Навсегда - Джудит Гулд

Они остановились перед двумя стальными дверями, на которых не было ни ручек, ни кнопок, ни замков. На каждой из них была желтая табличка с черными буквами. Надпись на левой двери гласила: «Предупреждение! Биологическая угроза! Посторонним вход воспрещен!» Вторая надпись предупреждала: «Опасно! Используются канцерогенные и тератогенические вещества и радиоактивные изотопы».

Достав пластиковую карточку, доктор Васильчикова вставила ее в щель, загорелся зеленый огонек, и двери раздвинулись.

Они вошли, и двери за ними сомкнулись. Это был один из трех боксов, которые изолировали лабораторию от остальных помещений на случай утечки вредных веществ. Еще две двери открыла доктор Васильчикова с помощью карточки, прежде чем они оказались в биохимической лаборатории.

Ярко светили флуоресцентные лампы, кондиционеры охлаждали воздух. Роскошное оборудование, самое новое, самое совершенное, только усугубляло неприветливо-холодную, неприятно-стерильную атмосферу.

Вдоль стен расположились лабораторные места со сложными приборами, разнообразными панелями, хитросплетениями трубок и электрических проводов, с компьютерными терминалами, мониторами, капюшонами вытяжных рукавов из нержавеющей стали. За каждым колдовали лаборанты в белых халатах.

Заре эта комната без окон, с намеренно обнаженными голубыми анодированными балками и красными стойками, показалась самой уродливой из всех, которые когда-либо существовали на Земле.

Эрнесто, напротив, был очарован лабораторией. Ничто не вызывало у него ни неприязни, ни отвращения. Он хотел знать все, он разглядывал каждый прибор, просил объяснить все, что было неясно. К четырем новым суперкомпьютерам МР2Е, которые управляли всей лабораторией, он отнесся с таким трепетом, какой, наверное, вызвала бы у другого только чаша святого Грааля.

Зара уже начала проявлять нетерпение, но доктор Васильчикова продолжала удовлетворять жажду знаний Эрнесто — отчасти потому, что знала, какая из сторон бутерброда намазана маслом, отчасти потому, что ей нравился детский восторг Эрнесто.

Так они продвигались вперед, пока не достигли дальнего конца комнаты, где находились шесть дверей, ведущих в другие, специализированные лаборатории. Доктор Васильчикова направилась к левой двери, надпись на которой гласила: «Сверхсекретное помещение. Опасно. Радиоактивная зона. Соблюдайте правила безопасности».

Для начала доктор Васильчикова достала из проволочной корзинки, прикрепленной к стене, счетчики радиоактивности. Только после того как они прикрепили их к нагрудным карманам, она открыла дверь.

Теперь они шли по застекленному переходу, который вел к внешнему периметру лабораторных зданий. Еще одна стальная дверь. И еще одна. И еще одна. Три воздушных изолятора защищали основное помещение от возможных утечек вредных веществ.

Наконец они оказались в первой из нескольких небольших сверхсекретных лабораторий, каждая из которых требовала более высокого уровня доступа, чем предшествующая.

В лаборатории, наполненной зеленым светом, было невыносимо жарко и влажно. Не обращая внимания на посетителей, лаборанты в белых халатах сосредоточенно делали свою работу: вынимали лотки с агар-агаром из инкубаторов, пинцетами переносили образцы тканей на стекла, рассматривали их в микроскопы.

— Вот кое-что из того, что я хотела вам показать, — заявила доктор Васильчикова с нескрываемой гордостью. Она подошла к одному из лабораторных столов.

— Можно? — спросила она у женщины средних лет.

— Конечно, доктор. — Женщина поднялась с вращающегося кресла и отошла в сторону.

Доктор Васильчикова, приподнявшись на цыпочки, склонилась над микроскопом.

— Потрясающе, — пробормотала она. Обернувшись к Эрнесто и Заре, она пояснила: — Когда вы заглянете в микроскоп, в самом центре вы увидите одну — я подчеркиваю: одну! — прозрачную нить человеческой ДНК в стотысячекратном увеличении! Другие нити, окружающие ее, — это саморепродуцированные клоны!

Она жестом пригласила Эрнесто взглянуть в микроскоп, что он с живостью и сделал.

— Данный образец ткани, — объясняла доктор, — должен был потерять способность репродуцирования несколько недель назад! Но, как вы сами можете убедиться, он продолжает деление, производя безупречные копии самого себя!

Доктор оглянулась, затем отвела их в сторону, чтобы никто не мог их услышать.

