Навсегда - Джудит Гулд

Это удивило Стефани.

— Спасибо! Я перед вами в долгу.

Он молча затянулся.

Стефани порылась в сумочке в поисках визитной карточки, достала ее и приписала свой домашний телефон.

— Если вам что-либо понадобится — что бы то ни было — вы найдете меня по этому номеру. Если будет включен автоответчик, запишите сообщение. Я сразу с вами свяжусь.

Алан кивнул и загасил сигарету.

— Только помните, — опять предупредил он. — Я рискую повториться, но все-таки: вы никогда обо мне не слышали. И кстати, надеюсь, вы не обидитесь, если я позволю себе дать вам совет.

— Хорошо, давайте.

— Если вы решили поиграть в детектива, будьте предельно осторожны. Не афишируйте это. А самое главное, не повторите ошибки своего деда, не объявляйте, что узнали сенсационную новость о Лили Шнайдер. Его статья в «Опера сегодня» вполне могла стать причиной его смерти.

Стефани кивнула.

— Буду иметь это в виду, — пообещала она. Вытащив кошелек, Стефани собралась расплатиться с официантом, но Алан остановил ее.

— Об этом я позабочусь сам.

Выйдя на залитую солнцем улицу, они попрощались.

— Я хочу поймать такси, — сказала Стефани. — Может, вас подвезти?

Он отрицательно покачал головой.

— Нет, спасибо. Мне недалеко, к тому же я люблю ходить пешком.

Они пожали друг другу руки. Стефани осталась стоять на углу, наблюдая, как удалялся Алан, поблескивая кожей и металлическими заклепками. На спине его куртки была надпись из металлических бляшек: «Очисти или умри». Стефани не смогла сдержать улыбку. Определенно экологически настроенный панк, Алан Пепперберг.

Заметив такси, Стефани подняла руку. Потом раздумала. Нет. Она тоже пойдет пешком. Ей надо подышать воздухом. Да и не так уж далеко отсюда до Осборна. Сорок три квартала. Если идти быстрым шагом, ей понадобится сорок пять минут, считая время на ожидание у светофоров.

Она насладится свежим воздухом, ярким солнцем, энергичной ходьбой. Кроме того, когда она ходила пешком, ей всегда лучше думалось. Кроме того, она зайдет в первый же магазин электроники. И купит там «уокмэн». Чтобы по дороге еще раз прослушать обе кассеты.

19 Нью-Йорк

Джонни Стоун шагал по тротуару, не замечая потока пешеходов. Как ни пытался, он не мог забыть Стефани. Он шел с упрямой решимостью, выдвинув вперед сильную нижнюю челюсть, правда, небритую. Он не отводил взгляда от дома Осборна. В который раз он собирался было перейти дорогу, чтобы подняться к Стефани, но у него в памяти всплывали слова Сэмми, заставлявшие его поворачивать обратно: «Дай Стефани время… время разобраться в себе…»

Но этот совет не мог заставить его уйти совсем. Двигаясь вдоль тротуара вместе с толпой, он поворачивался и шел назад. Он уже прошелся по тротуару туда и обратно, наверное, сотню раз, не отрывая глаз от окон угловой квартиры на пятом этаже.

Джонни раздумывал, не пренебречь ли ему советом Сэмми и не встретиться ли со Стефани прямо сейчас, вместо того чтобы торчать под окнами?

Окна были безжизненными, ничто в них не выдавало присутствия в квартире людей. Только один раз он заметил — а может, почудилось? — как кто-то слегка отодвинул занавеску, словно бы для того, чтобы незаметно посмотреть на улицу. Впрочем, Джонни не был уверен, что занавеска на самом деле отодвинулась. Может, игра воображения — в ответ на его желание увидеть ее? Никто не открывал окон. Казалось, сама квартира надела на себя черный траур. Он представлял Стефани, как она бродит в одиночестве по полутемным комнатам, со. своими тяжелыми воспоминаниями, в компании болтающего попугая.

Наблюдение за окнами настолько поглотило его, что он даже не увидел Стефани, пролетевшую по Пятой улице и теперь пересекавшую в толпе других пешеходов Пятьдесят седьмую.

Стефани, в свою очередь, была настолько поглощена прослушиванием кассеты, что не заметила Джонни, хотя и прошла в десяти футах от него; не заметила даже тогда, когда толпа вдруг рассеялась, на мгновение очистив небольшое пространство, в котором и стоял Джонни.

В просторном прохладном подъезде Стефани увидела Фама, с карточками в руках ожидавшего лифта.

— Конгресс принял Декларацию независимости в тысяча семьсот семьдесят шестом году, — бормотал он. — Проект Декларации был подготовлен комиссией во главе с Томасом Джефферсоном…

Услышав стук каблуков, он обернулся. В мгновение ока выражение сосредоточенности на его лице чудесным образом сменилось радостью.

