Мобберы - Александр Рыжов

ВЫШАТА (примирительно): Не гоношитесь! Дайте-ка ещё разок взглянуть. Да, накарябано, леший не разберёт…

РИТА (ликующе): Вот и ханурики не разобрали! Надеялись, что отберут у нас флэшку, и тогда всё понятно будет. Фигушки! Калитвинцев – молоток, превосходно всё завуалировал. Они и в больницу к нему прорывались, чтобы без всяких ребусов секрет из него вытрясти. Но папа подсуетился, и теперь им туда хода нет – больница под усиленной охраной. Тогда они снова про нас вспомнили, у нас с мозгами получше. Думают, мы загадку раскусим, а они в нужный момент нас ототрут и драгоценности в свою пользу конфискуют.

ДЖИМ (поправляя очки): И ведь конфискуют же, если прошляпим… Но вопрос об этом пока не стоит. Первым делом нужно с картой разобраться. Никто из нас не знает, что за местность на ней изображена. Кто нам может помочь? Кроме Калитвинцева, никто. Вот и выходит, что опять к нему на поклон идти надобно. Как полагаешь, Рит?

ЭЛЕКТРИЧКА (как всегда не в тему): ‹нрзб›.

Ещё один презент от мафии

Немощное тело искусствоведа Калитвинцева охранялось теперь со всей тщательностью, на какую только способны были блюстители законности. Нечего было и думать, что Риту пропустят к нему без достаточных оснований. Достаточным основанием мог быть майор Семёнов, но рассказать ему о карте значило признаться в том, что Рита продолжает заниматься самодеятельностью. Неизвестно, как он отреагирует. Скорее всего, разозлится, перекроет новоявленным сыщикам кислород, и тогда прости-прощай экспедиция за кладом.

Рита подошла к решению проблемы с другой стороны. Отксерила обрывок «Русского слова» с невразумительной чернильной графикой и стала показывать его знакомым специалистам, разбиравшимся в искусстве и истории. Объясняла так: нашла в архиве, заинтересовалась – вдруг что-нибудь эпохальное? О княгине Волконской, графине Воронцовой, Пушкине и Веневитинове – молчок. Специалисты охотно поддавались её обаянию, но ничем поспособствовать не могли. Одни честно признавались, что понятия не имеют, что изображено на карте, другие делали умные лица и пускались в рассуждения: кто-то узнавал в нарисованном ландшафте окрестности Петровского парка, кто-то давал руку на отсечение, что это старинный план Шлиссельбурга, кто-то отправлял Риту в Павловск… Она внимала, соглашалась и шла к следующему специалисту. Так истёк день (даже Вышату в Карелию проводить не успела – ограничились торопливыми чмоками по телефону), и лишь вечером удача наконец улыбнулась ей. Дряхлый полуразложившийся профессор, читавший у неё на факультете литературно-художественную критику, поднёс обрывок к хрящеватому носу, вытер батистовым платком слезившиеся глаза и промолвил, умилительно грассируя:

– Голубка моя, это же Цайицыно! Йазве не видите?

– Царицыно?

– Ну да! – Профессор, близоруко сощурившись, поелозил кончиком носа по ксерокопии. – Этот айхитектуйный ансамбль тйудно не узнать! Башня-йуина, фигуйные войота…

– А там? – Рита потянула за краешек бумаги, чтобы приблизить профессорский нос к обозначенному на карте плюсику.

– Так называемый павильон Нейастанкино, йядом беседка «Хйам Цейейы»…

– Храм кого?

– Цэ-й-э-й-ы, – по буквам выговорил профессор. – Вам это имя ни о чём не говойит?

– А, Цереры… – догадалась Рита.

«Рассказывают, что однажды Волконская обратилась к Веневитинову с просьбой стать её спутником на прогулке. Она собиралась осмотреть развалины Царицынского дворца…» – продекламировали в голове голосом Калитвинцева. Рита навострила уши и буквально ела профессора взором преданной ученицы.

– Владимир Васильич, а где это – Царицыно?

– Голубка моя (другого обращения к молоденьким студенткам профессор не признавал), это в Москве. На экзаменах вы всегда восхищали меня своей эйудицией… Неужели есть пйобелы?

– Есть, – виновато созналась Рита. – Я знаю только, что там стоит какой-то дворец.

– Вейнее сказать, двойцы, – произнёс профессор, и его старческие очи затуманились. – У этого имения долгая и печальная истойия. Когда-то оно носило малопочтенное название Чёйная Гйязь. Тысячу лет назад на пустоши Чейногйязской обитало славянское племя вятичей. Более достовейные данные относятся уже к концу шестнадцатого века, когда пустошью владело семейство Годуновых. В тысяча шестьсот тйидцать тйетьем году её пйиобйёл за семьдесят тйи йубля тесть цайя Михаила Фёдойовича Лукьян Стйешнев. Полвека спустя Чёйная Гйязь пейешла к достославному йоду князей Голицыных, но после постйижения цайевны Софьи они угодили в опалу и усадьба пйишла в запустение. Импейатой Пётй Великий подайил её молдавскому господайю Дмитйию Кантемийу, но и его семья не пйижилась там… У Кантемийа было шестейо детей, однако будто кто-то найочно обйубил все ветви его фамильного дйева – вскойе оно пейестало существовать. Тогда-то и заговойили, что над Чёйной Гйязью висит пйоклятие…

У Риты засосало под ложечкой. Место, овеянное сказаниями! Если и прятать сокровища, то только там…

– Дальше-то, дальше что? – пришпорила она умолкшего профессора.

