Письма к детям - Кэрролл Льюис

Я в большом затруднении относительно того, какую книгу послать Сиднею. Он выглядит слишком юным для «Сквозь зеркало». Хотя головоломку он все-таки решил (не помню уже, какую; думаю, «Четыре бедняка»{41}.

Как бы мне хотелось, чтобы ты жила не так далеко. Боюсь, что мы никогда больше не увидимся. Почему бы тебе не приехать в Истберн и не побыть здесь немного? Это очаровательное место, и я надеюсь пробыть здесь примерно до 10 октября. Мое постоянное обиталище — Крайст Черч, Оксфорд, но сюда я приезжаю каждое лето.

Твой новый старый (новый как друг, старый как человек) любящий тебя друг

Чарлз Л. Доджсон

Племяннице Люси Доджсон

Копия переписки между А. В. (мистером А. Бахом) и С. D. (мистером Ч. Доджсоном). Март 1889 г.

1. (от А. В. к С. D.)

Какого цвета циферблат вы предпочитаете?

2. (от С. В. к А. В.)

Цвета лица молоденькой девочки.

3. (от А. В. к С. D.)

Это лучше, чем золотой циферблат — цвет лица ребенка, больного желтухой. Все дети болеют желтухой.

4. (от С. D. к А. В.)

Этот ребенок не болел.

5. (от А. В. к С. D.)

Я имел в виду, что все дети обычно болеют желтухой.

6. (от С. D. к А. В.)

Этот ребенок обычно не болеет желтухой: если и болеет, то не чаще 2-3 раза в год. Циферблат должен по цвету подходить ей к лицу, когда она вполне здорова.

7. (от А. В. к С. D.)

Это зависит от того, сколько уроков у нее каждый день.

8. (от С. D. к А. В.)

Что вы имеете в виду?

9. (от А. В. к С. D.)

Разве не ясно? Если ребенок занимается в день в течение одного часа, то цвет лица у него ярко-красный. Если ребенок занимается в день два часа, то цвет лица у него не столь яркий, и т. д. А сколько часов в день занимается эта зверюшка?

10. (от С. D. к А. В.)

Она не зверюшка.

11. (от А. В. к С. D.)

Значит, она растеньице. Не придирайтесь к словам.

12. (от С. D. к А. В.)

Около 25 часов в сутки.

13. (от А. В. к С. D.)

Прекрасно! Теперь я знаю, что делать. Циферблат по цвету будет точно подходить к ее лицу. Когда ребенок работает 25 часов в сутки, его лицо...

14. (от С. D. к А. В.)

Что его лицо?

15. (от А. В. к С. D.)

Неважно!

Я решил, что дальнейший обмен письмами бесполезен.

Ч. Д.

Изабелле Боумен

Крайст Черч, Оксфорд 14 апреля 1890 г.

Дорогая моя!

Хорошо вам втроем — тебе, Нелли и Эмси — посылать мне миллионы объятий и поцелуев. Но прошу тебя, подумай, сколько времени отняло бы такое количество объятий и поцелуев у твоего старого и очень занятого дядюшки! Попробуй обнимать и целовать Эмси в течение одной минуты по часам и ты убедишься, что делать это быстрее, чем 20 раз в минуту, нельзя. «Миллионы» же означают по крайней мере 2 миллиона.

2000000 (объятий и поцелуев) : 20 = 100000 (минут).

100000 (минут) :60= 1666 (часов).

1666 (часов) : 12 = 138 (дней, считая, что день продолжается 12 часов).

138 (дней) : 6 = 23 (недели).

Я не мог бы обнимать и целовать вас больше чем по 12 часов в сутки и не хотел бы проводить за этим занятием воскресенья. В итоге, как ты видишь, на миллионы объятий и поцелуев мне пришлось бы затратить 23 недели тяжелой работы. Нет, милая моя девочка, я просто не в состоянии столь расточительно расходовать свое время.

Почему я не писал с тех пор, как отправил тебе последнее письмо? А как я мог, мое глупенькое-глупенькое дитя? Как я мог написать тебе, если последнее письмо я уже отправил, а это еще не написал? Если хочешь, можешь сама проверить на поцелуях. Пойди и поцелуй Нелли от меня несколько раз и попытайся поцеловать её после того, как ты поцелуешь ее в последний раз, и перед тем, как ты поцелуешь ее в следующий раз. А теперь возвращайся на свое место. Я хочу задать тебе несколько вопросов.

— Поцеловала ли ты Нелли несколько раз?

— Да, дорогой дядя.

— Во сколько ты поцеловала ее в последний раз?

— В пять минут одиннадцатого, дядя.

— Прекрасно! Целовала ли ты ее с тех пор?

