Мы все обожаем мсье Вольтера - Ольга Михайлова

Когда маркизе де Граммон доложили о визите полицейского, разговоры в гостиной смолкли. Вошедший, невзрачный о гостем маркизы является мсье Тибальдо ди Гримальди?

Банкир недоумённо обернулся в кресле и сообщил, что Тибальдо ди Гримальди — это он. Тут он вздрогнул и, злобно блеснув глазами, нервно осведомился, не значит ли визит полицейского… Банкир резко вскочил. Не ограблен ли его банк, чёрт возьми, прошипел он, ведь только вчера привезли лионский заем? От лица ди Гримальди стремительно отлила кровь, он побелел. Все невольно задумались, в какой же сумме оный заем выражался?

Но мсье Ларро поспешил успокоить банкира. Грабежей этой ночью не было, но…

— К несчастью…я вынужден обратиться к вам, как к опекуну мадемуазель Люсиль де Валье… Час назад… патруль обнаружил тело мадемуазель на кладбище Невинных. Безумный маньяк начал множить свои жертвы… Мадемуазель обглодана до скелета…

Часть вторая

К Тебе, Господи, взываю; ибо огонь пожрал злачные пастбища пустыни,

и пламя попалило все дерева в поле.

Глава 1. «Вполне разумная и весьма здравомыслящая девица…»

Повисло страшное молчание, столь полное, что в зале стали слышны тихое постукивание в оконное стекло ветки старого клена, размеренное тиканье напольных часов и треск дров в камине. Ошеломлённый банкир тупо смотрел несколько минут в пол, потом тяжело опустился в кресло. Аббат кинулся к нему, но тут Шарло де Руайан проявил несвойственную ему обычно заботливость, поспешно наполнив бокал вином. Но Тибальдо тупо покачал головой.

Габриэль де Конти присел рядом с банкиром и сдавил его запястье.

— Держитесь, Тибо, ради всего святого, держитесь.

Банкир потёр пальцами виски. Тяжело дыша, несколько минут сидел с закрытыми глазами. Его побелевшее лицо медленно приобрело почти нормальный цвет. Аббат подумал, что Тибальдо не напуган — ибо подлинно его устрашила несколько минут назад только мысль об ограблении его банка, но просто ошарашен.

Ди Гримальди повернулся к полицейскому.

— Мсье… — он поморщился, забыв имя чиновника, и тот услужливо подсказал, — мсье Ларро… Не произошло ли всё же ошибки? Мадемуазель де Валье позавчера вечером, довольно поздно, приехала ко мне и сказала, что перед своей свадьбой несколько дней проведёт в родительском доме, и я сам отвёз её туда в своём экипаже. В доме были только кухарка, лакей и горничная, но мадмуазель поднялась к себе, я это сам видел. Она намеревалась наутро побывать у портнихи, забрать платье, а вечером у неё была ложа в оперу. Сегодня она должна была приехать сюда, но… как она могла оказаться на кладбище? Она вполне разумная и весьма здравомыслящая девица…

Мсье Ларро развёл руками.

— Мы пока не можем сказать ничего, труп обнаружен только что, но…

— Там же, где нашли мадемуазель де Монфор-Ламори? — Этот вопрос, перебив полицейского, задал побледневший Робер де Шерубен.

Тот покачал головой.

— Нет. В другом месте, но тоже на лавке около могилы. С западного входа. Я, мсье ди Гримальди, постараюсь уточнить, когда пропала мадемуазель, была ли она у портнихи и в театре, со своей стороны прошу оказать нам всяческое содействие. Мы расспросим всех в доме, и если повезёт, нам хотя бы опишут это чудовище…

Аббат Жоэль поднял глаза на полицейского и вздохнул, а потом неожиданно столкнулся взглядом со старухой де Верней и закусил губу. Мадам Анриетта невозмутимо тонкой золотой расческой чесала пегую шерстку Монамура. Старуху происходящее уже ничуть не пугало, но потешало, понял он. Судя по её улыбке, теперь ей мерещился на смрад серы, но аромат сдобы.

— Простите, мсье, но… Девица тоже… объедена? — осторожно спросила маркиза.

Полицейский замялся.

— Следов зубов, как на первом трупе, нет, но…маньяк освежевал жертву ножом.

Надо сказать, что эта вторая смерть, в отличие от первой, не вызвала обмороков девиц и оторопи мужчин, но испугала почти всех до дрожи. Единственный, на кого сообщение не произвело ни малейшего впечатления, был барон Брибри де Шомон. Он удобно откинулся в кресле, закинул ногу на ногу и любовался своими изящными туфлями с дорогими камнями на пряжках. Реми де Шатегонтье смотрел на них взглядом недоброжелательным и презрительным, то ли находя обновку безобразной, то ли просто страдая от изжоги. При этом аббат осторожно взглянул на Камиля де Сериза. Тот был спокоен и бесстрастен, почему-то продолжая бросать раздражённые взгляды на мадемуазель де Прессиньи. Габриэль де Конти, что делало честь сердцу герцога, уже забыл ссору с банкиром, вызванную их гастрономическими разногласиями и расхождениями в сфере искусства, и продолжал утешать друга с истинной заботливостью. Шарло де Руайан, долго стоя с наполненным для банкира бокалом божоле, начал задумчиво прихлёбывать из него сам.