— Мисс Стефани! — воскликнул он. Затем, вспомнив о часах, проведенных в квартире Стефани, он еще больше просиял. — Ваша квартира блестит и светится, как вы. Аккуратная, как новенькая. Теперь вы можете принимать гостей и развлекаться. Боги дома счастливы.

Двери лифта открылись. Фам вежливо пропустил Стефани, зашел следом за ней и нажал кнопку пятого этажа, а затем кнопку «Ход». Когда двери лифта закрылись, он продолжал:

— Здешняя квартира будет тихой и спокойной. Никаких птичьих воплей. Приятная перемена после центра города.

Стефани сдержала улыбку.

— Потому я и оставила Уальдо дома, — сказала она с шутливой торжественностью. — Чтобы не вводить тебя в соблазн приготовить из него какое-нибудь блюдо — ты ведь все время мечтаешь это сделать.

— Попугай — большой деликатес.

Двери лифта разъехались в стороны. Оба вышли, повернули направо и оказались около двери квартиры.

Стефани покопалась в сумочке в поисках ключей. Вставив ключ в один из многочисленных замков, она вопросительно взглянула на Фама.

— Ты себе, наверно, уже пальцы до крови стер, пока прибирал мою квартиру. А теперь ты хочешь то же самое делать здесь. Слушай, Фам. Эту квартиру больше ни к чему прибирать. — Голос у нее перехватило, и она хрипло добавила: — Здесь больше никто не живет. Фам распрямился.

— Если мистер Мерлин умер, это не значит, что все должно грязью зарасти, — заявил он, негодующе тряхнув головой. От этого движения его черные шелковистые волосы взметнулись вверх, словно отвлекая внимание от слез, набежавших ему на глаза.

Стефани открыла последний замок и толкнула дверь.

— Тогда я тебе вот что скажу. — Она повернулась и встала в дверях, уперевшись руками в косяки и загораживая ему дорогу. — Как ты отнесешься к тому, что мы с тобой заключим сделку?

— Сделку? — спросил Фам с подозрением.

— Это очень просто. Я пойду, заберу свои часы из комнаты, а потом пойду домой. — Она улыбнулась. — Но я пойду только в том случае, если ты больше не будешь сегодня работать и тоже пойдешь домой.

Глаза Фама сузились.

— Может быть, вы подождете здесь, мисс Стефани, а я сам пойду возьму ваши часы. А иначе вы можете захлопнуть за собой дверь и оставить меня на лестнице, а сами начнете здесь прибирать.

Стефани стояла на своем.

— Не-а, — она потрясла головой, — если я останусь здесь, тогда ты можешь запереться. Я, может быть, часто проявляю свое упрямство, но ты хитер, как лиса, Фам. Так что я пойду за своими часами, — сказала она непререкаемо, а ты будешь ждать здесь. Кроме того, — добавила Стефани, — это мои часы.

Фам поднял руки вверх, сдаваясь. Он знал, что спорить бесполезно, и, оставшись в вестибюле, стал наблюдать, как Стефани повернулась, вошла в прихожую и повернула налево, чтобы через большой холл пройти в свою старую спальню, расположенную в самом конце холла. Она не заметила свежую красную розу на длинном стебле, лежавшую на полу.

Джонни стоял на углу Пятьдесят седьмой и Седьмой улиц. Он уже прекратил свое хождение туда-обратно и теперь не отрываясь смотрел на эркер с тремя окнами и на два обычных окна огромной гостиной квартиры Мерлина.

— Стефани! — выдохнул он, когда одна из занавесок отодвинулась. Сердце учащенно забилось. Сейчас она распахнет окна, и тогда он увидит…

Поток прохожих толкал и крутил его, норовя увлечь с собой. В какой-то момент он почувствовал, что поток вот-вот унесет его, и тогда он прочно установил ноги на асфальте и снова вперился в окна, вынуждая прохожих огибать его, как огибает островок стайка рыб.

Он увидел, что еще одна занавеска в гостиной была отдернута. Он напряженно ждал, боясь пропустить ее появление. В сознании шла напряженная борьба. Может, подняться? Или последовать совету Сэмми и дать ей еще время?

Так он стоял, споря сам с собой, когда неожиданная вспышка осветила окна квартиры Мерлина.

За вспышкой раздался взрыв. Стекла посыпались на мостовую, окатывая асфальт острым дождем, заставив прохожих в испуге разбежаться. Из дыр, образовавшихся на месте окон, рвались оранжевые языки пламени, превращаясь в гигантские огненные хризантемы.

Даже стоя на противоположной стороне улицы, Джонни почувствовал, как ударило его тепловой волной, как осколок стекла, пройдя сквозь рукав кожаной куртки, впился в его тело.