— Видите ли, дядя... Я... гм! ... кха-кха! (Простите, дядя! У меня такой сильный кашель!) Я думаю... Я думаю... То есть я хочу сказать... И...

— А! Понимаю! «Иза» начинается с буквы «И». Сдается мне, что на этот раз последняя буква тоже будет «И».

Во всяком случае я не писал тебе не потому, что был болен, а потому, что я ужасный лентяй и все откладывал письмо к тебе со дня на день, пока, наконец, не сказал себе:

— Хорош, нечего сказать! Теперь уже писать письмо просто некогда, ведь 1 апреля они отплывают.

И я бы ничуть не удивился, если бы это письмо пришло из Фулхэма, а не из Луисвилля. Думаю, к середине мая вы доберетесь туда. Но прошу тебя, не пиши мне писем оттуда! Я просто не смогу вынести этих ужасных писем! Я их терпеть не могу! Стану ли я целовать твои письма? Думаю, что вскоре смогу поцеловать (и не раз!) тебя, надоеда ты эдакая! Но достаточно на сегодня!

Большое тебе спасибо за те две фотографии. Они мне — гм! — очень понравились. По правде говоря, я считаю их лучшими из всего, что видел.

Передай мои наилучшие пожелания своей маме, 1/2 поцелуя Нелли, 1/200 поцелуя Эмси, а 1/2000000 поцелуя возьми себе. Остаюсь искренне любящий тебя дядюшка

Ч. Л. Доджсон

Изабелле Боумен

Лашингтон Роуд, 7, Истерн 30 августа 1890 г.

Ты противная-препротивная, испорченная девчонка! Ты забыла наклеить на конверт марку, и твоему бедному старому дядюшке пришлось доплатить ДВА ПЕНСА! Отдать последние два пенса! Подумай об этом. За это я тебя строго накажу, когда ты здесь будешь. Трепещи! Слышишь? Ну, пожалуйста, трепещи!

Сегодня у меня нет времени, и я задам тебе только один вопрос. Кто эти «все», которые присоединяются к тебе, когда ты пишешь, что обнимаешь и целуешь меня? Может быть, тебе почудилось, что ты дома и ты решила передать мне приветы (как это часто делают) от Нелли и Эмси, которые ни о чем таком и не помышляли? Хорошенькое дело — посылать приветы от людей, которые и не думали передавать их. Я не хочу сказать этим, будто считаю такие приветы обманом; все знают, что обычно приветы посылают, хотя их никто не передает; но удовольствия такие приветы доставляют меньше. Мои сестры пишут мне: «С горячим приветом от всех». Я знаю, что это неправда и ценю такие «приветы» не очень высоко. В другой раз муж одной из девочек, с которой я дружил, когда она была маленькой, закончил письмо ко мне словами: «Этель также шлет вам наилучшие пожелания». В ответном письме я (разумеется, в шутку) заявил: «Я не собираюсь посылать Этель наилучшие пожелания, поэтому не стану вообще писать ей ничего». Вскоре Этель сообщила мне, что ничего не знала о письме мужа ко мне. «Разумеется, я не стала бы посылать наилучшие пожелания»,— и добавила, что непременно поделится с мужем собственным умом. Бедный муж!

Неизменно любящий тебя дядя Ч. Л. Д.

Энид Стивенс

Крайст Черч, Оксфорд 15 марта 1891 г.

Дорогая Энид!

Передай маме, что я очень удивлен и еще больше польщен ее письмом. Я надеюсь, что она привезет тебя ко мне на чашку чаю и что в тот день, когда это случится, ты будешь в хорошем настроении: плачущие дети в нашем колледже не особо желательны, к тому же они раздражают декана. Как всегда посылаю тебе свой нежный привет. Возьми молоток, сильно стукни по моему привету, а когда он развалится на две части, отдай половинку Уинни.

Всегда любящий тебя V. Л. Доджсон

Энид Стивенс

Крайст Черч, Оксфорд 7 апреля 1891 г.

ДОРОГАЯ Энид!

Итак, ты считаешь себя достаточно храброй, чтобы отважиться совершить со мной прогулку? Я не ошибся? Тогда я зайду за тобой 31 апреля в 13 часов и сначала мы отправимся с тобой в Оксфордский зоопарк, где я суну тебя в клетку к ЛЬВАМ, а когда те как следует насытятся, суну то, что от тебя еще останется, в клетку к ТИГРАМ. Затем мы вернемся ко мне, и я толстой палкой хорошенько вздую мою новую маленькую приятельницу. Потом я запру тебя в угольном чулане и посажу на целую неделю на хлеб и воду. Домой я отвезу тебя на тележке, на которой развозят молоко,— в жестянке из-под молока. После всего этого, когда я в следующий раз загляну к вам в гости, ты закричишь громче, чем КАКАДУ!