Хор из одного человека. К 100-летию Энтони Бёрджесса - Энтони Берджесс

— Да-да, мистер Радж уже хорошо известен в редакции «Гермеса».

Элис спросила:

— Вы его видели, да? Вы же только что из Лондона. Ваш отец дал ему ваш адрес. Где они? Что происходит?

Она не потеряла ни сна, ни веса. Взгляд ее был ясен, волосы сияли, ее прекрасное полноватое тело облегало что-то элегантное, но скромное. Здесь, очевидно, присутствовала лишь одна персона, мистером Раджем доселе не виданная, и он восхитился ею своими сверкающими глазами, и трепещущими ноздрями, и всеми своими многочисленными зубами.

— Истинное воплощение, — сказал он, — красоты английской женщины.

Комплимент был пропущен мимо ушей.

— Давайте, — потребовала Элис, — рассказывайте, что происходит.

— Меня попросили навестить их, — ответил я. — Ему нужно зимнее пальто.

— И всё?

— Он сказал, что зла не держит и что денег послать не может.

— Пусть подавится своими деньгами, — едко сказала Элис.

— Похоже, что у него их вовсе нет, — сказал я. — Мне пришлось дать ему немного. Он хочет начать небольшой бизнес. А сейчас они живут, как бы это выразиться, в крайней нищете, я даже повел их пообедать.

— Я не думаю, — восторженно сказал мистер Радж, — что удостоился чести быть представленным должным образом.

— Где они живут? — спросил Эверетт. — Я не могу позволить. Просто не могу. В конце концов, она моя дочь.

Он отхлебнул темного эля. Я вспомнил, что тоже жажду. Благовоспитанно поинтересовался у мистера Раджа, чего бы ему хотелось.

— Что вы закажете, то и мне, мистер Денхэм.

Элис порывисто откупорила два темных эля и налила, приговаривая.

— Не может он содержать ее. А она — его.

— Я думаю, что она, скорее всего, сможет, знаете ли, — сказал я.

И Элис сказала, покусывая губку:

— Шлюшка.

— Довольно, — обиделся Эверетт, — я не хочу этого слышать. Да и кто вообще все это начал?

Элис повернулась к нему, поставив, не глядя, эль перед мистером Раджем — мистером Раджем, сказавшим:

— Благодарю вас тысячу раз, прекрасная дама.

— Неужели нельзя просто немного развлечься без того, чтобы все вокруг принимали это всерьез? — спросила Элис.

Музыкальный ящик издал громкий джазовый «Аминь!» и сдох.

— Мы только хотели, — сказала Элис, слишком громко в наступившей вдруг тишине, — немножко повеселиться.

— Ну ладно, — сказал Мэннинг, появившись из гардеробной, одновременно служившей ему кабинетом, и похлопал по плечу вест-индского певца. — Спой-ка нам, парень.

— Как я могу петь, когда я бездомный? — ответил певец. — Вы могли бы петь, если бы оказались на улице?

Мистер Радж серьезно кивнул, глаза его улыбались. Он сказал:

— Меня самого отправили в обычную вест-индскую меблирашку. Я полагаю, что, возможно, лучше жить на улице, чем в таком месте.

— А вы сейчас, — спросил вдруг певец без всякой связи, — говорите, как гражданин Британии? — Рука его сильнее сжала гитарный гриф. — Вы не похожи на Британского подданного.

— Я гражданин Британского Содружества и бакалавр искусств, и здесь я, чтобы провести важное исследование касательно расовых отношений, — с достоинством ответствовал мистер Радж.

— Вы должны дать мне их адрес, — обратился Эверетт ко мне. — Я требую. Мне даже страшно подумать, что может случиться с бедной девочкой в Лондоне без гроша в кармане.

— Я дал им семьдесят семь фунтов, — сказал я. Эверетт посмотрел на меня с сомнением, думая об «Избранном».

Вест-индиец все-таки уважил хозяина, сел на стул и запел:

Из-за любви, любви до конца,Эдвард-король лишился венца…

— Что вы собираетесь делать? — спросил я Элис.

— Делать? — Она недоброжелательно уставилась на меня, вытирая бокал. — Я собираюсь разводиться, вот что я буду делать. И когда он приползет ко мне, то будет слишком поздно.

— Он говорит, это любовь, — сказал я.

— Любовь, — ухмыльнулась она, и темный голос над гитарой откликнулся эхом:

Из-за любви, любви до конца,Эдвард-король лишился венца…

— А после развода?

Но она не ответила. В бар вошли двое, распахнутые пальто являли процветающие жилеты, один — со старомодной цепочкой от часов. Вошедшие благостно похохатывали в благостном розовом полумраке, и Элис одарила их радушной улыбкой барменши. Мистер Радж, который оживленно беседовал с мрачно кивающим Эвереттом, ликуя, повернулся к вновь прибывшим.