Все неожиданно заторопились по домам, и маркиза де Граммон была рада такой деликатности своих гостей. Но деликатность была не причём. Каждый жаждал уединиться и в спокойствии обдумать происходящее. Особенно острым это желание было у аббата де Сен-Северена. Он осторожно миновал снующую в гостиной толпу и, не утруждая себя прощанием с хозяйкой, прошмыгнул на парадную лестницу. Благодаря такой мудрой поспешности отец Жоэль первым успел к своей карете, и его кучер, счастливо избежав затора, легко выехал на прилегающую улочку. Аббат приказал ехать вдоль реки, и карета, миновав безвкусную громаду ратуши, пронеслась по улице Сен-Жак. Через несколько минут они въехали в Сен-Жермен. Жоэль старался пока выкинуть все помыслы из головы, чтобы предаться им в покое, но ничего не получалось. Мысли путались, наползали друг на друга, рвались и сбивались в клубок.

Галициано заметил, что хозяин чем-то обеспокоен, и для этого не требовалось особой наблюдательности: аббат в обычное время был невозмутим, как скала, в своем флегматичном спокойствии, теперь же неизвестно зачем подбросив полено в пылающий камин и перемешав тлеющие головни, нервно швырнул кочергу на каминную решётку, испугав кота, укутался в любимый плед, и вместо того, чтобы попросить принести ему книгу, потребовал коньяк. Дворецкий понял, что случилось нечто из ряда вон выходящее — меньшее просто не могло взволновать этого человека. Налив хозяину полный бокал, Галициано поинтересовался, не случилось ли чего ужасного?

Отец Жоэль вздрогнул и возвёл очи к небу. «Ужасно ли, когда люди начинают пожирать людей, Франческо?» Дворецкий с испугом взглянул на господина. «Мсье аббат говорит об этом дьявольском убийстве у биржи, на кладбище Невинных? Да, это ужасно, мсье» «Завтра станет известно, Франческо, что найден ещё один труп». Слуга ужаснулся. «Снова молодая особа?» Аббат вздохнул и кивнул. При этом он не счёл нужным сообщить Галициано, что убита та самая девица, что была здесь два дня назад, сырым ноябрьским вечером, помешав ему, Галициано, провести вечер с друзьями. И, разумеется, не сказал, что эта самая девица покушалась на его монашеское целомудрие и нагло претендовала на половину кровати, в которой аббат привык спать в одиночестве или с любимым котом. Кому нужны эти подробности о покойнице?

Мертвые неприкосновенны.

Однако, разговор со слугой помог аббату расслабиться и чуть прийти в себя. Несколько минут Жоэль сидел, глядя в каминное пламя, потом пригубил коньяк, погладил кота и достал из кармана уже дважды прочитанное письмо Розалин де Монфор-Ламори. Он перечитал его в третий раз.

«Я благодарна вам, мсье аббат, за то, что вы столь добросердечно согласились быть моим духовником. Мысль просить вас об этом пришла мне в голову внезапно, но уповаю, что она была промыслительна. Мне нужен духовный совет, но получить его не у кого. Дело в том, что уже несколько дней со мной происходят вещи, пугающие меня. Ночью часто бывает, что меня что-то пытается удушить, парализует все тело. Я понимаю это, хочу встать, закричать, но не в силах. Иногда я чувствую, что меня словно силой влекут куда-то, я слышу странный голос…Я, как мне кажется, узнаю его. При этом в этих снах есть ещё одна странность, но я не могу доверить её бумаге. Началось это недавно, как раз с того вечера у его светлости герцога Люксембургского, где мы впервые встретились. Что это — злой дух? Может, стоит освятить дом? Помогите мне. Я приду в день Поминовения в Сен-Сюльпис. Застану ли я вас там? Да благословит Вас Господь. Розалин де Монфор-Ламори».

Первое, что он вспомнил по прочтении — совсем мимолетно — был горестный помысел о Мари. Силы небесные, да что это за искус? Но то, что вытворил тогда де Сериз, было подлинно инфернальным казусом, это же — продуманное в деталях убийство.

Камиль отрицал свою причастность. Верил ли аббат де Серизу? Пожалуй, да. Камиль — законченный распутник, подлец, человек без чести, но не людоед. В это Жоэль верил истово. В равной степени аббат понимал, почему это письмо ничуть не заинтересовало адвоката. Ему самому на исповедях часто приходилось выслушивать от девиц подобные признания. Частью это были пустые фантазии, частью — проявление неуемного тщеславия и желания привлечь к себе внимание, но иногда, хоть и весьма редко, встречались и случаи подлинной одержимости. Что было с мадемуазель Розалин? Отец Жоэль задумался. Девица была красива и знала это. Была ли тщеславна? Многое свидетельствует в пользу этого мнения. Сам аббат слишком плохо знал мадемуазель, чтобы вынести собственное суждение. Но, предположим, она не лгала. Что с того? Сам он вначале отнесся к рассказу Розалин серьёзно, — именно потому, что за ним последовала смерть бедняжки. Но все могло быть не причиной и следствием, а случайным совпадением.