— Мы на пороге еще одного биохимического открытия! — прошептала она. — Скоро нам уже не понадобятся наши жертвенные ангелочки! У нас будет возможность производить ваше лекарство прямо здесь, в лаборатории! Вы только представьте себе, насколько это будет безопаснее! А когда мы доведем наш метод до совершенства, подумайте, какие ослепительные возможности откроются перед нами! Вследствие простого самоделения одна-единственная нитка одной из молекул ДНК обеспечит нам запас свежего лекарства на несколько веков!

Эрнесто приглушенно произнес:

— Боже мой! Это действительно открытие! И когда, по вашему мнению, этот метод будет доработан?

Васильчикова пожала плечами.

— Увы, — вздохнула она, — это трудно предсказать. Но по крайней мере мы знаем теперь, что это вопрос не принципиальной возможности, а времени. Ну ладно. Если вы последуете за мной, я покажу вам кое-что еще. Я уверена, что результаты ограничительной диеты поразят вас не меньше!

Доктор подошла к дверям, на которых было написано: «Живые образцы», и достала свою электронную карточку. Они опять вошли в изолятор. Дверь позади них закрылась, и только тогда раздвинулись двери впереди.

Они оказались в темном извилистом коридоре, напоминавшем проход для посетителей серпентария или аквариума в зоопарке. Но в ярко освещенных клетках, защищенных армированным стеклом, находились не рыбы и змеи, а представители всей иерархии животного мира — от простейших одноклеточных до крыс, кошек, собак и обезьян.

— Помните наш ковчег? — спросила Васильчикова, жестом обводя помещение.

— Конечно, здесь каждой твари по паре, — ответил с улыбкой Эрнесто.

Зара, не присоединяясь к ним, оставалась около входа. Достав платок, она держала его перед лицом. Она ненавидела этот смешанный запах животных, мочи и фекалий. Она испытывала отвращение ко всему, что ползало, пресмыкалось, сокращалось, переваливалось, летало — за исключением бабочек, разумеется. Их она любила.

Оставив ее у двери, доктор Васильчикова подошла к Эрнесто, стоящему у первой витрины. За стеклом находились два микроскопа, каждый из которых был присоединен к особой телекамере. Она нажала на кнопку под окном, и мгновенно вспыхнули два цветных видеоэкрана с высоким разрешением.

На каждом из них было изображение протозоа, простейшего одноклеточного организма, в стотысячекратном увеличении. Организмы были идентичны, имея между собой только одно различие.

— Как вы видите, — объясняла доктор Васильчикова, — организм справа не двигается: он мертв. Его кормили обычной пищей, которую употребляют протозоа. Он прожил четырнадцать дней, на один день меньше обычного жизненного цикла. Это было неделю назад. Здоровому организму слева, — она постучала по стеклу кончиками пальцев, — была предписана низкокалорийная диета. Он получал минимум протеина, но достаточно витаминов и минеральных солей, чтобы избежать истощения. Он здравствует вот уже двадцать один день. Иными словами…

— Продолжительность жизни почти удвоилась! — воскликнул Эрнесто.

Они перешли к следующему окну, за которым тоже находились камеры, подсоединенные к двум видеоэкранам.

— Водяная блоха, — объясняла Васильчикова, включая экран. — Той, которая справа, давалась обычная пища. Она умерла тогда, когда ей и было предписано природой, — их жизненный цикл составляет обычно сорок два дня. Левая же, которая появилась на свет в тот же самый момент, что и первая, живет на низкокалорийной диете. Судя по результатам тестов, ей предстоит насладиться приблизительно шестьдесят одним днем в этом мире.

— Замечательно, — пробормотал Эрнесто, — поистине замечательно.

— А теперь переходим к крысам. Первая жила на обычной диете тридцать месяцев. Обратите внимание, как поседела ее белая шкурка. Ежедневные наблюдения показывают, что она страдает несколькими болезнями: слабость сердечной мышцы, почечная недостаточность, диабет, катаракта, общее ослабление иммунной системы. И если ее не прикончит одна из этих болезней, то это сделает рак.

Эрнесто уставился на крысу в левой части клетки.

— Эта еще вся белая! — изумленно воскликнул он.

— Да, — довольно ответила доктор Васильчикова. — И здорова как лошадь — как в поговорке. Интересно, что каждая серия экспериментов давала одни и те же результаты. Образцы, содержавшиеся на низкокалорийной диете, почти не подвержены заболеваниям сердца и почек. И хотя у некоторых из них в конце концов возникали раковые опухоли, продолжительность их жизни составляла до пятидесяти месяцев — на одну треть дольше, чем обычный жизненный цикл, — и все потому, что прием пищи был ограничен!