– Дальше, голубка моя, имение купила импейатйица Екатейина. Она и пейеименовала его в Цайицыно. Было йешено благоустйоить его по лучшим евйопейским обйазцам. Айхитектой Баженов составил пйоект и пйиступил к стйоительству. Оно пйодолжалось десять лет, были возведены двойцы, мосты, айки, но Екатейина ни с того ни с сего йассойилась с Баженовым, отстйанила его от выполнения заказа и даже пойучила йазобйать спйоектийованные им постйойки. Истойики тейяются в догадках, какая муха укусила импейатйицу… Стйоительство было пейедано дйугому талантливому зодчему – Казакову. Он сохйанил половину баженовских стйоений, остальное пейеделал по-своему. В тысяча семьсот девяносто шестом году Екатейина умейла, и йаботы в Цайицыне заглохли. С тех пой бесхозное имение ветшало, йушилось, покуда уже в наши дни пйавительство Москвы не опйеделилось с его йеконстйукцией… Надеюсь, голубка моя, доклад стайого мухомойа удовлетвойил ваше любопытство?

От профессора Рита вышла окрылённая. Точная привязка к местности найдена, можно отправляться в путь хоть завтра! Распираемая радостью, она пренебрегла осмотрительностью и прямо с улицы позвонила Вышате.

– Я нашла клад!

– Где? – оторопел он.

Рита, захлёбываясь, пересказала ему всё, что узнала у профессора. Вышату это тоже обрадовало, но он настрого запретил ей предпринимать какие-либо действия до его возвращения из Петрозаводска.

– Помни, что они следят за нами. За тобой в особенности.

– Помню, – сказала она, хотя в этот миг забыла обо всём, кроме того, что было связано с Царицыном и сокровищами княгини. – Но ведь не терпится!

– Потерпи. Через неделю вернусь, вместе поедем в Москву. Обещаешь дождаться?

Она пообещала. Повода для спешки не было: соперникам ни за что не найти такого осведомлённого консультанта, какого нашла она! Подумав так, Рита внезапно испугалась. Вышата не зря упомянул о слежке. С них станется нагрянуть к профессору… Она заметалась по улице, заскочила в бакалейную лавчонку, потолкалась там среди покупателей, глядя сквозь витринные стёкла: не покажутся ли бандитские филёры. Никто не показался.

Было уже поздно, когда она, тщетно стараясь отделаться от беспокойства, ехала домой. Выйдя из метро, ещё раз проверила, не прицепился ли соглядатай. Вроде чисто, но кто их знает, этих мазуриков… По дороге на улицу Латышских Стрелков, улучив момент, когда поблизости не было прохожих, позвонила старику-профессору:

– Владимир Васильич, у вас всё в порядке?

– Голубка моя, – прокаркал он, смеясь, – что может быть в пойядке у девяностолетнего аксакала? У меня атйофийовалось всё, что только могло атйофийоваться. Я ощущаю себя пейежитком пйошлого, эдаким йудиментом, случайно сохйанённым пйийодой…

– Я не об этом, – прервала его Рита. – К вам после меня никто не заходил?

– В вас пйобудилась йевность? Хо-хо! Нет, голубка моя, после вас никто не посещал келью пйестайелого аскета…

У Риты немного отлегло от сердца. Прежде чем войти в свой подъезд, она раскрыла висевшую на плече сумочку и дотронулась до лежавшего в ней пистолета. За дверью парадного, в лифте, на площадке – подкараулить могут всюду. Дадут битой по кумполу, и поминай как звали…

Отец со службы ещё не пришёл. Рита вошла в квартиру, закрыла за собой дверь на два замка, вставила в паз цепочку и только после этого почувствовала себя в относительной безопасности. Села на стульчик в прихожей и привалилась спиной к стене. Суматошный день. Надо сегодня лечь пораньше и ни о чём больше не думать. Приедет Славик, тогда и настанет пора действовать. А пока – отдых.

Рита встала. Дрыгнула сначала правой ногой, потом левой и запулила туфли в разные углы коридора. Прошла в комнату, стала расстёгивать волглую блузку. Неожиданно под одной из пуговиц нащупалось что-то инородное – малюсенький твёрдый катышек. Рита включила настольную лампу, стянула блузку через голову, расстелила на кровати и отколупнула катышек ногтем. Поднесла к свету, придушенно ойкнула.