний, чтобы продолжить фиесту там.

Сначала часть улиц отгораживали деревянными перегородками. По ним пускали молодых бычков. Бычки неслись резвым стадом, оставляя кучи навоза и пытаясь подцепить на рога парней, которые бежали впереди них. В последний момент парни успевали вспрыгнуть на барьер, чувствуя себя героями. Забава называлась «Стампида». На русский язык это слово можно перевести как «Топталка».

Я отказался участвовать в этом действии. Недавно я чуть не получил свой удар рогом, и слово «бык» вызывало у меня отрицательные эмоции. Не хотел я, чтобы кто-то снова топтал мои хилые телеса.

А дальше, ночью, всех желающих поили бесплатно - дешевым пойлом, состоявшим в основном из кока-колы и кофейного ликера. Алкоголя там было немного, но после пятого-шестого стакана ударяло не только в мочевой пузырь, но и в голову. По улицам бродили люди в карнавальных костюмах. Все они кого-то изображали.

– …Стой!!! Стрелять буду! - Парень лет двадцати пяти наставил на нас пистолеты. Девочки дружно взвизгнули от восторга, а Эмилио тут же повернулся к парню тошей задницей и изобразил, что раздвигает ягодицы.

– Стреляй сюда, - заявил он. - Может быть, хоть какое-то удовольствие получу.

– Перестань, - я отпихнул Эмилио. - Ты кто, ban-dido? - спросил я парня.

– Сам ты бандидо. - Парень попытался ковырять стволом пистолета в носу. - Я - барбудо [Бородач (исп.). Так называли себя кубинские' революционеры 50-х годов.]. Я - Фидель Кастро. Не видишь, что ли?

Парень был голубоглазым и светловолосым, что редко встречается среди испанцев. На подбородке его висела черная бутафорская борода, державшаяся на ушах при помощи резинки. Парень был одет в камуфляжный костюм, грудь его пересекала красная атласная лента с парой картонных орденов, а голову украшала жеваная зеленая кепка, списанная из обмундирования бундесвера. Он был так же похож на Фиделя Кастро, как я - на Нельсона Манделу.

– Здорово, Фидель. - Я схватил его за пистолет, купленный в игрушечном магазине. - Как там у вас, на Кубе?

– Клево. Янки гоу хоум! Социализм или смерть!

– Дурень ты, - сказал я. - Не жил ты при социализме. Там бы тебе быстро задницу надрали. Дурень.

Может быть, это было не совсем вежливо, но «Кастро» не обиделся. Он побрел дальше, размахивая своим стаканом и пистолетом и время от времени оглашая толпу криками: «Руки вверх! Социализм или смерть!» Я усмехнулся ему вслед.

Никто никому не пытался бить морду. Это я помню хорошо. Остальное вспоминаю с трудом.

Еще я помню, что на третий, последний день проснулся в кровати, часа в четыре пополудни. Голова у меня не то чтобы раскалывалась, но брякала от любого движения, как старая алюминиевая кастрюля. Местонахождение мое было мне совершенно неясно. Пришлось вежливо спросить об этом у девушки, случайно оказавшейся в той же самой кровати, под одним одеялом со мной:

– Sorry… shit… Where am I?[ Извините… черт… Где я? (англ.)]

– Ты что, испанский язык забыл? - Девушка нашаривала рукой сигареты на столике. - Вчера ты говорил на нем хорошо. Много говорил.

– Пардон… - Я пытался выловить хоть одну мысль в своей черепной коробке. - Я… это… где?

– У меня. - Девушка приподнялась на локте, в темных глазах ее сверкнули предвестники бури с громом и молниями. - Может быть, ты спросишь еще, как меня зовут?

– Да. - Я жалко улыбнулся. Меня мутило. От виски. От жизни. От самого себя. От всего. - Как вас зовут, сеньора?…

Я громко икнул.

– Скотина!!! - заорала девчонка и вскочила с постели. Она была в кружевном лифчике, едва закрывавшем великолепную грудь. Другой одежды на ней почему-то не было. - Так ты ничего не помнишь?!

– Нет…

– Ты обещал на мне жениться! Ты говорил, что ты - русский аристократ, миллионер, потомок русских царей. Сын последнего русского императора! Что у тебя три дворца там, в этой вашей России!!!

– Нет. - Я слабо помахал в воздухе рукой. - Это невозможно, нашего последнего императора расстреляли семьдесят лет назад. Наверное, я что-нибудь перепутал.

В результате я был вышвырнут на улицу в полуголом виде. Вслед мне полетели одежда, один ботинок и бутылка виски с некоторым количеством жидкости внутри. Бутылку я поймал перед самой землей, не дал ей разбиться. И тут же употребил ее содержимое, влил внутрь себя. Не могу сказать, что я стал соображать лучше, но определенное болеутоляющее действие это оказало.

Потом я поймал такси. Остановил, едва не упав на капот машины.

– Ты пьян, приятель, - сказал таксист. - Пьян с утра. Это вы тут вчера всю ночь куролесили? Полгорода на ушах стояло.

– Д-да, - сообщил я. - М-мы немножко п-повесе-лились. А сейчас м-мне надо домой.

И упал на переднее сиденье. Потому что на заднем уже лежали двое borrachos [Пьяных (исп.).] и дрыхли.

– Куда тебе? - спросил таксист, отворачиваясь от перегарной волны, исходившей из моего организма.