— Я еще, — воскликнул он, — не имел удовольствия встретить вас раньше. — Он объявил свое имя, происхождение, квалификацию и цель прибытия и настойчиво добавил: — Ваше неоценимое участие позволит мне получить полное представление о проблеме расовых взаимоотношений.

— Послушайте, — сказал один из пришельцев, — мы зашли сюда на минутку, чтобы выпить перед тем, как откроются бары. И ничего серьезного на уме у нас нет, не так ли, Роберт?

— Именно так, ничего, — его спутник плеснул газировку в двойной виски.

— У вас нет желания обсудить важнейшую проблему, от которой может зависеть благосостояние и даже само существование цивилизованного мира?

— Не теперь, — сказал тот человек, который был не-Роберт. — Как-нибудь в другой раз.

Из-за любви, любви до конца,Эдвард-король лишился венца…

— Следовательно, вы признаетесь в легкомыслии по отношению к важным глобальным проблемам?

— Как вам угодно, — подтвердил не-Роберт. Но прибавил: — Для туземца вы определенно хорошо говорите по-английски. Где это вы наловчились так выговаривать все эти зубодробильные слова?

— Вот что, — вмешался Мэннинг, приблизившись и неодобрительно хмурясь в мою сторону. Он положил руку на плечо мистера Раджа и сказал: — Сюда приходят поразвлечься, и все тут. Поразвлечься. Так ведут себя в Англии, знаете ли.

— Да, — кивнул в ответ мистер Радж, — я понимаю, понимаю.

Карибская песня подошла концу:

Из-за любви, любви до конца,Эдвард-король лишился венца…

Мэннинг подошел к музыкальному автомату и накормил его шестипенсовиками.

— Я вижу, — сказал мистер Радж, — что нынешнее поколение англичан весьма благоразумно. Нам все еще есть чему у них поучиться.

Он снял пальто, обнаружив отлично пошитую пиджачную пару из серой ткани в «елочку», в которой он выглядел стройным, красивым, изысканным.

Мерный неторопливый ритм музыки вызывал вибрацию сочувствия в каждом фибре — фортепианные триоли, потом бесполый голос, придыхая на гласных, обратился к танцующей влюбленней паре, вынырнувшей из темного угла. Мистер Радж наблюдал за ней благожелательным азиатским взором. Элис неудачно выбрала время, чтобы выйти из-за стойки бара, очевидно в дамскую комнату. Мистер Радж, воспылавший и сияющий, пошел на нее, раскинув руки.

— Одарите меня, прекраснейшая дама, бесценной честью потанцевать с вами.

Элис отступила.

— Давай, милая, — сказал не-Роберт, — протяни ему руку дружбы. Пускай чуток помолчит.

И вот мистер Радж, с трепетом обнимая свою первую в жизни белую женщину, вышел на крошечную танцплощадку. Танцевал он хорошо. Я обратился к Эверетту:

— У нее собственная жизнь, и я вполне уверен, что Уинтерботтом о ней позаботится.

— У меня, — сказал Эверетт, который, как я заметил, потреблял темный эль не останавливаясь, — стойкое предчувствие беды. Поэты обладают пророческим даром. Поэт тоже сивилла.

Он икнул. Мне стало его жаль, и я сказал:

— Надо бы нам как-нибудь снова обсудить ваше «Избранное».

— Никогда, — воскликнул он гневно, — ни за что! Я не нуждаюсь в вашем покровительстве. — И снова икнул.

— Ах да, — сказал я, — извините, я совсем забыл. Тот ваш фельетончик в «Гермесе», написанный в соавторстве с моей сестрицей Берил, запечатлевший в вечности мое неотесанное филистимлянство набоба. Отлично, забудем об «Избранном».

Я оглянулся, застегивая пальто и наблюдая за увлеченным и счастливым мистером Раджем. Теперь мне пора улизнуть.

— Нет, нет, мы не этого хотели, — сказал Эверетт немощно.

Обе мои сумки стояли у двери. Я глупо начал пробираться к ним на цыпочках, забыв, что ковер и музыка заглушают шаги в любом случае и что мистер Радж, величественно кружа в экстазе, все равно может меня видеть и вряд ли выпускал из виду, а если и отвлекся ненадолго, то легко меня обнаружит. И в подтверждение он тут же перекричал музыку:

— Теперь вы посетите вашего отца, мистер Денхэм, и будете готовиться к вечеру. Мы увидимся позднее и продолжим наше отчаянное веселье.

И потом, когда я открывал дверь, ко мне подошел вест-индиец и сообщил:

— Это несправедливо, приятель — то, что делает иностранец, он пытается уговорить миссис Элис дать ему комнату в доме, а не мне, моей жене и ребенку, которые есть настоящие британские подданные. Поговорите с ней, са, и объясните, кто здесь заслушивает жилья. И, пожалуйста, са, укажите же оважение к музыке.