Больше, чем друг - Элизабет Винфри

Мысль о том, что Ребекка могла целоваться с другим парнем, оказалась странным образом успокаивающей. Раз я не схожу с ума от одной лишь воображаемой картины своей девушки в объятиях какого-то хлыща из Нью-Йорка, то это уменьшает мою вину. Мы с Ребеккой молоды — вполне понятно, что мы делаем ошибки. Так? Так.

Решив эту задачу, я снова переключился с Ребекки на Делию. Но не успел найти себе подходящих оправданий. Ко мне постучала мама.

— Кейн? Ты уже проснулся? — позвала она, с треском открывая дверь.

— К сожалению, да.

Я перевернулся на живот, надеясь, что она поймет намек и удалится.

— Делия внизу, дорогой.

— Делия? — я быстро сел и отшвырнул одеяло на целый фут от кровати. — Подожди две минуты, а потом пускай ее ко мне.

Я заметался по комнате, пытаясь одновременно натянуть джинсы и причесаться. Дверь отворилась в тот момент, когда я застегивал рубашку, и Делия просунула голову внутрь.

— Могу ли я попросить уделить бывшему лучшему другу минуту твоего драгоценного времени? — спросила она.

Неприятное чувство, которое я испытал, пробудившись, тут же улетучилось. Похоже, все будет хорошо.

— Только в том случае, если ты исключишь из своего вопроса слово «бывший», — ответил я, широко распахивая дверь.

— Я принесла предложение о мире, — сказала Делия, ступая в комнату.

Она протянула мне коробочку с печеньем и плюхнулась в старый шезлонг, который я держу у себя в комнате.

— Знаешь, Дэл, я проснулся сегодня утром с единственной мыслью: французский хворост[21]. А тут как раз и ты.

— Я неплохо знаю тебя, Парсон, — она свесила ноги через подлокотники кресла и положила подбородок на руки. — А я почти не спала всю ночь.

— Я тоже. У меня было такое ощущение, что все рушится.

Я достал печенинку и передал коробочку Делим.

Она взяла французский хворост и откусила сразу половину.

— Мы не можем допустить, чтобы из-за этого наша дружба поломалась. Мы оба приняли это слишком близко к сердцу.

— Совершенно согласен, — сказал я.

При свете дня происшествие не казалось таким уж важным. Ну, поцеловались. Один поцелуй вряд ли означает конец света. Как ни крути, мы — полные жизни американские тинейджеры. А подростки все время целуются. Мы же никого не убили и не сделали еще что-нибудь в этом роде.

С минуту Делия жевала в задумчивости.

— Я имею в виду, если бы нам действительно понравилось целоваться, вот тогда могла бы быть проблема.

Я кивнул, хотя и не мог взять в толк, к чему она клонит. А у нее в мозгу явно зародилась какая-то теория. Я всегда это чувствую.

— Но если к этому подойти рационально, то понимаешь, что наш поцелуй — это все-таки хорошая вещь. — Она сделала паузу, ожидая моей реакции. Но я промолчал, и она продолжила: — Вот мы, два друга противоположного пола. Это естественно, что в нас пробудилось некое… хм… любопытство друг к другу.

— Любопытство, — повторил я, просто давая понять, что слушаю.

— Да. И теперь, когда с нашим поцелуем получилось все не так, мы можем спокойно позволить всей этой истории кануть в прошлое и забыть о ней. Мы знаем, что никогда больше не захотим поцеловаться, и не станем. И делу конец.

Я был немного разочарован тем, что она так легко отвергла мой поцелуй. Для меня этот опыт оказался сродни полету в космос. Я словно прицепился к потерявшему управление космическому кораблю. А когда наконец оторвался, то мне потребовалось по крайней мере десять секунд, чтобы понять: да, сила притяжения до сих пор еще существует. Я не мог отрицать, что Делия взбудоражила меня — до опасного уровня.

Но спорить я не собирался. Сейчас я бы согласился с ней, даже если бы она заявила, что земля совершенно плоская. Я просто хотел, чтобы мы Помирились и продолжали дружить.

— Делу конец, — поддакнул я.

Делия протянула руку, и я крепко пожал ее.

— Я рада, что нам удалось это решить, — сказала она так, будто спор шел из-за того, кому мыть посуду.

Я улыбнулся.

— Я тоже, Дэл. Не сомневаюсь, что сегодня мы оба будем спать гораздо лучше.

— Это точно.

Я откинулся на подушки, ощущая, словно заново родился. Во всяком случае, мир больше не рушился, и я был за это очень благодарен.

Подъезжая в воскресенье вечером к дому Ребекки, я весь дрожал от нервного возбуждения. Она позвонила сегодня днем, как только вернулась из Нью-Йорка, и через несколько минут я увижу ее прекрасное лицо. Чувствуя, что отныне у нас все начнется по-новому, я с нетерпением ждал, когда смогу услышать ее голос. После того поцелуя с Делией я понял, что скучаю по Ребекке больше, чем предполагал. Вероятно, я перенес свои чувства на Делию, которая в свою очередь перенесла свое отношение к Джеймсу на меня — в общем, готовый рецепт того, что произошло.

К воскресенью температура на улице была все еще минусовая. Поэтому, когда Ребекка спросила, не хочу ли я покататься на коньках в Гамильтонском парке, я подумал, что погода словно нарочно подгадала. Я представил себе, как мы вдвоем, держась за руки, кружим по пруду. Не считая мелюзги, которая будет мельтешить тут же, мы будем одни в нашем собственном мире. А потом мы пойдем к ней, станем пить горячий шоколад (правда, может быть, горячее яблочное вино было бы даже лучше) и целоваться до глубокой ночи. Я не мог дождаться, когда наступит этот момент.

Я прибыл к Фостерам, и Ребекка сразу же открыла дверь. Не успел я чмокнуть ее в качестве приветствия, как она завертелась в прихожей.

— Тра-ля-ля! Как тебе моя новая экипировочка?

— Ух ты! — это все, что я смог выговорить.

На Ребекке было коротенькое розовое платьице для фигурного катания. Должно быть, его сшили из стопроцентной лайкры, потому что оно облегало ее, словно вторая кожа. Длинные ноги Ребекки были обтянуты телесного цвета колготками, а в одной руке она уже держала белоснежные коньки. Если честно, то все, кого я знал, катались в джинсах и свитерах. Мне бы никогда не пришло в голову, что Ребекка снарядится, как будто у нее ведущая роль в балете на льду. Но я был далек от недовольства. Она выглядела как олимпийская чемпионка, ставшая супермоделью.

— Ну пошли же. Скоро все уже будут там.

Она схватила пальто и выпорхнула за дверь.

Не знаю, что она имела в виду под «всеми», но я до сих пор не мог произнести ни слова, потрясенный ее платьем. Если бы я открыл рот, то, уверен, из горла вырвался бы один писк.

В машине я привлек ее к себе. Поцелуем с Ребеккой я окончательно перечеркну тот ужасный вечер с Делией. Как только мои губы коснутся ее губ, тот вечер в День Благодарения станет не более, чем дурным сном. Но крайней мере, я надеялся, что так будет.